Нейтринная гонка - Пол Ди Филиппо

Команда передавалась от одного реплицирующего наноустройства к другому. Получив сигнал, наноустройства тут же передавали его, словно жезл, своим удаленным собратьям. За неделю все мельчайшие частицы тумана оказались собранными в одном месте. Туман образовал вокруг ракеты ровное полотнище размером во множество квадратных миль. Плотный, словно облако, он создавал иллюзию грозового неба.

А на удаленном командном пункте Гиро радовался, как ребенок. Изящество решения заставило его забыть свою первоначальную глупость. Оставалось только отправить мэра в космос вместе со всем собравшимся туманом.

— Ну, думаю, пора, — сказал Гиро.

Джинджер перестала диктовать на карманный компьютер последнее сообщение и сжала руку Гиро.

— Я горжусь тобой. Ты никогда не сдаешься!

— Возможно, у этого качества есть и обратная сторона. Именно то, что я не мог смириться с твоим равнодушием, и стало причиной всех неприятностей.

— Ах, Гиро, какой женщине не польстило бы, что ее любят так сильно! Чтобы завоевать мое сердце, ты был готов пожертвовать будущим цивилизации!

Ли’л покрутил пальцем на уровне воображаемого виска и с отвращением отвернулся. Гиро и Джинджер поцеловались. А затем, используя свой карманный компьютер, Гиро осуществил запуск.

Изобретатель ожидал, что ракета прорвет полуживое облако и потащит его за собой. Однако он упустил из виду, что облако обладает собственным разумом. Пытаясь отодвинуться от ракеты на безопасное расстояние, оно поднялось вверх, как только почуяло первое движение. Когда ракета начала подъем, облако стало подниматься вместе с ней, словно плащ или гигантский измятый носовой платок, наброшенный на нос корабля.

Скоро и ракета, и облако превратились в едва видимую точку. Обрадованные наблюдатели зааплодировали. Джинджер протянула Гиро свое передающее устройство, чтобы он сделал публичное заявление.

— Жители Земли, я бесконечно извиняюсь за те мучения, которые вам пришлось испытать в последние недели. В космическом вакууме остатки тумана, не имея материала для воспроизведения, уничтожатся в течение года. Обещаю, что мое изобретение больше не доставит вам никаких хлопот.

Впрочем, за то время, что пройдет между появлением на горизонте первых космических флотилий пришельцев и их высадкой на Землю, Гиро еще наверняка усомнится в мудрости своего последнего решения — установить на орбите гигантский приветственный транспарант.

«Stink Lines». Перевод М. Клеветенко

РАБОТА ПО КОНТРАКТУ

Когнитивный диссонанс — великолепный дар. С одной стороны, я отношусь к рационально мыслящим скептикам в том, что касается НЛО и прочих феноменов в духе «Секретных материалов». С другой стороны, воспринимаю как данное реинкарнацию и чудеса, случающиеся в повседневной жизни. («Любой, кто не верит в чудеса, никоим образом не является реалистом», — сказал когда-то Бен-Гурион.) В данном рассказе последнее слово остается за любителем чудес.

Но разве такая концовка превращает этот рассказ в произведение научной фантастики или фэнтези?

Ярость — это гнев высшей пробы, неизменный спутник экзальтированных особ и судьбоносных мгновений.

Я себя к экзальтированным особам никоим образом не отношу, в исключительность моего начальства не верю и посему не склонен истолковывать случившееся как нечто из ряда вон выходящее. Насколько я могу судить, это был обычный, если не сказать самый заурядный день работы на Нечто.

Но, черт побери, меня просто душила злость!

Предлагаю вашему вниманию логическую нестыковку: погруженный в океан света, я был к нему глух. Равно как и слеп к окружающему шуму вследствие временного переключения нейронных цепочек.

Я знал, что инопланетные руки и инструменты безболезненно шныряют по моему телу, точно мыши, резвящиеся на остатках вчерашнего пиршества. Не оставалось ничего другого, как смириться с процедурой, уже ставшей для меня привычной. В конце концов терпение — это способность выглядеть смиренным и покорным до тех пор, пока не подвернется какой-нибудь необычный способ отомстить за себя.

Наконец мои работодатели оставили меня в покое. На некоторое время.

Они вернули на место мои глаза, вновь привинтили мне уши, обметали по шву мой тысяча и один шрам, после чего повернули заржавленный ключ в замочной скважине моих чувств.

