Ты только попроси - Меган Максвелл

Начальница, проходя мимо, здоровается и зовет к себе в кабинет. Она хочет знать, как прошли собрания, и моя информация ее успокаивает. После этого она нагружает меня делами.

Чтобы дать мне понять, как она возмущена тем, что вместо нее Эрик взял меня, она решила завалить меня работой! Вечером я еле живая. Но все же решаю поехать в школу. Мне нужно выпустить пар, и только там я могу это сделать.

26

Вторник.

Отправляю Эрику по электронной почте письмо… Он не отвечает.

Начальница меня достала. Придирается по любому поводу.

Когда-нибудь я пошлю ее к черту и врежу по физиономии.

Звонит Фернандо. Он настаивает, чтобы я поскорее приехала в Херес.

27

Среда.

Отсылаю Эрику еще одно письмо… Опять не отвечает.

Сегодня я спасала начальницу.

Внезапно приехал директор по персоналу Жерардо, и мне пришлось придумывать отговорки, чтобы он не застал начальницу с Мигелем, занимающимися не совсем профессиональными делами.

28

Четверг.

Запрещаю себе писать Эрику. Но в конце концов не сдерживаюсь и отправляю письмо с единственным словом: «Скотина!»

29

Пятница.

Моему отчаянию нет предела.

Ни единой новости. Ни звонка. Ничего.

Я абсолютно ничего о нем не знаю. Прихожу к выводу, что действительно была для него игрушкой на некоторое время и теперь нужно постараться забыть о нем.

Начальница перегибает палку. Сегодня она устроила концерт перед несколькими коллегами. Я не послала ее только потому, что сейчас трудно найти работу, и потому, что… тогда она узнала бы, кто такая Джудит Флорес Гарсия.

Вечером звонит моя подруга Асу, и мы договариваемся пойти в кино. Мы смотрим фильм «Скучаю по тебе». Весь сеанс я безутешно плачу. Это замечательный грустный фильм. Чувствую себя, как Гвиневра — воинствующая, непонятая воительница, по уши влюбленная в таинственного мужчину.

Друзья, ожидавшие нас на выходе, при виде моей кислой мины смеются. Они не понимают, почему я плачу из-за какого-то фильма, и предлагают пойти выпить пару стаканчиков на площади Майор. Они знают, чем поднять мне настроение.

После многочисленных бокалов пива мне все же удается развеселиться. Потом мы идем в другой бар, где перекидываемся еще парой бокалов, и в четыре утра я наконец становлюсь сама собой! Смеюсь, веселюсь и танцую, как безумная, хотя для этого пришлось выпить весь мадридский запас рома с кока-колой.

На следующее утро просыпаюсь от звонка в домофон.

Накрываю голову подушкой, но домофон звонит и звонит…

Раздраженная, встаю с постели и снимаю трубку:

— Кто там?

— Привет, тетя. Это мамуля и я.

Только этого не хватало.

Сестра!

Неохотно открываю дверь. Совсем не хочется начинать день с негатива, но бежать некуда. Племяшка бросается в мои объятия, а Ракель, увидев, в каком я состоянии, без слов включает телевизор, ищет детский канал, и, когда останавливается на мультфильме «Губка Боб», малышка моментально убегает от нас. Она просто помешана на этих нелепых мультиках.

Я вхожу в кухню, словно привидение.

Готовлю себе кофе. Входит сестра. У нее серьезное выражение лица, и я предчувствую, что она сейчас изрешетит меня вопросами. Она втягивает шею.

— Во-первых, дай сейчас же мой экземпляр ключей.

С диким желанием оторвать ей голову открываю шкафчик, достаю ключи и кладу ей в руку.

— Во-вторых, — продолжает она, — ты плохая сестра. Я сотню раз тебе звонила, а ты ни разу не ответила. А если бы случилось что-то серьезное?

Я не отвечаю. Она права. Иногда я веду себя безрассудно, и в этот раз так и было, признаю.

— И в-третьих, что с тобой произошло, почему у тебя такой жуткий вид?

— Ракель, я вчера всю ночь развлекалась и легла спать только в семь часов утра. Я разбита.

Сестра готовит еще один кофе и садится напротив меня.

— Судя по твоей физиономии, вечеринка удалась.

— Да, — бормочу и принимаю аспирин. Он мне просто необходим.

— Ты была со своим мачо?

— Нет.

Она меняется в лице, и я тоже, вспомнив об Эрике.

Сестре не нравится Асу и мои друзья, в общем, она считает преступниками всех, у кого пирсинг в бровях и татуировки по всему телу. Я несколько раз пыталась ей доказать, что она глубоко ошибается, однажды мы даже поссорились. Пусть думает все, что ей заблагорассудится.

— Бу-у-у-улочка… только не говори, что ты развлекалась с этими своими дружками. Я рассержусь.

— Сердись. У тебя два занятия: сердиться и не сердиться.

— А что ты скажешь об Эрике? Ведь его так зовут?

— Да.

— Вы все еще вместе?

— Нет.

— Но почему?

— А тебе какое дело, Ракель?

— Ради бога, Джудит, мне показалось, что это настоящий мужчина. Как ты могла его упустить?

Так обычно говорит отец. Ракель, не удовлетворившись сказанным и не обращая внимания на выражение моего лица, на котором написано: «Заткнись, или я заткну тебя одним ударом!», продолжает:

— Джуд, я тебя не понимаю. Сын Бичаррона, Фернандо, сохнет по тебе, а ты отшиваешь его, и теперь, когда тобой заинтересовался порядочный и серьезный мужчина, ты его теряешь!

— Черт… ты можешь заткнуться?!

Сестра втягивает голову в плечи. Ой, плохая примета.

— Ну нет. Я не заткнусь. Я слишком долго тебя не видела, и, когда я тебе звонила, ты не брала трубку. Сегодня я прихожу и обнаруживаю жалкое подобие человека. Ты всю ночь тусила со своими дружками, а не с Эриком.

Я испускаю весь воздух, готовый во мне взорваться, и выпаливаю:

— Послушай, Ракель, у меня нет никакого желания говорить ни об Эрике, ни о своих друзьях, ни о Фернандо, ни о чем! Мне все это осточертело! У меня была каторжная неделя на работе, и вчера мне было просто необходимо выйти и развеяться, чтобы выбросить из головы все неприятности. А теперь еще ты кричишь на меня, как бессердечная психопатка, не желая понять, что у меня раскалывается голова… И если ты не замолчишь, клянусь, я за себя не отвечаю.

Сестра помешивает кофе, выпивает глоток и ставит чашку на стол. Ее лицо искривляется в гримасе побитой собаки, и она начинает плакать.

Отлично! Только этого мне не хватало!

Встаю со стула и подхожу к ней:

— Ладно… прости меня, Ракель. Извини за то, что я на тебя накричала. Но ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда ты вмешиваешься в мою жизнь и…

— Булочка, мне нужно кое-что тебе сказать, но я не знаю, как это сделать.

Я в замешательстве.

— Так, понятно, ты опять о том, что Хесус тебе изменяет?