Теневой народ - Александр Прохожев

Часто практиковалось сдирание кожи с живых людей, для чего их бросали в кипяток, делали надрезы на шее и вокруг кисти рук, щипцами стаскивали кожу, а затем выбрасывали на мороз… Этот способ практиковался в Харьковской чрезвычайке, во главе которой стояли еврей „товарищ Эдуард“ и каторжник Саенко. По изгнании большевиков из Харькова Добровольческая армия обнаружила в подвалах чрезвычайки много „перчаток“. Так называлась содранная с рук вместе с ногтями кожа. Раскопки ям, куда бросали тела убитых, обнаружили следы какой-то чудовищной операции над половыми органами, сущность которой не могли определить даже лучшие харьковские хирурги… На трупах бывших офицеров, кроме того, были вырезаны ножом или выжжены огнем погоны на плечах, на лбу — советская звезда, а на груди — орденские знаки; были отрезаны носы, губы, уши… На женских трупах — отрезанные груди и сосцы и пр., и пр. Много людей было затоплено в подвалах чрезвычайки, куда загоняли несчастных и затем открывали водопроводные краны.

В Петербурге во главе чрезвычайки стоял латышский еврей Петере, переведенный затем в Москву. По вступлении своем в Должность „начальника внутренней обороны“, он немедленно же расстрелял свыше 1000 человек, а трупы приказал бросить в Неву, куда сбрасывались и тела расстрелянных им в Петропавловской крепости офицеров. К концу 1917 года в Петербурге оставалось еще несколько десятков тысяч офицеров, уцелевших от войны, и большая половина их была расстреляна Петерсом, а затем жидом Урицким. Даже по советским данным, явно ложным, Урицким было расстреляно свыше 5000 офицеров.

Переведенный в Москву, Петере, в числе прочих помощников имевший латышскую еврейку Краузе, залил кровью буквально весь город. Нет возможности передать все, что известно об этой женщине-звере и её садизме. Рассказывали, что она наводила ужас одним своим видом, что приводила в трепет своим неестественным возбуждением… Она издевалась над своими жертвами, измышляла самые жестокие виды мучений преимущественно в области половой сферы и прекращала их только после полного изнеможения и наступления половой реакции. Объектами ее мучений были главным образом юноши, и никакое перо не в состоянии передать, что эта сатанистка производила со своими жертвами, какие операции проделывала над ними… Достаточно сказать, что такие операции длились часами и она прекращала их только после того, как корчившиеся в страданиях молодые люди, превращались в окровавленные трупы с застывшими от ужаса глазами…

В Киеве были широко известны сотрудницы чрезвычайки жидовки „товарищ Вера“, Роза Шварц и другие девицы.

Здесь было полсотни чрезвычаек, но наиболее страшными были три, из которых одна помещалась на Екатерининской улице, № 5… В одном из подвалов чрезвычайки, точно не помню какой, было устроено подобие театра, где были расставлены кресла для любителей кровавых зрелищ, а на подмостках, то есть на эстраде, которая должна была изображать собой сцену, производились казни.

После каждого удачного выстрела раздавались крики „браво“, „бис“ и палачам подносились бокалы шампанского. Роза Шварц лично убила несколько сот людей, предварительно втиснутых в ящик, на верхней площадке которого было проделано отверстие для головы. Но стрельба в цель являлась для этих девиц только шуточной забавой и не возбуждала уже их притупившихся нервов. Они требовали более острых ощущений, и с этой целью Роза и „товарищ Вера“ выкалывали иглами глаза, или выжигали их папиросой, или же забивали под ногти тонкие гвозди.

В Киеве шепотом передавали любимый приказ Розы Шварц, так часто раздававшийся в кровавых застенках чрезвычаек, когда ничем уже нельзя было заглушить душераздирающих криков истязаемых: „Залей ему глотку горячим оловом, чтобы не визжал, как поросенок“… И этот приказ выполнялся с буквальной точностью…

Особенную ярость вызывали у Розы и Веры те из попавших в чрезвычайку, у кого они находили нательный крест. После невероятных глумлений над религией они срывали эти кресты и выжигали огнем изображение креста на груди или на лбу своих жертв…

Когда фантазия в измышлении способов казни истощалась, тогда страдальцев бросали на пол и ударами тяжелого молота разбивали им голову пополам с такой силой, что мозг выдавливался на пол. Это практиковалось в чрезвычайке, располагавшейся на Садовой, 5, где солдаты Добровольческой армии обнаружили сарай, асфальтовый пол которого был буквально завален человеческими мозгами.

