Параллельный Катаклизм - Федор Березин

22. Рис печется

И полыхнуло.

Полмиллиона живых свидетелей только со стороны США. Три последовательных, с разницей около суток, взрыва, один из них ночной (для отработки навыков у пилотов). Все бомбы на основе плутония, все по двадцать килотонн.

Первый – столица Окинавы – Наха. Уничтожен город и укрепрайон – поселок Ороку.

Второй – передовые позиции японцев перед аэродромом Макиминато. В этом месте остров сильно сужается, до шести километров. Поэтому взрыв не по центру: должны же собственные войска продолжать застопоренное наступление и не ждать, покуда радиация снизится до приемлемого уровня. Да и кто знает сейчас, каков он, этот приемлемый уровень. Испытание в Нью-Джерси не в счет, там были только зверюшки, а люди в бронированных укрытиях.

Третий, последний, по укрепрайону в поселке Мабуни. Нужен ли? Коль пошла такая пьянка, режь последний огурец. Требуется показать япошкам, что Америке надоело шутить. Вот вам листовки! Вот вам предложение немедленной капитуляции с контрибуциями и прочим! Вот вам сто тысяч обожженных и зараженных вояк! Готовьте койки в больницах! Правда, даже у нас столько нет во всех военных госпиталях армии и флота. Но транспорты для раненых выделим, если слезно попросите. А вот вам для информации: наша промышленность поставила бомбы на поток – двадцать штук в год, минимум, обеспечим! Ваше слово? А мы покуда группы специалистов в скафандрах в местах испытаний. Боев здесь уже нет – это сплошная зона мира и бедствия. Здесь будут взлетные полосы для налетов на главные острова.

Японскому императору Хирохито есть о чем подумать.

23. Готовность к неожиданностям

Луговой Владимир Юрьевич, фиктивный оберстлейтенант разбитого на взлете вермахта, сидел в невысокой (он не мог встать в ней во весь рост, боясь пробить потолок) глиняной хижине, отобранной оккупационной армией Страны восходящего солнца у угнетенного крестьянства свободолюбивого Китая. Владимир Юрьевич бил мух и прочих воздушных агрессоров, пытающихся выпить у него кровь пролетарского происхождения. Его кровь и он сам действительно образовались в рабочей среде посредством сложного процесса оплодотворения женской яйцеклетки мужским сперматозоидом. Его собственные родители также появились на свет в результате аналогичного процесса и также из рабочей среды. Вот такая у них была династия в воспроизводстве себе подобных и материальных средств. Однако материальные средства производились другим способом – сознательным актом целенаправленного трудового ритма. В этом, идущем от ума и лобных долей мозга, акте за несколько поколений произошли изменения. Например, когда-то его предки, почти схожие с ним по генетической природе, производили на свет железные плуги, косы и прочую несложную по внутренней структуре мелочь. А вот позже его непосредственные родители уже умели делать из разнообразных, поступающих из соседних цехов деталей готовые к применению паровозы, и эти самые паровозы после этого даже ездили по стране. Конечно, паровозы были гораздо проще, чем структура ДНК, которая образовывалась внутри его родителей сама собой, ежедневно и ежечасно, но все же этот рост сознательного умения человека доказывал, что со временем человек сможет собирать очень сложные предметы, сравнимые, а быть может, и превосходящие вещи, производимые социально несознательной природой.

Кроме поглощающего его сознательное внимание бития мух, Владимир Юрьевич Луговой читал лежащий на коленях учебник японского языка. Сейчас, в период, когда насекомые отступали, зализывая раны и бросая на произвол судьбы раненых и незахороненных убитых, он восхищался сложностью раскинутых перед его взором иероглифов. В них чувствовалась более чем тысячелетняя культура, незагаженная влиянием прогнившего капиталистического Запада. В них виделась чистая душа восточного народа, из года в год борющегося с цунами и неурожаями риса. Далеко отступали теснящиеся впереди видения последнего года, когда он проникся неприязнью к некоторым представителям японского народа. Но он знал, что все это пена, черная пена, порожденная неуемным милитаризмом и тяжелой службой на чужбине. На самом деле японский народ, так же, впрочем, как и китайский, ждал своего права на освобождение. И майор Владимир Луговой верил в скорое восхождение настоящего светила над Страной восходящего солнца, а также над спящим непробудным сном, феодальным и разорванным на куски Китаем.

