Реинкарнация (СИ) - Шамс Сур

Его уже ничего не радовало, ни танцы и песни шутов, ни бои рабов в бычьих ямах, где их терзали львы и тигры. Изысканная и вкусная еда уже не лезла в горло, а всех женщин в гареме уже перепробовал. Не думал, что когда-нибудь ему всё надоест и он будет чувствовать усталость и уныние от своего положения.

Когда он был рабом всё выглядело гораздо веселее, даже миску похлебки и засохшую краюху хлеба, выдаваемую по вечерам, он ждал с великим ожиданием счастья. Вот дёрнуло же его тогда во время восстания «неприкасаемых» схватить шапку Ю-маха и напялить на себя. И теперь он великий Солтан уже десятки лет, подумать только, где такое вообще видано.

Всё о чём только мог мечтать раб осуществилось и он уже не рад своей власти, воистину же тяжела шапка Ю-маха. Не только в переносном смысле, но и физически — он покрутил головой разминая мышцы шеи. Не придумав ничего интересного, владыка взял кувшин д’ихъ и направился в свою опочивальню, напиться до бесчувствия и забыться сном.

Не успел он дойти до своих покоев, как его ноздри уловили слабый запах. Чувствовалось что-то волнующее в этом аромате, то что пробуждало в нём давно забытые ощущения. Сладость и пряность сливаясь в тонкий букет, достигали самых чувственных уголков его мозга. Словно лишённый ума он побрел ведомый шлейфом аромата, надеясь найти источник столь прекрасного благоухания, как если бы на мгновение раскрылись врата в Джаннат (Рай).

Вот он прошёл по коридору дальше, мимо своих покоев и он даже оставил, перед дверью на полу, свой кувшин. Теперь его волновала лишь одна мысль — найти средоточие запаха, взбудоражившего всю его основу до конца. След аромата вывел его из дворца и довёл до Солтанского сада. Тут к нему приплелось дыхание прекрасных цветов, разводимых лучшими садовниками, но повелитель лишь фыркнул носом, изгоняя их из своего обоняния. По сравнению с той сладостью, они казались ему испарениями гниющих на солнце животных. И он сосредоточился, стремясь уловить новую порцию очарования, исходящей из глубин сада.

Слабый порыв ветерка донёс до его, раскрасневшегося от возлияний носа, сладкое дыхание — обещающее ему неземное блаженство. Определенно центр всего этого великолепия располагался вон в том углу сада, возле беседки с фонтаном, скрытой в зарослях виноградной лозы.

Солтан поспешно направился туда, волоча за собой по земле полы своего кафтана. Непомерно длинные рукава болтались на уровне ниже коленей, высвобождая руки через грубо сделанные прорези. Он не только носил шапку Асур-Кхана, но также и его одежду. И разумеется она велика по размерам, не укорачивать же в самом деле рукава, отрезая их под уровень запястий. Ведь так она потеряет весь свой статус божественного происхождения, такие раньше носили только Боги.

Ведомый запахом, он услышал в глубине сада женский смех, в беседке ощущалось чье-то присутствие. Неужели кто-то из его многочисленных наложниц или рабынь, но что бы они пахли так же прекрасно, да никогда в жизни. Владыка уже практически бежал, когда запыхавшись и путаясь в ветвях плетистых роз на перголах, ворвался в уютно устроенную садовую беседку.

Его встретили две пары глаз, недоумевающих и удивленных, молча уставившихся на него. Две юные девы, абсолютно одинаковые и похожие друг на друга, как две капли воды. «Близнецы» — подумал владыка, жадно оглядывая их с ног до головы. Они обладали на загляденье приятной внешностью и точёными телами, слегка прикрытыми, под полупрозрачными одеяниями. Ещё никогда ему не доводилось лицезреть столь красивых и волооких красавиц с белоснежным ликом.

Их кожа подобно бархату, на длинных ресницах блестели росинки, подобные мельчайшим камням драгоценных алмазов. За их ярко алыми, приоткрытыми губами скрывались ряды ровных зубов, сравнимые с лучшим жемчугами из сокровищницы Солтана. Свет полной Йу на небе, пробиваясь сквозь лианы цветов, освещала их волосы — белые, точно снег на вершинах гор.

