Патриот - Терри Пратчетт

Отпущенный штурвал несколько мгновений бешено вращался, так что его спицы слились в туманное пятно, а затем, окутанный зеленым пламенем, он неподвижно замер.

А потом начался пирожковый ливень.

Стражникам в трюме приходилось не легче. Они пытались как-то усесться, но это плохо получалось. Не было такого места на полу, которое через каких-то десять секунд не превращалось бы в место на стене.

Кто-то тем не менее храпел.

— Кто может спать в ТАКИХ условиях? — Редж Башмак недоумевающе покачал головой.

— Капитан Моркоу, — отозвалась Задранец.

Сноровисто орудуя топором, она готовила импровизированный ужин.

Моркоу забился в угол. Время от времени он бормотал что-то неразборчивое и переворачивался на другой бок.

— Что твой младенец. И как это у него получается? — продолжал Редж Башмак. — С минуты на минуту это корыто развалится ко всем чертям!

— Но тебе-то чево волноваться? — спросил Детрит. — Ты-то уже мертв.

— И что с того? Думаешь, мне хочется оказаться на дне морском по колено в китовом дерьме? Чтобы потом добираться до дому в темноте неизвестно сколько? А если на меня позарится акула, то и вовсе хлопот не оберешься.

— Я не поддамся страху. Как сказано в завете Мезерека, рыбак Нонпо провел целых четыре дня во чреве гигантской рыбы, — сообщил констебль Посети.

В наступившей за этим тишине раскат грома показался особенно оглушительным.

— Горшок, ты это о чуде, что ли? — наконец нарушил молчание Редж. — Или о вялости пищеварительного тракта?

— Ты бы лучше озаботился своей бессмертной душой, чем изрекать шутки такого пошиба, — сурово отозвался констебль Посети.

— Сейчас меня больше заботит мое бессмертное тело, — ухмыльнулся Редж.

— У меня с собой есть одна брошюрка, она наверняка тебе поможет… — начал было Посети.

— Горшок, а твоей брошюрки хватит на такой бумажный кораблик, чтобы в него влезли все до единого?

Констебль Посети не мог упустить столь удобную возможность.

— В переносном смысле, конечно, ХВАТИТ…

— А в самом деле! На этом корабле ведь должна быть шлюпка! — воскликнула Шелли. — Когда мы грузились, я ее вроде видела!

— Ага… Шлюпка… — пробормотал Детрит.

— Кто-нибудь хочет сардинку? — предложила Шелли. — Я открыла банку.

— Шлюпка… — повторил Детрит тоном тролля, вынужденного признать горькую истину. — Она… такая большая, тяжелая… Замедляет ход судна.

— Да-да, и я ее видел. Точно, — подтвердил Редж.

— Была такая… — отозвался Детрит. — Так это была шлюпка?

— На худой конец можно найти какую-нибудь скалу, встать рядом с ней и бросить якорь.

— Ну да… Якорь… — продолжал размышлять Детрит. — Такая здоровая штуковина с крюками по бокам?

— Абсолютно.

— Тоже тяжелая?

— Ясное дело!

— Ага… А… э-э… а если этот якорь уже давно бросили, потому что он был очень тяжелым, сейчас нам это чем-нибудь поможет?

— Вряд ли.

Редж Башмак выглянул в люк. Небо нависало над головой грязно-желтым, распоротым ножами пламени одеялом. Гром грохотал непрерывно.

— Интересно, барометр сильно упал? — задумчиво поинтересовался он.

— Сильно, — мрачно отозвался Детрит. — Как начал, так и падал, и падал. До самого дна.

Любому д'рыгу известно: двери надо открывать медленно. Поскольку по ту сторону может поджидать враг. Не в этот раз, так в следующий.

Ошейник валялся на полу, рядом с миниатюрным фонтанчиком, бьющим из пробоины в днище. Проклятье!

Секунду выждав, Ахмед, не заходя, тихонько толкнул дверь. Она негромко стукнула о стенку.

— Я не сделаю тебе ничего плохого, — произнес он, обращаясь к сумраку трюма. — Если бы я добивался именно этого, сейчас ты бы уже…

«Жаль, что я сейчас не волк», — подумала Ангва. Волчьи инстинкты были бы как нельзя кстати. Но потом они же станут помехой. Волк не умеет владеть собой так, как человек. Он поддается страху, паникует, совершает ЖИВОТНЫЕ поступки.

Спрыгнув на Ахмеда с верхней перекладины дверной рамы, она что было сил толкнула противника в трюм, сделала обратное сальто через порог, захлопнула дверь и повернула ключ.

Меч прошел сквозь обшивку, как раскаленный нож сквозь сало.

