Земля предков - Александр Мазин

Отправились мы вчетвером, и вчетвером пришли домой к дяде Добромыслу, который в свою очередь привел нас на княжий двор.

– Ульф Свити и его люди! – торжественно представил нас Добромысл.

За прошедшие годы князь Водимир мало изменился. Внешне. Даже запомнившаяся мне круглая, усыпанная самоцветами шапочка на голове – та же.

Зато резиденция его изменилась кардинально. Вместо небольшой крепости – настоящий город, в котором вовсю шло строительство, и в воздухе висел знакомый дух корабельной верфи, хотя «корабль», который здесь строили, никуда не поплывет. Вернее, поплывет, но только по реке времени.

«Это же не просто Новый город, а тот самый Новгород Великий!»

Мне даже показалось, что я узнал место, где когда-нибудь встанет мост через Волхов. Хотя это, скорее всего, ложная память.

И я взглянул на Водимира по-другому. С нескрываемым уважением. Этот человек заложил город, которому, без преувеличения, стоять в веках. Какова бы ни была дальнейшая судьба князя Водимира.

Князь «прочитал» мой взгляд, но понял по-своему.

– Ты видишь, вождь нурманский, как я живу и правлю. Разве сравнятся со мной ладожские соправители?

Я дипломатично промолчал, но Водимиру мой ответ и не требовался.

– Их время прошло, – князь взмахнул рукой, будто сбрасывая лишние фигуры с шахматной доски. – Да ты, вождь, и сам это знаешь, иначе не пришел бы ко мне.

– Что он говорит? – спросил Хавгрим Палица. – Хвастает?

– Говорит, что среди здешних конунгов – он самый сильный, – перевел речь Водимира Вихорёк. – Скоро он всех убьет и останется единственным конунгом.

– Вождь, – Гуннар Гагара коснулся моего плеча. – Хватит болтать. Я жрать хочу. Скажи ему, что мы с дороги и проголодались.

– Может, сам скажешь? – предложил я, тоже по-скандинавски.

– Могу и я, – согласился Гуннар и прорычал на русском: – Мы есть гость, конунг. Обычай наш: гость кормить надо. У вас так?

– Это мой воин, – пояснил я. – Гуннар по прозвищу Гагара. Он не слишком учтив, зато в бою ему нет равных.

Гуннар скорее угадал, чем понял, но приосанился, покосился на Палицу, но тот по-словенски не понимал, потому мои слова не оценил.

– Скажи своему воину, что у нас тот же обычай. Прошу! Вы – мои гости, храбрые нурманы!

От улыбки князя сердце нетренированного человека прихватывало ледяной корочкой, но я – тренированный. Мне Ивар Бескостный улыбался.

Трапезная у Водимира – на вырост. Человек на триста-четыреста. Но и сейчас в ней – никак не меньше двух сотен. Гостей, разумеется, обслуга – не в счет.

Князь – на возвышении, с боярами и прочими ближниками. Добромысл – по левую руку. Значит, в табели о рангах он здесь третий. Второго, мордастого плечистого дядю в золоченой броне, расположившегося справа от князя, я не знал. Но уже догадывался. Наслышан, кто у Водимира воевода номер один.

Меня за княжий стол не пригласили. Но посадили от «верха» недалеко. И кучно с нашими. Я взял с собой троих: Хавгрима, Гуннара и Вихорька. У последнего было особое задание.

«Ты знаешь язык, и ты молодой, – пояснил я сыну. – Твоя задача: слушать, наблюдать, запоминать. Пьяные дружинники болтливы и хвастливы. То, что нужно. Однако будь осторожен: если кто-нибудь заподозрит, будет нехорошо. Так что прикидывайся простачком. Можешь рассказать, как мы ходили в вик на англов. Здешним понравится. Но не хвастай. Пусть они думают, что ты лишь недавно из детских[11]. И дренгом, отроком по-здешнему, стал совсем недавно. И сам ни к кому не задирайся. Мы гости, но нас тут не слишком любят, так что будь начеку!»

Ну да, мы были гостями, но гостями, которым не рады. Мы – нурманы, а нурманов здесь не любят по определению. С другой стороны, а кто их, то есть нас, – любит?

Да пес с ней, с любовью наших сотрапезников, тем более что женщин за столом не наблюдалось. Лишь бы уважали.

А нас, похоже, уважали не слишком.

Мы и часа за столом не провели, как к сидевшему с края нашей компании Вихорьку уже начал задираться какой-то хмырь. Причем далеко не юноша – здоровенный дядька лет тридцати. Это было чревато нехорошим. Трогать моего сына лапами я никому не рекомендую. Тем более что у здешних, в отличие от викингов, не было принято перед пиром оставлять оружие у стеночки.

Вихорёк, повинуясь моему приказу, терпел. Но взгляды посылал умоляющие и понятные: «Отец, можно я его убью?»

Надо было срочно решать проблему, так что я махнул рукой возвращавшемуся с «отлить» Палице.

