Леди Стойкость - Сьюзен Робинсон

Опять воцарилась тишина.

— Это не имеет значения. Никто не знает, кто я. Ни одно имя не упоминалось в посланиях, которые были у нее. Надо предупредить остальных, а потом мы заставим замолчать их обоих. Где они?

— Откуда я знаю? Я был в пути несколько дней.

Уайверн отпустил Жан-Поля.

— Я пошлю людей на их поиски. Ты пока можешь отдыхать. Когда я разыщу их, ты применишь свое мастерство, чтобы спланировать их убийство таким образом, чтобы никто ни о чем не заподозрил. И без шума.

15

Великий дар — обман, но снова жду даров.

Дерри был в Бриджстоунском аббатстве уже три дня, изнемогая одновременно от гнева и страсти. Он расхаживал по своей комнате из угла в угол. Лорд Хант предоставил ему комнату леди Хант, и он жил, окруженный показной роскошью: стены были убраны фламандским гобеленом, потолки оштукатурены и позолочены. Морган валялся на кровати на своей половине, уставившись на резной балдахин. Иниго наблюдал за Дерри, шатающимся из угла в угол, готовый отскочить при малейшей угрозе.

Дерри остановился около кровати и взглянул на брата.

— Кто-то предупредил этих людей, Ирбиса, Тритона и других. Мы проверили постоялые дворы и таверны, упомянутые в шифровках, и не обнаружили ничего. — Дерри обратился к Моргану. — Ты уверен, что француз и его люди поехали на север?

— Все следы, которые я нашел, вели на север. Я преследовал их до границы.

— Может быть, он обошел тебя и поехал на юг, чтобы предупредить предателей.

— Возможно, — сказал Морган, повернулся на спину и опять уставился на балдахин, поддерживаемый четырьмя массивными подпорками.

Дерри шагнул к нему и пихнул в скрещенные ноги. Он рявкнул на брата:

— Леди Хант была убита на этой постели.

Морган глянул на покрывала.

— Они, должно быть, сменили белье.

Его губы изогнулись в улыбке, а Дерри продолжил расхаживать.

— Лорд Хант убрал все, что принадлежало его матери, кроме этой кровати. Я думаю, он хотел избавиться от ее влияния, распродав ее юбки и духи.

Он остановился около камина и прикоснулся к резкому орнаменту. Там была изображена дева Мария с младенцем Христом.

— Иниго, пошли за моими актерами.

Иниго застонал.

— О, только не это, милорд.

— И скажи им, что им надо сыграть сцену со святым Георгом и драконом. Но скажи им также, что они должны переделать дракона. У него должны быть две ноги и крылья. Он будет зеленым с красными грудью, животом и внутренней стороной крыльев.

— Уайверн, — произнес Морган.

Дерри повернулся спиной к камину.

— Скажи им, что они должны разыграть представление во дворе таверны «Белый олень» через два дня.

Иниго вышел, и Морган сел на кровати.

— Она по-прежнему отказывается признать свою вину, — сказал Дерри.

— Господи, чего же ты ждешь? Ведь она не виновата. Подумай. Ты держал ее взаперти много дней. Откуда она могла знать, где встретится со священником?

— Они договорились раньше.

— Кровь Господня. Ты совсем рехнулся. Она не твоя жена, Дерри. — Морган соскользнул с кровати. — Смирись с этим. Твоя похоть забила тебе голову, помутила рассудок, и ты подозреваешь предательство там, где его нет.

— А ты везде видишь невинность. Ради креста, Морган, оставь это.

— И позволить, чтобы ты использовал ее в качестве приманки для Уайверна? Я знаю, на что ты способен, но я думаю, что ты проявишь хоть малейшее милосердие к госпоже Хант. Когда я увидел ее со священником, она пыталась ударить его, а вовсе не занималась с ним любовью. Это тебя мучает, не так ли? Мысль о том, что она допустила его.

Дерри выругался и направился к двери.

— Я не ошибаюсь два раза. Ей нельзя доверять.

Оставив Моргана в комнате, Дерри проследовал в северное крыло дома. Судьба отвернулась от него с того момента, как сбежала Теа. Ему постоянно не везло и в Морефилде. Он думал, что достаточно вооружен против нее и своего отца, что бы ни случилось. Но он не был готов к той сцене в саду. Он следил за Теей, не доверяя ей, и стал свидетелем того кошмарного разговора.

Когда его отец достал футляр с ядом, он почувствовал, как будто покинул свое тело и наблюдает за происходящим откуда-то сверху. Потом все внутри него онемело, и он опять погрузился в свою оболочку, лишенный чувств. Даже когда Теа выбросила яд, он не вернулся к реальности полностью. Теперь на месте его сердца был камень. Так как раньше в нем еще теплилась надежда, что когда-нибудь его отец увидит правду.

Он остановился перед дверью Теи. Распахнув ее, вошел без предупреждения. Она была в ночном платье. С тех пор, как они приехали, она избегала его, предпочитая заниматься всякими пустыми делами, такими, как приготовление розовой воды и высушивание трав. Она встрепенулась, когда он вошел, потом спрыгнула со стула, где сидела, съежившись, перед окном. Спрятавшись за стулом, она велела ему уйти. Он не отвечал. Избегая смотреть на ее полуобнаженное тело, он прошел к шкафу и начал шарить среди платьев, юбок и корсажей. Одежда взлетела в воздух и приземлилась на пол вокруг. Теа стояла за стулом.

— Что означает это вторжение, милорд? Я позову отца.

Он нашел платье, подходящее для поездки в город, и перебросил его через руку вместе с предметами нижнего белья. Он подошел к Тее, бросил ей одежду и засмеялся, когда рукав упал на ее лицо. Она сбросила платье со своей головы и швырнула ему.

— Одевайся, — сказал он.

— Что ты здесь делаешь? Почему ты не рыщешь по городу в поисках предателя? Или я должна все делать за тебя, как это было с шифрами? Убирайся.

Не произнеся ни слова, он обошел вокруг стула, но она ускользнула от него. Он остановился, склонил голову и посмотрел на нее. В своем гневе она забыла про свое ночное одеяние. Когда она сдвинулась, оно обернулось вокруг ее ног и крепко натянулось так, что он мог видеть ее ноги и груди под тонкой оболочкой белого батиста.

— Мне нравится эта новая мода — носить ночные платья, — прошептал он. — Это дразнит и завлекает.

Она проследила за его взглядом, вскрикнула и прикрылась платьем, которое он бросил ей. Прижав его к груди, она злобно проговорила:

— Убирайся, или я позову отца.

— Твой отец в саду. Сегодня утром прибыли его новые розовые кусты, и он выбирает место для каждого. Там их почти сотня. Скоро он уедет на ярмарку, чтобы купить лошадей и свиней. Он совсем забыл, что я здесь.

— Я напомню ему, если закричу из окна.

Он ринулся к ней. Обогнув стул, поймал ее руку и прижал ее к себе, благодаря ее мысленно за то, что она, такая упрямая, дала ему возможность прикоснуться к ней. На протяжении многих ночей он сгорал от желания прикоснуться, прижаться своей плотью к ее плоти и удовлетворить. Какая мука! Она поцарапала его шею. Тогда он обнял ее руками так, что она не могла даже шевельнуться.