От радостных мыслей, вызванных верой в силы простого народа и неукоснительными победами над неумолимыми членистоногими, ложного оберстлейтенанта оторвало прибывшее из-за тростниковой циновки лицо такого же ложного штурмбаннфюрера запрещенной законом СС – Манина Геннадия Ивановича.

«Чего тебя принесло?» – хотел чистосердечно спросить его Владимир Юрьевич по-русски, но сдержал порыв и с некоторым акцентом осведомился по-немецки:

– Здравствуй, что слышно?

Геннадий Иванович Манин, он же Зеральд фон дер Грюн, подвинулся вплотную к Луговому, зыркнул по сторонам и произнес на родном языке:

– Ты готов, Вовик?

Манеры Манина поражали Владимира Юрьевича, хотя его пролетарское нутро радовалось простоте коллеги. Но созревшим сознанием он удивлялся, зачем сюда прислали этого человека. Мало того, что он почти не умел говорить на «родном» немецком, на японском он вообще не понимал ни бельмеса, так еще он совсем ничего не соображал в тактике, которой они должны были обучать малорослых самураев. Правда, как помнил Луговой по прошлому житейскому опыту, Манин неплохо разбирался в технике, но вот этому он японцев не учил новее, к тому же по спущенной сверху легенде он вовсе не являлся специалистом-механиком. Оставалось непонятным, что он тут вообще делал. Если бы не случайность, что когда-то, до встречи здесь, в Восточном Китае, они служили вместе, так и про умение Манина разбираться в механизмах Луговой бы ничегошеньки не знал. Помнится, в той их бывшей совместной части Геннадий Иванович прославился на всю дивизию, когда при разряжении служебного пистолета умудрился пять раз подряд прострелить пол, прежде чем сообразил, что перед контрольным выстрелом не вынул наружу обойму. Многие старшие офицеры, находящиеся тогда в штабе, услышав пальбу, бросились спасаться в родные кабинеты и запираться там на все замки: возможно, они решили, что в помещении штаба начат контрреволюционный мятеж или же красный командир Манин сошел с ума от тяжести службы и войскового быта. Но случай оказался настолько нетипичный и смешной, что Манина даже наказали не слишком строго, обошлись дисциплинарными мерами.

– Пошли, Вова, – сказал Луговому Манин и потянул за рукав.

– Что случилось? – тихо по-русски осведомился Владимир Юрьевич.

– Мотать надо, сейчас здесь все полетит в тартарары, – пояснил штурмбаннфюрер.

– Какого черта, Гена? – обмер Луговой.

– Я все заминировал, сматываемся, дорогой.

– Как заминировал, мы же вместе с японскими товарищами вою...

– Волк тамбовский им товарищ, Вовик, – оборвал его Манин. – Мотаем, говорю. Жить хочешь?

– Да что я, идиот? Нас на родине за предательство расстреляют, из партии исключат.

– Не мели чушь, Володя, – спокойно, как ребенку, сказал ему штурмбаннфюрер фон дер Грюн, кладя толстую ладонь на колено. – Мы с узкоглазыми более не союзники, точнее с этим их видом.

– Как? – подавился вопросом Луговой.

– Несколько часов назад наше правительство объявило японским агрессорам войну.

– Да как же... Почему же нас еще не...

– Я им обрезал проводную связь и перепаял внутренности рации, у них теперь все диапазоны перепутаны, черт ногу сломит. Они теперь почти все время настроены на ложный командный пункт.

Луговой глянул на Манина с подозрением.

– Это такая штука, Тактик, – пояснил тот, нимало не смущаясь растерянностью Владимира Юрьевича, – когда вместо приказов собственного штаба они слушают нужные нам.

– А откуда ты...

– От верблюда, Вова. Пока ты своей тактике их учил, я получил инструкции.

– Да? – такое недоверие партии и правительства на мгновение очень обидело Лугового.

– А почему ты, то есть вы?

– А потому, что ты в технике ни бельмеса. Ты фугасы закладывать умеешь, Стратег?

– Ну...

– Вперед, за мной. Твоя задача была, по большому счету, прикрывать мои действия. А теперь двигай, а то они сделают с тобой то, что делают обычно с пленными китайскими партизанами.

Луговой невольно вздрогнул и начал поспешно упаковывать в карманы самое необходимое.

– А куда же мы двинемся?

– До двиганья еще далеко, вначале нужно разжечь костры в нужных местах.

– Зачем?

– Бомбардировщики дальние навести, вот зачем.

– Наши или американские?

– Наши, без империалистов как-нибудь обойдемся.