Я беззаботно соскользнул с операционного стола и принялся одеваться. Инопланетные техники, или, как их тут величают, Большие и Малые Серые, только что возившиеся со мной, бесследно растворились в небытии. Скачками проворных кузнечиков или мифических сильфов они исчезли из загроможденного инструментами силового поля, которое все еще удерживало меня на месте, скрывшись в освещенных коридорах, которые подобно лучам расходились во все стороны от огромного сферического помещения.

Чайный Шар, именно так я окрестил про себя эту гигантскую сферу. Я стоял прямо в ее центре на невидимой глазу силовой плите — источнике гравитации. В иное время я наверняка заявил бы, что ничего подобного в природе нет и быть не может. Однако способность поверить в вопиющую несуразицу прямо пропорциональна человеческой способности лгать. Ну а имея за плечами почти столетие практического опыта, я сделался самым искусным лжецом в этом лучшем из миров.

Не переставая чертыхаться под нос, подобно политику, которого насильно оторвали от вожделенного соска народной любви, я засунул левую ногу в эластичный комбинезон. Когда его схема будет приведена в действие, он создаст голографическую проекцию черного костюма, этой пресловутой шпионской одежки. Засунув ногу в правую штанину, я принялся напяливать верхнюю часть одеяния. Меня не оставляло ощущение, будто я натягиваю на себя огромный презерватив. Я чувствовал себя евнухом из гарема турецкого султана, прислуживающим участникам оргии.

Пока я сражался с комбинезоном, в Чайном Шаре появился капитан Карл. Он вылетел головой вперед из верхней трубы, затем на полпути закружился в воздухе, прежде чем приземлиться прямо у моих ног. Я не стал обращать на него внимания, потому что все еще возился с костюмом. Что бы он там ни желал мне сообщить, это вполне могло подождать.

Несмотря на нашу обычную дружбу (кораблик которой достаточно велик для того, чтобы в хорошую погоду принять на борт двоих, но лишь одного — в ненастье), капитан Карл знал или чувствовал, что мое раздражение распространяется и на него, и потому не стал мешать моему занятию. Он лишь безмолвно стоял рядом, поглаживая аккуратно подстриженную бородку; надо сказать, эта его привычка ужасно меня раздражала. При этом он казался мне одновременно и невзрачным и важным, и заурядным простаком и возвышенным мудрецом, чем-то напоминая старого брахмана, размышляющего над декларацией о подоходном налоге.

— Ну что на сей раз, Карл? — соблаговолил я обратиться к нему, облачившись в свой новый наряд. — В самую последнюю минуту возникли непредусмотренные ранее дополнения к заданию? Может, ты хочешь, чтобы я, если у меня найдется свободная минутка, выпотрошил стадо несчастных коровок? Нашим поварам понадобились свежие потроха и печенка? Или я должен в паре-тройке мест ускорить севооборот? Что касается рун Верховных друидов, то в этом деле мне нет равных. А может, мне стоит подкупить нескольких влиятельных плутократов? Или нам понадобился новый источник радия?

Капитан Карл явно был не склонен шутить.

— Ты слишком несправедлив ко мне, Амброз! Ты же знаешь, что я всего лишь пилотирую корабль и отвечаю за дела на его борту, а это и без того сродни сумасшедшему дому! Нет, что касается твоих земных обязанностей — я тут ни при чем. Лучевой ретранслятор с реле на Планете Икс передает тебе указания от Сияющих, размещенных на Волке 359. С ними лучше не спорить. Ведь это они, а не я, прервали твой «рок-н-ролл» и направили тебя вне графика на профилактический ремонт по подготовке к новому заданию. Так что обращайся со своими жалобами прямо к ним, если желаешь.

Упоминание о «рок-н-ролле» вызвало у меня раздражение. Дело в том, что я как раз наслаждался потрясающим телесным контактом с одной киской, воздухоплавательницей по имени Амелия. (О Амелия! Ты убедительное свидетельство того, что женщины — хищницы из семейства кошачьих, обладающие удручающе малой способностью к одомашниванию.)

— Я питаю к Сияющим одно лишь презрение. Презрение, которое можно определить как…

С типично швейцарской педантичностью Карл прервал мой нравоучительный дискурс:

— Да-да, я столько времени провел в твоем обществе, что уже привык к твоим остротам. «Презрение — это чувство, испытываемое разумным человеком к врагу, который слишком хорошо себя обезопасил, чтобы сойтись с ним в открытом бою». Подобные вербальные коленные рефлексы — суть проявление твоей плохой приспособленности к неизбежности собственной ситуации, так что добра от этого ты, Амброз, не жди. Лучше постарайся мысленно свыкнуться со странностями жизни, которой всем нам приходится жить, и таким образом обрести хотя бы подобие личного счастья.