Ураган соблазнов - Жасмин Крэсуэлл

— Согласен. — Эндрю лег рядом с Ноэль и обнял ее. — Ты любишь готовить?

— Очень, хотя не могу похвастаться таким же талантом, как у тебя. После развода я увлеклась новыми рецептами, и балую себя время от времени… Эндрю, хочу спросить тебя… А ты не был женат?

— Нет, пару раз я был близок к женитьбе. Это было еще в Вашингтоне. Но мне давали отставку. В последний раз меня обвинили, что я ужасный работоголик и не уделяю женщине достаточно внимания…

— А ты действительно такой?

— Не думаю. Просто так складывалась жизнь… — Эндрю немного помолчал. — Давай оставим эту тему, расскажи лучше о твоем детстве в Аризоне. Ты была хорошенькой уже тогда или маленьким гадким утенком с торчащими лопатками и тощей фигуркой?

— Была худышкой, — рассмеялась Ноэль, — но не уродиной. У меня были красивые вьющиеся волосы, унаследованные от матери…

— И ты, конечно, была занудой и отличницей?

— Угадал, учителя не могли на меня нарадоваться. Я выиграла конкурс на специальную стипендию в Стэнфорде. А ты был каким? Ты ведь рос в Бразилии?

— Я жил в огромном доме, где было множество слуг. Мне не пришлось ни разу самому одеваться, пока я не попал в Штаты в колледж, ни разу не напускал себе сам ванну, ни разу не стоял у плиты.

— Тебе нравилась такая жизнь?

— Не очень. Но Рио — один из самых красивых городов мира, я очень любил этот город. Но теперь, когда приезжаю к семье, все вызывает во мне раздражение.

— Почему?

— Уже нет розовых очков, я думаю. Слишком сильный там контраст между богатством и бедностью.

— Ты не думал об этом, когда рос там?

— С тех пор многое изменилось, нищета стала более явной, она пришла из провинции в города. Ужасная преступность, даже больше, чем здесь, в Штатах. Богатые люди строят все более высокие заборы вокруг своих домов, все труднее проникнуть в их закрытые яхт-клубы. Они рассчитывают таким образом отрезать себя от проблем большинства населения.

— Бедность — не уникальная черта, присущая только Бразилии, — заметила Ноэль. — И здесь, в Кливленде, очень много бедных людей.

— Но здесь бедность многих раздражает, люди чувствуют свою вину за беды других, что-то пытаются делать, существуют государственные программы помощи малоимущим, для них строится жилье. А большинство друзей моих родителей абсолютно безразличны к чужим бедам, они никому не помогают.

— Почему ты не остался учиться в Бразилии?

— Я с детства хотел стать юристом, и Соединенные Штаты были родиной моего отца, мне виделось здесь больше возможностей для карьеры. — Эндрю говорил спокойно, но Ноэль чувствовала, что воспоминания связаны для него с непонятной ей болью, ей хотелось защитить его, сама не знала, от чего.

— Почему ты решил стать адвокатом? Большинство детей хотят стать известными спортсменами или космонавтами.

Эндрю еще больше замкнулся, снова замолчал.

— Мой отец был Джеймс Макдональд, — сказал он наконец, как будто это все объясняло.

Для Ноэль имя его отца ничего не значило.

— Джеймс Макдональд?.. Извини, я ничего о нем не слышала… Он был известным юристом?

— Нет… Он был известным предателем. В 1961 году его посадили в тюрьму.

Только сейчас Ноэль припомнила тот громкий скандал, который произошел в годы "холодной" войны с Джеймсом Эдвардом Макдональдом, выходцем из приличной филадельфийской семьи, женившимся на отпрыске королевской фамилии из Европы, который оказался секретным агентом коммунистической разведки. Его, помнится, завербовали еще в студенческие годы.

— Бог мой, извини… Мне очень неприятно, что я затронула старые раны… Я не думала…

— Ты ни в чем не виновата. Я жил с ощущением, что мой отец — преступник, с тех пор, как научился ходить. Не прошло оно и сегодня…

Холодок пробежал по спине Ноэль. "Какое несчастье! Как же он это выдержал?" Эндрю почувствовал, что его рассказ вызвал шок у Ноэль.

— Тот факт, что мой отец был шпионом, изменил твое отношение ко мне? — Он разжал руки и отстранился от Ноэль.

— Нет! Ничего подобного! — Она обхватила его голову, запустила руки в волосы и прижала к себе. — Это были ужасные годы, конец 50-х, 60-е. Антикоммунизм был сумасшествием Америки. Ты стал юристом, чтобы доказать невиновность своего отца?

Ноэль неожиданно вспомнила о судьбе короля Карла II, историческая параллель испугала ее. Все в истории когда-то повторяется, но только шарлатаны, как Брайан Дефью, считают, что такое повторение происходит безболезненно. Эти размышления прервал ответ Эндрю:

— Мне с детства хотелось доказать, насколько несправедливо американское правосудие, засадившее в тюрьму моего отца. Я долгие годы стремился восстановить его репутацию и снять обвинение.

— Вспомнила! Я читала статью в каком-то журнале о том, что дело было пересмотрено…

— Да, мне было непросто доказать, что в ходе слушания дела были допущены ошибки, подтасованы факты, мой отец не ездил в Берлин и не встречался с советским резидентом, чтобы передать ему технические данные американских ракет, как настаивало следствие. Теперь президент во всеуслышание объявил о невиновности моего отца, все должны быть довольны.

— Только не ты?

— Да, все, кроме меня.

— Мне очень жаль, что вся эта история так тебя ранит.

Эндрю расхохотался, но в этом не было никакого веселья.

— Ты первая, кто не спросил меня, действительно ли я верю в его невиновность!

— А ты в этом сомневаешься? Ты ведь был совсем ребенком, когда все случилось. Ты ничего не можешь знать в точности…

После недолгого молчания у Эндрю вырвался яростный поток слов, что-то, видимо, давно мучало его:

— Ты хочешь узнать правду? Чем больше я находил документов, свидетельствовавших о просчетах в ведении расследования и судебном делопроизводстве, тем больше я убеждался в том, что мой отец был шпионом и предателем.

— Может, это был интуитивный страх?..

— Нет. Я изучил все доступные мне записи отца, говорил со всеми, кто его знал. Арест был для него катастрофой, его адвокат оказался некомпетентным, но ирония состоит в том, что я все больше убеждался — приговор был правильным. Он был виновен, черт побери! Я уверен в этом уже два года, я знал это задолго до того, как Григорий… — Неожиданно Эндрю осекся.

Ноэль нежно погладила его по щеке.

— По прошествии стольких лет ничего нельзя утверждать наверняка, ты можешь сегодня ошибаться так же, как ошиблись в свое время судьи. Один Бог знает, был ли он виновен и каковы были мотивы его поведения. Ты не должен себя мучить чужими ошибками, даже если речь идет о твоем отце. Пусть бы он продал весь американский арсенал Советам, ты тут ни при чем.