В Полтаве неистовствовал чекист-еврей „Гришка“, практиковавший неслыханный по зверству способ мучений. Он предал лютой казни 18 монахов, приказав посадить их на заостренный кол, вбитый в землю. Этим же способом пользовались и чекисты Ямбурга, где на кол были посажены все захваченные на Нарвском фронте офицеры и солдаты.

Никакое перо не способно описать мучения страдальцев, которые умирали не сразу, а спустя несколько часов, извиваясь от нестерпимой боли. Некоторые мучились даже более суток. Трупы этих великомучеников представляли собой потрясающее зрелище: почти у всех глаза вышли из орбит…

В Благовещенске у всех жертв чрезвычайки были вонзенные под ногти пальцев на руках и ногах граммофонные иголки.

В Омске пытали даже беременных женщин, вырывали животы и вытаскивали кишки.

В Казани, на Урале и в Екатеринбурге несчастных распинали на крестах, сжигали на кострах или же бросали в раскаленные печи…».

Это цитируются выдержки из воспоминаний Н.Д. Жевахова[191].

Преступления германских фашистов меркнут перед преступлениями сионо-еврейских оккупантов против русского и Других народов нашей страны. Только первых судил Международный трибунал, а вторые продолжают жировать на крови и бедах России.

В донесении председателю Верховного трибунала говорилось: «Не сдавших полностью налог гонят связанными и босиком по главной улице деревни и затем запирают в холодный амбар.

Избивают женщин вплоть до потери ими сознания, опускают их нагишом в выдолбленные в снегу ямы».

Бывший корреспондент газеты «Русские ведомости» Сергей Петрович Мельгунов, вынужденный покинуть Родину, издал книгу «Красный террор в России 1918–1923 гг.». Приводим некоторые выдержки их этой книги, составленной на основе документов следственных комиссий белых армий и свидетельских показаний.

«В одиночке тюрьмы истязали учительницу Домбровскую… Предварительно она была изнасилована и над нею глумились. Изнасилование происходило по старшинству чина. Первым насиловал чекист Фридман, затем остальные. После этого подвергли пытке, допытываясь от нее признания, где спрятано золото. Сначала у голой надрезали ножом тело, затем железными щипцами, плоскогубцами отдавливали конечности пальцев. Терпя невероятные муки, обливаясь кровью, несчастная указала какое-то место в сарае дома № 28 по Медведевской улице, где она жила. В 9 часов вечера 6-го ноября она была расстреляна…».

«В Симферополе, — рассказывает корреспондент той же, газеты, — ЧК применяют новый вид пытки, устраивая клизмы из битого стекла и ставя горящие свечи под половые органы. В Царицыне имели обыкновение ставить пытаемого на раскаленную сковороду, там же применяли железные прутья, резину с металлическими наконечниками, вывертывали руки, ломали кости…».

«В Киеве пытаемого привязывали к стене или столбу; потом к нему крепко привязывали одним концом железную трубу в несколько дюймов ширины… Через другое отверстие в нее сажалась крыса, отверстие тут же закрывалось проволочной сеткой и к нему подносился огонь. Приведенное жарой в отчаяние животное начинало въедаться в тело несчастного, чтобы найти выход. Такая пытка длилась часами, порой до следующего дня, пока жертва не умирала…».

«Одесский Вихман расстреливает в самих камерах по собственному желанию, хотя в его распоряжении было 6 специальных палачей…»

«В Архангельске Майзель-Кедрова расстреляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 беженцами и солдатами армии Мюллера и т. д….»

«В Одессе офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок, третьих опускали по очереди в котел с кипятком и в море, а потом бросали в топку…».

«23 марта 1919 года английский военный священник сообщал лорду Керзону: „В последних числах августа две барки, наполненные офицерами, потоплены, а трупы их были выброшены в имении одного из моих друзей, расположенном на Финском заливе: многие были связаны по двое и по трое колючей проволокой…“[192].

Самым жестоким палачом была следователь Ленинградского управления НКВД в 1930–1938 гг. Софья Гертнер. Её наставником был ленинградский чекист Яков Меклер, которому дали прозвище „Мясник“. Эта еврейка-изверг привязывала арестованного и била туфелькой по мужскому достоинству, за что получила кличку „Сонька Золотая Ножка“. Публикуя эту информацию в газете „Аргументы и факты“ (№ 19 за 1993 год), редактор Старков мог бы с гордостью добавить, что это его соплеменница. Но он скромно умолчал о национальности Софьи Гертнер и её наставника Якова Меклера.