Они всё также молча и неотрывно смотрели на него, в их взгляде проглядывалось нечто особенное, заставляя его кровь вскипать, ударяя в голову похлеще любого д’ихъ. Никто из женщин не осмеливался так смотреть в его присутствии, ведь он сам Солтан, властитель душ и владыка народов. Но сейчас он готов сам отдать душу, лишь бы это никогда не заканчивалось. Будто услышав его мысли, одна из них не вставая со своего ложа, где они полулежали на подушках, призывно поманила его пальцем.

Повелитель незаметно ущипнул себя под полой кафтана, всё это казалось ему неправдоподобным сном. Может быть он уже напился в стельку и теперь лежит в своих покоях предаваясь фантастическим грёзам. Но боль от щипка ощущалась вполне реальной и даже привела его мысли в подобие некого порядка. Вернув себе дар речи он даже пробормотал что-то, приближаясь к ним на ватных и сгибающихся ногах.

— Ааа, я знаю, сюрприз от моего вербовщика Нэсаба, — он оскалился улыбкой кастрированного осла. — Вот же лысый чорт, решил таки уважить меня и купил что-то стоящее, — взгляд его бегал от одной к другой и облизнув пересохшие губы он продолжил. — Зря в нём сомневался всё-таки, я даже готов простить ему воровство за такие подарки.

Девы продолжали молчать, лишь неотрывно продолжая смотреть на него, немигающим взором своих больших глаз. Ну что же, Солтана в неком роде даже раззадоривала их безмолвность. И расположившись между ними, он вконец расслабился и в привычной манере начал распускать руки. И они тут же резко осадили его намерения. Но не успел он возмутиться их непокорностью, как сами стали ластиться к нему и прижиматься, будто кошечки перед кормёжкой.

Такое ему понравилось весьма, ведь обычно он брал наложниц силой, а они только молча терпели, пока он не закончит. Тут же всё происходило наоборот и он всецело отдался во власть новых для себя ощущений. Удивительно, но их прикосновения осязались холодными для кожи и несмотря на их умелые ласки, Солтан не смог ощутить привычной ему теплоты женских рук.

Впрочем, ему могло показаться, всё-таки уже наступил вечер и в южной ночи ощущалась свежесть морского бриза, дующего со стороны залива Рог Ай-ван. Он немного продрог и решил умножить своё удовольствие, переместившись в тёплые купальни, так любимые им за приятную для тела негу.

— Ох, мои красавицы, — владыка уже совсем опьянел от нахлынувших на него ощущений, — Пройдёмте со мной, — позвал он и встав с каменной скамьи, направился к выходу из садовой беседки.

Он обернулся, кажется они вовсе не хотели идти за ним, словно не желали согреться от холода ночи. Наконец близняшки переглянулись друг с другом, как если бы посмотрелись в зеркало, настолько сильно не отличить их друг от друга. В их неподвижных очах блеснул огонёк, сопровождаясь лёгкой, едва заметной улыбкой на устах.

Солтан шёл во главе, предвкушая впереди ночь сладостных утех, в объятиях новоприобретенных красавиц. А они шли за ним будто лебеди, плывя едва касаясь земли под полами своих платьев. Только никто из них не видел, как из-за кустов в чаще сада, за ними наблюдает пара недобрых, горящих жёлтым огнём глаз.

Миновав коридор и покои, троица прошла в купальни, мимо ошарашенных стражников на дверях. На них, обделенных женским вниманием, так же подействовал аромат, тянущийся шлейфом за девами. И если бы не боязнь гнева их господина, то они тут же набросились бы на них в порыве страсти.

Солтан хотел омыться прежде, чем предаться ночи удовольствий с сёстрами-близняшками, как про себя он окрестил их. Поэтому скинув с себя одежды прошёл в комнату с бассейном и нырнул в воду. Вода чистая как слеза, приходила с ледников, протекая через акведуки построенные ещё во времена империи.

Также она хранила в себе многие тайны и многие смерти. Отсюда стража частенько выносила бездыханные тела утопленных Солтаном наложниц. Поскольку он, пресыщенный от чувственных удовольствий, имел нездоровую склонность ко всяческим экспериментам в любовных развлечениях.

И одним из них стало обыкновение Солтана брать рабынь сзади, перекинув их через борт бассейна, в то время как их головы погружались под воду. От нехватки воздуха, тела их содрогались в конвульсиях снаружи и изнутри, от чего он испытывал неописуемое наслаждение, двигаясь внутри них в такие моменты. И часто они захлёбывались ещё до того, как он успевал удовлетворить свою похоть.