Кузен Понс - Оноре Бальзак

Фрезье по себе знал, что даже скрипучему голосу можно придать ангельскую мягкость, и он внутренне усмехнулся, обнаружив родственную душу в грозной супруге председателя суда. Ему припомнился герой одной из повестушек, приписываемых Людовику XI, — судья, которого этот монарх охарактеризовал в последних словах новеллы. Судьба подарила некоего судью женой того же нрава, что и жена Сократа, но не наделила его мудростью великого философа древности. Однажды он приказал подмешать соли в овес, которым кормили лошадей, а поить их не велел. Когда жена, отправившаяся в деревню, ехала по берегу Сены, лошади бросились в воду и утонули вместе с ней, а судья возблагодарил провидение, которое помогло ему избавиться от жены, не беря греха на душу.

В этот момент г-жа де Марвиль благодарила бога за то, что около Понса оказалась женщина, которая поможет ей избавиться от кузена, не беря греха на душу.

— Мне не надо и миллиона, если из-за этого приходится обижать человека... — сказала она. — Ваш друг должен открыть глаза Понсу и прогнать эту женщину.

— Прежде всего, и господин Шмуке, и господин Понс считают эту женщину ангелом и не послушаются моего друга. Кроме того, эта отвратительная тварь — благодетельница доктора, она порекомендовала его господину Пильеро. Доктор предписывает ей быть как можно терпеливее с больным, но его предписаниями она пользуется лишь для того, чтобы повредить его здоровью.

— Что думает ваш друг о положении моего кузена? — спросила г-жа де Марвиль.

Совершенно недвусмысленный ответ Фрезье потряс г-жу де Марвиль, которая поняла, что стряпчий заглянул в тайники ее души, столь же алчной, как и у тетки Сибо.

— Через полтора месяца можно будет получить наследство.

Супруга председателя суда опустила глаза.

— Бедняжка, — сказала она, тщетно пытаясь придать лицу печальное выражение.

— Не угодно ли вам написать несколько слов господину Лебефу? Я еду в Мант по железной дороге.

— Подождите, пожалуйста, я приглашу его приехать завтра обедать, мне надо с ним повидаться и попросить у него совета, как исправить несправедливость, жертвой которой вы стали.

Когда г-жа де Марвиль вышла, Фрезье, мысленно уже видевший себя мировым судьей, совершенно преобразился: он расправил плечи и полной грудью вдыхал атмосферу благополучия и успеха. Припав к новому для него источнику — источнику воли, он огромными глотками пил божественный напиток и, подобно Ремонанку, чувствовал, что ради успеха способен на преступление, только с одним условием: не оставлять улик.

Он не спасовал перед супругой председателя суда, утверждая то, в чем не был убежден сам, догадки выдавал за действительные факты, и все с одной целью: получить полномочия на спасение наследства и приобрести покровительство г-жи де Марвиль. В лице Фрезье были представлены два ужасающе нищенских существования и столь же ужасающе ненасытные аппетиты — и вот он уже с презрением отворачивался от своего омерзительного логова на улице Перль. Он предвкушал тысячу экю гонорара от тетки Сибо и пять тысяч франков от супруги председателя суда. А это означало возможность снять приличную квартиру и, кроме того, расплатиться с доктором Пуленом. Иногда такие человеконенавистники, черствые и озлобленные страданиями и недугами, способны столь же страстно испытывать противоположные чувства: Ришелье был в равной мере и добрым другом, и жестоким врагом. За доктора Пулена благодарный ему Фрезье пошел бы в огонь и в воду. Возвращаясь в гостиную с письмом в руках, г-жа де Марвиль, не замеченная Фрезье, посмотрела на этого человека, который предвкушал счастливую, обеспеченную жизнь, и нашла, что у него не такая уж богомерзкая наружность; к тому же теперь он должен был служить ее интересам, а на того, кто служит твоим интересам, смотришь всегда другими глазами, чем на того, кто служит интересам соседа.

— Господин Фрезье, — сказала она, — вы доказали мне, что вы человек с головой, я полагаю, что вы способны быть искренним.

Фрезье сделал выразительный жест.

— В таком случае я прошу вас ответить мне без утайки на следующий вопрос: могут ли предпринимаемые вами шаги скомпрометировать господина де Марвиля или меня?

— Я не стал бы беспокоить вас, сударыня, если бы предполагал, что могу забрызгать вас грязью, пусть даже то была бы одна-единственная крохотная капелька грязи, ибо и неприметное пятнышко показалось бы больше луны. Вы, сударыня, забываете, что я должен заслужить ваше покровительство, так как иначе мне не быть мировым судьей в Париже. Однажды жизнь уже проучила меня, и проучила жестоко, так что у меня нет никакой охоты снова подставлять спину под ее удары. Еще одно слово, сударыня: я вменяю себе в обязанность предварительно испрашивать ваше согласие на все шаги, касающиеся вас.