Хавгрим понял с лету: плюхнулся между Вихорьком и хмырем, попутно успев возложить на загривок хмыря лапу и давануть мозолистыми клещами. Очень больно, если умеючи. Палица умел. Задира аж зашипел…

Но примолк. А я перехватил быстрый обмен взглядами между ним и мордастым справа от князя. Ну-ну.

Общество выпивало и закусывало. Нахваливало князя и себя. Были тосты и за Добромысла, и за мордастого в золотой броне, которого, как я и предполагал, звали Турбоем.

А вот нас будто не замечали: хоть бы один тост в честь славных гостей! Или мы покуда недостаточно славные? Да ну, не верю! Судя по взглядам, кои метали в меня некоторые княжьи дружинники, слава у меня точно была. Бесславных обычно презирают, а не ненавидят.

Хотелось бы знать, что это? Общее отношение к скандинавам? Или это из-за сначала опозоренного, а потом без вести пропавшего Задорея?

Хуже, если пришла инфа о нашей причастности к разгрому городка и крепости на озере. Я вполне допускал, что тому же Добромыслу (а значит, и князю) наши подвиги известны. И это не помешало им пригласить нас на службу.

Но что будет, когда информация дойдет до рядовых дружинников? Тогда это будет уже личное. Мы особо не зверствовали, но кровь пролилась. А за кровь в этом обществе принято спрашивать. Рискнут или нет?

Вряд ли, если князь будет на нашей стороне. Уточним: до тех пор, пока князь на нашей стороне. А какой правитель откажется от качественного боевого подразделения, которое целиком зависит от его благорасположения? Которое без высшей поддержки разберут на запчасти…

Политика, блин. Но достаточно ли у Водимира авторитета, чтобы удержать своих от кровной мести? Вот я, например, не знал никого, кто смог бы удержать Медвежонка, случись со мной что-то нехорошее. И меня – в аналогичной ситуации.

В общем, руку надо держать поближе к мечу.

Не то чтобы я особо опасался. Сейчас мы – официальные гости и потенциальные соратники. А если Водимир примет нас в дружину, то, как говорится, кто прошлое помянет, тому глаз вон. И любой из нас, если понадобится, охотно поработает хирургом-окулистом. Хотя если бы речь шла о каком-нибудь скандинавском конунге, я бы не был так уверен. У наших есть такая практика: перед приемом новичка вождь обязан поинтересоваться, нет ли у кого к новичку претензий? И если оные есть – тогда по обстоятельствам. И прием в хирдманы может запросто окончиться вызовом в суд.

– Ты, нурман! – На плечо легла шаловливая ручонка под перчатки размером три икса. – Тебя воевода Турбой зовет!

– Не слыхал, – я сбросил ручонку, ухватил за кость кус печеной свинятины…

– Сказано тебе…

Второй раз ухватить себя я не дал. С пьяненьким: «Чего тебе, раб, я не понял?» – начал разворот на лавке, действуя свинятиной, аки небольшой дубинкой. С опережением.

Хорошо пришло. Попал не глядя, но точно. Веса в куске – за килограмм. Дружинник где стоял, там и лег. Хлипкий, однако. Будь на его месте, допустим, мой братец – даже не шелохнулся бы. Или зубами поймал. Доброе мясо, как-никак.

Обрушение кореша заметили не все. Но мордастый воевода заметил наверняка. Открыл пасть, чтобы высказать свое авторитетное мнение.

Но я опередил:

– Эй, Водимир-конунг, я, кажется, твоего раба убил! – заорал я так, что не услышать меня было трудно. – Вот этим вот! – Я взмахнул куском свинины, сделал паузу (уже в относительной тишине), откусил свининки, ухмыльнулся и похвалил: – Хорошее мясцо. А раб – хлипкий. Верегельд назначишь, учти это.

– Э! Да это не раб! – воскликнул сидевший неподалеку дружинник. – Это ж Лосенок, отрок воеводин!

– Отрок? – я демонстративно удивился. – А! Точно. Он же оружный. – И совсем растерянно: – Чё ж за воин такой, что его куском свинины убить можно?

И тут отрок заворочался. Очень вовремя. Прям подыграл.

– Да он живой! – заорал я еще громче. Отшвырнул свинину, ухватил сраженного бойца за волосы и рубашоночки, поднатужился, бросил наблюдательному дружиннику: – А ну, подтеснись! – И водрузил подшибленного свининой на скамью, незаметно сунув ему локтем в живот, отчего отрока немедленно вырвало всем съеденным на все того же наблюдательного. Кушал отрок изрядно, пир всё-таки, и наблюдательного окатило тоже изрядно. Да и другим досталось.

Пострадавшие возмущенно завопили, окружая отрока (я предусмотрительно отодвинулся), и посланец воеводы сметнул на общество еще одну порцию.

Теперь всем стало очень весело. Всем, кроме облеванных, отрока и свекольно-красного воеводы. Даже князь развеселился. Интересно, как бы он выкручивался, если бы я действительно убил парня? Верегельд с меня взял бы? С другой стороны, это ж какой позор, когда твоего бойца случайно убивают на пиру куском свинины.