СУПЕРМАРКЕТ - Сатоси АДЗУТИ

— У вас тут пианино… Вы играете, господин Кодзима? — спросила Мотоко.

— Да не то чтобы… Так, песенке подыграть могу.

— Замечательно! А ты, Такэ, споёшь!

В фирме было известно, что Такэ прекрасно поёт.

— Тут у меня есть песенники, — сказал Кодзима, взяв с пианино целую кипу песенников с нотами и шлёпнув их на стол.

Такэ выбрал один наугад, бросив решительно: «Возьмём этот». Его уверенная манера держаться сейчас была разительно не похожа на повадки того робкого и застенчивого Такэ, которого все знали в обыденной жизни.

— Ага, вот подходящая песня — «На песчаном берегу»[26].

Кодзима заиграл, и песня полилась:

Снова стану завтра я по песку бродить,

Вспоминая о былом, по тебе грустить…

Голос у Такэ был сильный и одновременно томный. Трудно было представить, что в этом невзрачном, молчаливом человеке таится такое дарование.

Такэ исполнил на бис ещё три песни.

— Потрясающе! Певец номер один фирмы «Исиэй-стор»! — провозгласил Кодзима с искренним восторгом.

— Нет, — весь просветлев, сказал Такэ, — номер один у нас Манабэ.

— Манабэ? Директор Центрального?

— Ну да. Вы бы послушали, как он поёт русские песни! Вот уж мастер так мастер!

— Ага! Конечно, ведь даже когда он просто говорит, слышно, какой у него роскошный баритон.

При упоминании имени Манабэ в памяти Кодзимы сразу же всплыла неприятная сцена их недавнего разговора на складе. Если бы Манабэ признал факт наличия затоваренной одежды и согласился дать показания, ему, Кодзиме, сейчас не пришлось бы так мучиться. Почему же он тогда так бессовестно лгал?

Казалось бы, честный, порядочный, внушающий доверие человек в решающий момент вдруг так подводит, предаёт… Разве что на него надавили, заставили?..

— Манабэ в последнее время какой-то странный, — тихо, будто разговаривая сам с собой, заметил Отака.

— В чём же эта странность проявляется? — спросил Кодзима, расслышавший его замечание.

— Да нет, ничего особенного… Может, я и зря так говорю — сам всё придумал…

Кодзима с нетерпением ждал продолжения. Вполне возможно, что Отаке известно о Манабэ что-то весьма важное. Но если сейчас начать выспрашивать, этот молчун, и без того необщительный, вовсе ничего не скажет.

— Да ладно! — вмешался Кода. — Особенное там или неособенное, господину Кодзиме виднее, он сам и рассудит. Чего там! Выкладывай!

— Угу, — кивнул Отака, помедлив немного в нерешительности, наконец проронил: — Манабэ вроде бы как нездоров. Он на работе ходит как туча, всё молчит, о чём-то думает. Бывало, раньше встретимся с ним в магазине — он спросит о чём-нибудь, поговорит, а сейчас слова не вымолвит.

— Это с каких же пор? — удивился Кодзима.

— Да началось совсем недавно. Я точно не помню, но каких-нибудь несколько недель назад… Я думаю, может, у него невроз какой-нибудь. На прошлой неделе мне надо было срочно с директором переговорить. Вхожу без предупреждения к нему в кабинет — а он плачет…

— Он был один в кабинете?

— Один.

— Всё понятно! — воскликнула Мотоко. — Он просто влюбился.

— Дурёха ты! — осадил её Кода. — У Манабэ жена есть и дети.

— Сам дурак! — парировала Мотоко. — Вот именно, он влюбился, а тут семья. Теперь мечется, переживает, не знает, как быть.

— Ну тогда другое дело. Пожалуй что и так, — легко сдался Кода.

— Больше вы ничего не заметили, Отака, только это? — спросил Кодзима.

— Ну есть ещё кое-что странное… — начал было Отака, но осёкся.

— Ну ты чего?! — прикрикнул на него Кода. — Тоже мне, начал и замолк! Говори уж до конца!

— Нет, больше мне сказать нечего, — отрезал Отака и больше не произнёс ни слова.

— Во странные люди! И ты в том числе! — обиженно бросил Кода, закрыв тем самым тему.

Он вызвался петь, и Кодзима снова сел за пианино. Но петь Кода, как оказалось, совершенно не умел.

— Прекрати! Прекрати сейчас же! — закричала Мотоко, заткнув уши, отчего вся компания покатилась со смеху.

Кодзима жалел, что Отака не сказал всего, что собирался. Придётся встретиться с ним ещё раз в другом месте и порасспросить. Может быть, лучше наедине.

Тем не менее уже известие о том, что Манабэ из-за чего-то сильно переживает, было тоже ценной информацией. Если повести дело умело, может быть, благодаря Манабэ ещё удастся всё распутать и справиться со сложившейся ситуацией.