— Очень хорошо. Вот письмо для господина Лебефа. Теперь я жду сведений о стоимости наследства.

— В этом все дело, — тонко заметил Фрезье, поклонившись супруге председателя суда со всей приятностью, возможной при его наружности.

«Какое счастье! — думала г-жа Камюзо де Марвиль. — Наконец-то я разбогатею! Муж пройдет в депутаты. Ведь если послать такого Фрезье в Больбекский округ, он завербует нам нужное большинство. Какой таран в наших руках!»

«Какое счастье! — думал Фрезье, спускаясь по лестнице. — Ну и баба эта госпожа Камюзо! Мне бы такую жену. Ну а теперь за работу!»

И он отправился в Мант, где ему предстояло снискать благоволение человека, которого он почти не знал; но он рассчитывал на г-жу Ватинель, причину всех его несчастий, а любовные огорчения, так же как опротестованный вексель надежного должника, часто приносят проценты.

Через три дня после этого свидания, пока Шмуке спал (мадам Сибо и старик музыкант поделили между собой бремя ухода за больным и по очереди бодрствовали у его изголовья), привратница опять, как она выражалась, поцапалась с бедным Понсом. Небесполезно будет здесь отметить, что воспаление печени имеет одну весьма неприятную особенность. Больные, страдающие печенью, нетерпеливы, легко раздражаются, подвержены вспышкам гнева, и эти вспышки на короткое время приносят им облегчение, подобно тому как во время жара человек чувствует иногда небывалый прилив сил. Как только жар проходит, наступает упадок, коллапс, как называют это врачи, и тогда ясно видно, какой вред нанесен организму больного. При заболеваниях печени, особенно ежели они вызваны душевным потрясением, больной после таких вспышек гнева сильно ослабевает, что весьма опасно при строгой диете, на которой его держат. Это своего рода горячка, воспаление, но не крови и не мозга, а всей гуморальной системы. Раздраженное состояние организма вызывает сильную подавленность, и больной сам себе делается противен. Всякая мелочь его злит; это усиливает опасность. Тетка Сибо, женщина простая и необразованная, не верила, несмотря на предостережения врача, что нервная система раздражается вследствие порчи гуморальной системы. Советы г-на Пулена казались ей докторскими бреднями. Как и все простолюдинки, она хотела во что бы то ни стало пичкать Понса едой и обязательно тайком накормила бы больного ветчиной, вкусным омлетом или шоколадом с ванилью, если бы не решительный запрет доктора Пулена!

— Если вы дадите господину Понсу чего-нибудь поесть, вы отправите его на тот свет, так сказать, всадите пулю ему в сердце.

Простой народ в этом отношении никак не переубедить, неприязнь к лечебницам коренится в уверенности людей малограмотных, что больных там морят голодом. Ввиду нередких смертных случаев, вызванных тем, что жены тайком приносили мужьям еду, в больницах существует приказ тщательно обыскивать родственников, навещающих больных в приемные дни. Чтобы вызвать ссору, необходимую для быстрого осуществления ее корыстных целей, тетка Сибо рассказала Понсу о своем посещении директора театра и не позабыла упомянуть, что поцапалась с танцовщицей Элоизой.

— Да что вам там понадобилось? — в третий раз спросил музыкант, который никак не мог остановить поток ее слов.

— Ну а когда я ее отчитала как следует, мамзель Элоиза поняла, с кем имеет дело, и пошла на попятный, и мы стали такими друзьями, что водой не разольешь. Да, так вы хотите знать, что мне там понадобилось? — сказала она, повторив вопрос Понса.

Некоторые говоруны, и как раз говоруны талантливые, накапливают про запас возражения, замечания, вопросы собеседника, чтоб иметь пищу для своих бесконечных разглагольствований, хотя источник их болтливости и без того не иссякает.

— Да я пошла, чтобы выручить вашего господина Годиссара; ему нужна музыка к балету, а вам, ненаглядный мой, не под силу сейчас царапать пером по бумаге и исполнять свои обязанности... Вот я и узнала, что сочинить музыку к «Могиканам» пригласят господина Гаранжо...

— Гаранжо! — воскликнул Пенс, придя в ярость. — Гаранжо — бездарность, я его не взял в первые скрипки! Он умный человек и прекрасно пишет статейки о музыке, но чтоб он мог сочинить мелодию, никогда не поверю!.. И какого черта понесло вас в театр?