За спиной у Ангвы кто-то шумно выдохнул. Мгновенно развернувшись, она увидела двух человек, сжимающих в руках сеть. Очевидно, эту самую сеть они намеревались набросить на волка. Но кого они не ожидали увидеть, так это обнаженную девушку. Хорошо известный факт: внезапное появление обнаженной девушки сильно меняет ваши планы на ближайшее будущее.

Наградив каждого из сетебросателей хорошим пинком, Ангва метнулась в противоположном направлении, пинком же распахнула ближайшую дверь, вбежала и захлопнула дверь изнутри.

Оказалось, она попала в каюту с собаками. Те сразу вскочили, разинули было пасти — и тут же обмякли. Вервольф, в каком бы облике он ни пребывал, обладает властью над другими животными — они сразу съеживаются и пытаются придать себе как можно более несъедобный вид. Ну и что с того, такой вид власти — тоже власть.

Не обращая на собак внимания, Ангва бросилась к койке и отдернула занавеску.

Лежащий человек открыл глаза. Это оказался клатчец, но клатчец, бледный от слабости и боли. Вокруг глаз человека темнели круги.

— А-а, — произнес он, — значит, я уже умер и попал в рай. Ты гяурия?

— Поосторожнее с выражениями, — огрызнулась Ангва, опытным движением разрывая занавеску надвое.

Она обладала некоторым преимуществом над оборотнями мужского пола и прекрасно отдавала себе в этом отчет. Если обнаженный вервольф оказывается женщиной, это порождает меньше недовольства. Но больше приставаний. Поэтому необходимо как можно быстрее чем-то прикрыться — из соображений скромности, а также во избежание ненужных треволнений. Умение мгновенно соорудить из подручных материалов импровизированное одеяние является одним из малоизвестных талантов, свойственных вервольфам.

Вдруг что-то заставило Ангву замереть на месте. Разумеется, для непривычного глаза все клатчцы на одно лицо. Так же, впрочем, как и все люди для вервольфа — последнему все лица одинаково аппетитны. Но Ангва развила в себе умение различать людей.

— Ты принц Куфура?

— Да. А ты?..

Распахнувшись от мощного толчка, дверь с силой ударилась о стену. Ангва, в свою очередь, мгновенно прыгнула к окну и отшвырнула в сторону засов, удерживающий ставни. В каюту сразу хлынула вода, едва не сбив ее с ног, но, преодолев напор волны, Ангва сумела взобраться на подоконник и перевалиться за борт.

— Наверное, просто проходила мимо… — пробормотал принц Куфура.

Ахмед 71-й час высунулся наружу и осмотрелся. Корабль тяжело вздымался и опускался. Докуда хватало глаз, бились сине-зеленые, отороченные пламенем волны. В таком море долго не поплаваешь.

Опустив голову, Ахмед поглядел вдоль борта корабля туда, где, вцепившись в буксировочный трос, висела Ангва.

И вдруг подмигнул ей. Затем голова Ахмеда скрылась, и до нее донеслись слова:

— Наверное, утонула. Все по местам!

Чуть позже на палубе тихонько хлопнула крышка люка.

В безоблачном небе взошло солнце.

Наблюдатель, окажись таковой рядом, обязательно заметил бы, что зыбь на данном крохотном клочке морской поверхности колышется немного не так, как везде.

Также не исключено, что у него вызвал бы интерес и кусок трубы, издающий едва слышное бормотание.

А если бы наблюдатель ухитрился приложить к трубе ухо, то услышал бы следующее:

— …Пришла мне в голову, когда я задремал. Трубка, два расположенных под углом зеркала — вот оно, решение всех наших проблем с проветриванием и определением направления!

— Поразительно. Трубка-Которая-Видит-И-Через-Которую-Можно-Дышать.

— Но, ваша светлость, как вы догадались, что прибор называется именно так?

— Повезло, угадал.

— Эй, кто-то переделал мое сиденье и педали, мне теперь УДОБНО…

— Ах, да, чуть не забыл, капрал, пока ты спал, я снял с тебя мерку и сделал сидение более анатомически соответствующим…

— Снял мерку?

— Ну да, я…

— Снял мерку с… моей области седла?

— О, мне было совсем нетрудно, дело в том, что анатомия — моя страсть…

— Да неужели? Страсть? В таком случае еще раз тронешь мою анатомию, я тебе…

— Эй, там какой-то остров!

Издав резкий скрип, трубка повернулась.

— Лешп, не иначе. А вон и люди. По педалям, господа. Уходим на дно!

— Если он будет у штурвала, мы действительно пойдем на дно…

— Шнобби, заткнись.

Трубка исчезла в волнах. Затем вверх вырвался мощный поток пузырьков, принесший с собой ошметки спора по поводу того, в чьи обязанности входит затыкать трубу пробкой. После чего клочок моря, и прежде пустой, опустел еще больше.