Между тем разговор уже переключился на другую тему, которую все шумно обсуждали. Один Отака молчал, мрачно раздумывая о том, что чуть было не сказал во всеуслышание.

Дело было несколько дней назад. В закусочной, куда чуть ли не силой затащил Отаку заведующий мясным отделом Сасима, он снова встретился с теми людьми, которые собирались в прошлый раз для учреждения общества приверженцев управляющего Итимуры. Правда, самого Итимуры не было. Опять Сасима разглагольствовал о кризисе, о том, что Итимура в опасности, и всячески поносил Кодзиму. И с затоваренной одеждой он вляпался, и в листовке ошибку проглядел — фирму ввёл в растраты.

Все только о том и толковали, а Манабэ, которого обычно хмель не брал, вдруг ни с того ни с сего взбеленился. Отака и сам был изрядно навеселе, так что подробностей не помнил, но только Манабэ со всеми сцепился. Ругал всех, ругал, а потом вдруг разрыдался в голос. Что-то невразумительное при этом выкрикивал, а у самого слёзы по щекам так и льются: «Проклятие на мне, проклятие! Кровь дьявола у меня в жилах течёт!»

Что-то вроде этого послышалось Отаке. Понять эти выкрики было невозможно.

Вот о чём он хотел сейчас рассказать, да так и не решился — посчитал слишком опасным. Нехорошо было рассказывать о том, что он выпивает с людьми, которые подсиживают Кодзиму.

«В общем, всё равно, — сказал себе Отака, — больше я на эти сходки ни ногой!»

Он решил всерьёз постараться под руководством Кодзимы создать образцовый отдел овощей и фруктов.

5

У Мотоко были свои планы на сегодняшний вечер. Она собиралась нарочно оставить у Кодзимы в квартире какую-нибудь вещицу и на обратном пути, когда все уже выйдут на улицу, сказать, что кое-что забыла, — мол, придётся вернуться, а все могут идти, не дожидаясь её. Что из такого замысла может выйти, Мотоко не имела представления. По крайней мере этот план гарантировал, что они с Кодзимой окажутся ночью в его квартире наедине.

Пока что она болтала вместе со всеми, делая вид, что ей ужасно весело, а тем временем снова и снова прокручивала в мозгу детали своего плана. От таких мыслей её бросало в жар и сердце билось со страшной силой.

«Оставлю платок… Или нет, зажигалку…»

В конце концов Мотоко решила оставить зажигалку. Чужой носовой платок — не такая уж приятная вещь.

Дамскую зажигалку Кодзима обнаружил в уголке кресла сразу же после ухода гостей. Он помнил эту тонкую бордовую вещицу. То и дело у него перед глазами возникал, словно волшебная картинка, образ Ёсико, которая держит в длинных белых пальцах маленькую изящную игрушку, лучащуюся тёплым светом, с ярким язычком пламени. Вот она немножко неумело склоняет над огнём прелестное личико… Это соблазнительное видение преследовало Кодзиму. Он даже закрыл глаза, пытаясь сдержать нахлынувшее смятение чувств.

Ну конечно, это зажигалка Ёсико. Ещё не поздно её догнать. Далеко уйти она не могла. Сжимая в руке зажигалку, Кодзима поспешил вниз по лестнице.

На улице ночь уже вступила в свои права. Воздух был чист и прохладен. Дул свежий ветерок — последнее напоминание о пронёсшемся тайфуне.

Кодзима трусцой припустился по улице в сторону дома Ёсико. Он отчётливо помнил, как она сегодня в общей беседе заметила, что живёт неподалёку отсюда, «прямо за первым железнодорожным переездом».

Он увидел её почти сразу. Эту точёную фигурку и длинные чёрные волосы даже в тусклом отблеске уличного фонаря не заметить было невозможно.

— Госпожа Мисаки!

— Да? — удивлённо обернулась Ёсико.

— Хорошо, что я вас догнал. Вот, вы забыли у меня…

— Ой, да ведь это не моя!

— Как?!

— Это зажигалка Мотоко.

— Правда? А я-то… Надо же!

Кодзима уже хотел спросить, в какую сторону пошла Мотоко, но передумал. Догонять её не было никакого желания. Если бы он знал, что зажигалка принадлежит Мотоко Куробе, разве бросился бы он опрометью из дому и стал бы на ночь глядя бегать по улицам?!

— Ладно, раз уж я всё равно здесь, давайте я вас провожу до дому.

— Ну зачем?..

— Идёмте! — натянуто улыбнулся Кодзима, преодолевая чувство неловкости.

Ёсико взглянула на него и улыбнулась в ответ.

Они пошли рядом по ночной улице, овеваемые лёгким осенним ветерком. Фонари стояли далеко друг от друга, да ещё и луна скрылась за тучами, так что улица была погружена во мрак.