Сага об угре - Патрик Свенссон

Мы перевернули весь гараж. Там было грязно и полно всякого барахла. Доски, лестницы, инструменты, ящики из-под напитков, лопаты, грабли, ведра, ящики для картошки и рыболовные снасти. Мы передвинули каждый предмет, обыскали все укромные места.

Он лежал в самом дальнем углу, за резиновыми сапогами. Неподвижный, покрытый пылью и камешками. Я взял его в руки — тело было холодное и мягкое. Кожа пересохла, стала шершавой от пыли. Он висел у меня в руке, как грязный носок, глаза были стеклянные и безжизненные.

Он явно был мертв. Провел на суше как минимум часов пять-шесть. А то и еще больше.

— Положи его в ведро, я потом вынесу, — сказал папа.

Я опустил его в воду и некоторое время смотрел на него. Сначала он лежал на поверхности вверх светлым животом. Потом внезапно перевернулся. Тело начало извиваться, голова задвигалась из стороны в сторону, и он принялся медленно-медленно плавать в ведре по кругу, открывая и закрывая жабры.

Такое мне приходилось видеть и раньше. Ранним утром у реки, когда еще не до конца рассвело, мы спустились по склону и подошли к удочке, поставленной на небольшом уступе, поднимавшемся над водой на метр. На леске, свисавшей с уступа, висел угорь. Не в воде — он висел в воздухе, головой почти на уровне удилища, а кончиком хвоста в нескольких сантиметрах от воды.

Я слыхал об угрях, которые, схватив добычу, стремительно вращаются всем телом вокруг собственной оси. Этот угорь вращался с такой бешеной скоростью, что запутался в леске, и продолжал вращаться до тех пор, пока не повис в воздухе.

Теперь он висел неподвижно, свесив голову набок. Я взял его в руки. Несколько метров толстой лески обмоталось вокруг него, прорезав кожу и оставив по всему телу кровавые полосы, словно его подвергли бичеванию. Я осторожно освободил его от лески, — угорь у меня в руках был мягкий, тяжелый и мертвый. Тогда я положил его в ведро и увидел, как он всплыл кверху брюхом; прошло десять секунд, двадцать секунд — потом он медленно повернулся и начал плавать по кругу.

Есть обстоятельства, когда каждому приходится выбирать, во что верить, и я, сколько себя помню, всегда больше верил в то, что человек считает доказательным: науку предпочитал религии, рациональное — трансцендентному. Но угорь спутал мне все карты. Для того, кто хоть однажды видел, как угорь умирает, а потом снова возрождается из мертвых, рационального мышления уже не достаточно. Можно объяснить почти все, можно говорить о различных процессах насыщения кислородом и метаболизме или о защитном секрете на коже угря и специально сконструированных жабрах. С другой стороны — я видел это своими глазами. Я свидетель. Угорь может умереть, а потом снова возродиться.

«Странные они, эти угри», — говорил папа. И всегда произносил эти слова с плохо скрываемым восторгом. Словно он нуждался в чем-то загадочном. Словно оно заполняло в его душе какую-то пустоту. И я дал себя убедить. Я решил, что каждый находит, во что верить, когда ему это понадобится. Нам нужен был угорь. Вместе мы не были бы такими без него.

Только много лет спустя я прочел Библию и понял, что именно так возникает вера. Поверить — значит приблизиться к тайне, которая лежит за пределами языка и чувства. Вера требует отказаться от логики и здравого смысла. Апостол Павел писал об этом в своем Первом послании к Коринфянам: «…чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божьей». Тот, кто верит, должен отпустить свое интеллектуальное мышление, дать себя убедить — не рациональными аргументами, не достижениями естественных наук, не истиной, увиденной в микроскоп, а чувством. «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым», — писал апостол Павел. Тот, кто верит, должен не бояться стать сумасшедшим.

Только сумасшедший верит в чудеса. В них есть нечто одновременно пугающее и притягательное. Когда Иисус идет по воде, аки по суху, Его ученики, сидящие в лодке, поначалу пугаются, приняв Его за призрака. Но Иисус говорит: «Ободритесь, это Я. Не бойтесь», и тогда Петр решается ступить на воду и пойти Ему навстречу. Этот первый шаг, когда Петр переносит ногу через борт лодки и ставит на поверхность воды, — начало всех начал. Знакомое встречается с неизвестным. То, что он считал понятным, оказалось чем-то другим. И он решает поверить. Когда Иисус подходит к лодке, все ученики падают на колени и говорят: «Истинно Ты Сын Божий».

Когда они все вместе переплывают Галилейское море и начинается шторм, ученики пугаются до смерти и будят Иисуса, который спит на корме. Иисус лишь машет рукой на шторм и произносит: «Умолкни, перестань!» — и ветер мгновенно стихает. «Что вы так боязливы, маловерные? — говорит Он им наставительно, почти насмешливо. — Где же вера ваша?»

Я так никогда и не смог поверить ни в одно религиозное чудо, но понимаю тех, кто хотел бы сменить страх на убеждение. Понимаю, что тот, кто встречается с чем-то неизвестным и пугающим, скорее поверит в чудо, чем будет пребывать в неуверенности. Это очень по-человечески. Поверить — это передать себя в чьи-то руки. Только сравнениями мы можем объяснить что-то.

А обещание в христианской вере — то, что ожидает тех, кто решится стать сумасшедшим, — к тому же самое великое из всех обещаний: «Верующий в Меня, если и умрет, оживет, и всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек».

Иисус обещает Своим последователям вечную жизнь, и поэтому воскресение — важнейшее из чудес. Смерть и затем воскресение Иисуса — самая суть христианского учения. Без этого вера становится бессмысленной. Вера должна действовать не только в жизни, но и простираться за ее пределы. Апостол Павел пишет в своем Послании к Коринфянам: «А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна».

Только сумасшедший может верить в воскресение, но временами мне хотелось побыть сумасшедшим, и мне кажется, что папе иногда хотелось того же самого.