День "М" - Виктор Суворов

Вместе с Жуковым из Москвы прибыла группа слушателей военных академий — офицерский резерв. Жуков снимал тех, кто, по его мнению, не соответствовал занимаемой должности, расстреливал и заменял офицерами из резерва. Ситуация: отстранен командир стрелкового полка, из резерва Жуков вызывает молодого офицера, приказывает ехать в полк и принять его под командование. Вечер. Степь на сотни километров. По приказу Жукова все радиостанции молчат. В степи ни звука, ни огонька — маскировка. Ориентиров никаких. Пала ночь. Всю ночь офицер рыскал по степи, искал полк. Если кого встретишь в темноте, то на вопрос не ответит: никому не положено знать лишнего, а если кто и знает, проявит бдительность: болтни слово — расстреляют. До утра офицер так и не нашел свой полк. А утром Жуков назначил на полк следующего кандидата. А тому, который полк найти не сумел — расстрел.

Когда генерал-майор П.Г. Григоренко такое написал, западные эксперты не поверили — им наших порядков не понять. И решили, что генерал Григоренко просто зол на коммунистическую власть и потому преувеличивает.

А потом появились другие свидетельства. В отличие от мемуаров Григоренко, они принадлежат людям, советским, властью обласканным. Вот одно. Выбрал потому, что писал тоже генерал-майор, в тот самый момент он воевал на ХалхинГоле, и ситуация тоже связана с темнотой. Свидетель — Арсений Ворожейкин, дважды Герой Советского Союза, генерал-майор авиации. Во время войны он вошел в первую десятку советских ассов. А тогда, летом 1939года, был молодым летчиком.

Ситуация: возвращался с боевого задания вечером. Сгущался мрак. Бензин на исходе. Внизу — колонна войск. И не понять в сумерках: свои или японцы. И бензина нет покрутиться над колонной. Дотянул до аэродрома. Сел. О замеченной колонне можно было не докладывать: в воздухе он был один, мог бы промолчать, не видел ничего да и делу конец. Но доложил: видел колонну, а чья, не понял, вроде японцы.

Через некоторое время молодого летчика вызывают прямо к Жукову. И вопрос: чья же колонна, наши или японцы? Летчик отвечает, что рассмотреть было невозможно. Дальше произошло вот что: «Жуков спокойно сказал:

— Если окажутся наши, завтра придется вас расстрелять. Можете идти.

До меня не сразу дошел смысл этих слов. Но когда осознал угрозу, во мне закипела обида. Вытянувшись по стойке «смирно», решительно заявил: — Расстреливайте сейчас…

Жуков хмыкнул. Повернувшись к тумбочке, стоявшей позади него, достал початую бутылку коньяка и стакан, налил его до половины, протянул мне:

— Выпейте и успокойтесь.

— Я никогда не пью один.

Он снова хмыкнул и, подумав, достал второй стакан, налил себе…». («Красная звезда», 5 августа 1992 года).

Ворожейкина спасла твердость характера. И повезло: у него была возможность проявить твердость перед Жуковым. Тем, кого головорезы из батальона Осназ НКВД арестовывали в степи и стреляли на заре, проявленная твердость не помогала.

У стремления Жукова к порядку (через расстрелы) была и другая сторона. Тех, которых испытал в бою, которым поверил, Жуков смело ставил на любой пост, доверял любое дело. Нужно сказать, что в большинстве выбор Жукова оказался правильным. Люди жуковского выбора были самостоятельны, рассудительны, решительны и тверды.

Мы знаем, что Сталин послал воевать своего личного пилота Голованова, а Ворошилов — своего генерала для поручений особой важности Хмельницкого. Неплохо глянуть и на жуковскую команду в начале июня 1941 года. Да и на самого Жукова.

Жуков — наступление. На фронте это знал каждый. Появление Жукова означало не простое наступление, но наступление внезапное, решительное и сокрушительное. Вот почему предпринимались меры к тому, чтобы скрыть присутствие Жукова в данный момент, на данном участке фронта. Жуков появлялся без знаков различия, о его присутствии запрещалось говорить, в шифровках не указывалось его имя, лишь псевдоним.

Эти правила распространялись и на других маршалов и генералов, но все же Сталин прятал Жукова особо.

Или особо демонстрировал. В октябре 1941 года наступил критический для Советского Союза момент. Германские войска вышли к Москве. Москву защищал Западный фронт, командование которым 13 октября принял Жуков. Главный редактор «Красной звезды» Д. Ортенберг (сослуживец Жукова по Халхин-Голу) послал в штаб Западного фронта фотокорреспондента с приказом сделать снимок: Жуков над картой сражения. Жуков прогнал корреспондента из штаба, не до фотографий. Но через несколько дней фотокорреспондент вернулся в штаб Западного фронта с тем же приказом, но теперь приказ отдал Сталин лично.

Снимок появился на первых страницах газет: вся армия, вся страна, весь мир должны знать, что Москва не будет сдана — оборона Москвы поручена Жукову. Понятно, Жуков не только оборонялся, но и перешел в решительное наступление, которое было полной неожиданностью для германского командования.

Другой пример. Весной 1945 года 1-й Белорусский фронт под командованием Жукова готовится к Берлинской операции. 13 апреля в Москве Сталин как бы невзначай сообщает Гарриману, что немцы по понятным причинам ждут удара на Берлин, а мы их обманем: главный удар не на Берлин, а на Дрезден. Разочарованным советским солдатам и офицерам у самых стен Берлина тоже сообщили, что удар будет наноситься на другом направлении. И чтобы развеять сомнения, объявляют приказ о том, что командование фронтом принял генерал армии В.Д. Соколовский, а Маршал Советского Союза Г. К. Жуков убыл на другое направление… Понятно, Жуков не убывал и командование фронтом Соколовскому не передавал, просто перед началом наступления неплохо позволить противнику расслабиться и с облегчением вздохнуть.

Принцип понятен: когда Сталин боится за прочность своей обороны, он Жукова демонстрирует, когда Сталин готовит внезапный удар, он Жукова прячет.

В июне 1941 года Г. К. Жуков как начальник Генерального штаба должен оставаться в Москве. Но 21 июня на заседании Политбюро было принято решение: на румынской границе тайно развернуть Южный фронт (под командованием генерала армии И.В. Тюленева), а Жукова направить в Тернополь координировать действия Южного и Юго-Западного фронтов.

Решение направить Жукова в Тернополь Сталин принимал не в связи с угрозой германского нападения: Сталин такого оборота не ожидал.

Если бы Сталин боялся за свою оборону, то из полета Жукова в Тернополь не следовало делать тайны. А можно было даже и поместить на первых страницах снимок: Жуков с чемоданом идет к самолету.

Но полет Жукова был абсолютной государственной тайной. Случилось так, что Жуков полетел в Тернополь 22 июня (взлет в 13.40), то есть уже после начала германского вторжения. Но решение принималось накануне. Точнее, решение об этом было принятое мае, а утверждалось 21 июня. Как чрезвычайно секретное.

О степени секретности свидетельствует такой факт: 19 июля генерал-полковник Ф. Гальдер записывает в служебном дневнике свои сомнения в существовании Южного фронта: «Если бы здесь действительно была создана новая крупная руководящая инстанция, нам наверняка было бы точно известно имя ее руководителя…». Гальдер также высказывает сомнения в существовании 9-й и 18-й армий, которые входили в состав Южного фронта. У Гальдера не вызывает сомнения только присутствие в этом районе 2-й армии (которая ни до, ни во время, ни после Второй мировой войны на европейской части СССР не появлялась: она постоянно находилась на Дальнем Востоке).

Если в ходе войны, почти через месяц после ее начала, германская разведка не смогла вскрыть существование Южного фронта, то тем более она не могла знать о миссии Жукова, который 21 июня получил задачу; координировать действия Южного и Юго-Западного фронтов. Сталин умел хранить тайны.

В 1940 году Гитлер понял, что над нефтяными месторождениями нависла советская угроза, но всей серьезности положения Гитлер не понимал, так как германская разведка не сумела вскрыть не только тайного выдвижения Второго стратегического эшелона Красной Армии к границам (в составе которого, помимо прочих, была и 19-я армия Конева с 34-м корпусом Хмельницкого), но даже и сам факт существования Второго стратегического эшелона. Германской разведке было ничего не известно о Третьем стратегическом эшелоне и даже о существовании целого Южного фронта в составе Первого стратегического эшелона.

Вот почему я утверждаю: удар Южного фронта в Румынию представлял для Германии смертельную опасность, ибо был подготовлен как совершенно внезапный, ибо для его отражения в Румынии не было сил, и перебросить их туда было невозможно до того, как советские войска подожгут нефтяные промыслы.

Нужно понять замысел Жукова (одобренный Сталиным), и тогда назначения и перемещения генералов Жуковского выбора обретают особый смысл.

До Жукова вторжение в Германию планировалось осуществить в основном силами Западного фронта, то есть войск, расположенных в Белоруссии. Позади Западного фронта из войск и штабов Московского военного округа планировалось развернуть еще один фронт, а в Прибалтике и на Украине развернуть соответственно Северо-Западный и Юго-Западный фронты для нанесения вспомогательных ударов.