Атаман Семенов О СЕБЕ.ВОСПОМИНАНИЯ, МЫСЛИ И ВЫВОДЫ - Григорий Семенов

С возвращением броневиков на фронт я вновь получил уверенность в успехе своего плана выхода из большевистско-китайского окружения в полосу отчуждения КВЖД, сохранив свою организацию и оружие для пополнения отряда и необходимого отдыха частям его.

В те дни мне всего было 27 лет, и я еще не знал, что открытая сила во многих случаях с успехом заменяется дипломатией, построенной на умелой и тонкой лжи. Но ещё со школьной скамьи я твердо усвоил, что в военном деле важно отвлечь внимание противника от намеченной цели и что успех маневра в очень большой степени зависит от того, насколько тонко противник будет введен в заблуждение относительно истинной цели предпринятой операции.

Переговоры китайцев с большевиками все еще не были закончены. Пользуясь тем, что внимание обеих сторон было от меня отвлечено, я отдал секретное распоряжение коменданту станции Маньчжурия постепенно перегнать весь порожняк из Маньчжурии на ближайшую от нес станцию на восток, Чжалайнор. Комендант станции получил также указания в случае расспросов китайских властей объяснить перегонку составов в Чжалайнор полученными сведениями о намерении большевиков занять Маньчжурию и захватить составы, в которых они ощущали острый недостаток. В течение двух дней потребное количество вагонов и паровозов было сосредоточено в Чжалайноре, не возбудив никаких сомнений.

Когда тыл был подготовлен для отхода, нужно было снять и отвести назад с занимаемых позиций части таким образом, чтобы ни китайцы, ни большевики этого не заметили, Я решил осуществить это ближайшей же ночью и предварительно сообщил китайцам, что вследствие недостатка продовольствия я решил на рассвете отвести свои части на границу и сложить оружие. Я был осведомлен о том, что китайцы еще не закончили свои переговоры с красными, и потому мое решение сдать оружие именно теперь застанет их неподготовленными. Согласно секретной диспозиции, части отряда должны были ночным маршем покрыть расстояние в 50 верст и, обойдя Маньчжурию, выйти на станцию Чжалайнор, ночью же погрузиться в приготовленные эшелоны и двигаться в направлении на Хаилар. Броневики оставались со мной на позициях до окончания погрузки последней части. Настало утро 28 июля, когда начальник штаба китайских войск в сопровождении большой свиты прибыл в мой штаб. В это время уже все части, кроме двух бронепоездов, были сняты с позиций. Пехота грузилась в вагоны в Чжалайпоре; конница и артиллерия походным порядком шли в обход Маньчжурии на станции Цаган и Хорхоптэ. Я со штабом находился в броневике. Встретив гостей, я пригласил их в вагон и предложил ехать в Маньчжурию для встречи с командующим китайскими войсками. Арьергардные бронепоезда следовали на небольшом расстоянии за нами.

Мое появление в Маньчжурии вызвало сильное волнение у китайцев, которые, не закончив ешё своих переговоров с большевиками, не ожидали меня в Маньчжурии. Когда бронепоезд остановился на перроне станции, я заявил сидящему у меня в вагоне начальнику штаба китайских войск, что мои части с фронта уже сняты и красные' каждую минуту могут войти в Маньчжурию, как только обнаружат мой отход. Это было громом среди ясного неба. С этого момента роли переменились и под удар красных попадали уже китайцы, а не мы.

Начальник китайских войск в Маньчжурии, не будучи уверенным в том, что большевики не сделают попытки овладеть Маньчжурией, обратился ко мне с предложением принять участие в защите города, и ввиду моего согласия нами совместно была выработана диспозиция на случай наступления красных, причем наши офицеры были назначены инструкторами в китайскую артиллерию.

Узнав об отходе моем в полосу отчуждения КВЖД и о предположенной совместной обороне Маньчжурии в случае наступления красных, большевики обвинили китайцев в двуличии. Отношения между ними испортились, и я получил возможность дать своим частям спокойный и заслуженный ими отдых.

Ведя силами О. М. О. вооруженную борьбу с большевиками, я одновременно поддерживал через подполковника Краковецкого оживленную связь с противобольшевистскими организациями в Иркутске и далее па запад. Благодаря материальной поддержке, которую я мог оказать им из средств, отпускаемых мне союзниками, эти организации крепли морально и материально, но я старался удержать их от активных выступлений, чтобы не рисковать созданной организацией, не имея твердой уверенности в успехе. Тем не менее большевики были осведомлены о той скрытой работе, которая велась против них в Восточной Сибири. Поэтому, опасаясь восстания, они стягивали к Иркутску крупные силы, совершенно обнажив Западную Сибирь.

Маневренная гибкость частей О. М, О., благодаря двойному комплекту конного состава, вводила в заблуждение противника и заставляла его сильно преувеличивать силы отряда.

Многие лица, мобилизованные красными и служившие на их Восточном фронте, впоследствии же, после ликвидации большевиков, продолжавшие службу в частях Дальневосточной армии, свидетельствовали, что ликвидация О. М. О. в это время отодвигала на второй план вес другие серьезные задачи большевиков и в силу именно этого обстоятельства большевики прозевали чехов и вызванное их выступлением восстание в Западной Сибири и на Волге.

Глава 3 ПЕРЕВОРОТ В СИБИРИ

Выступление чехов. Письмо полковника Ушакова. Новое насту/пение О. М.О.Встреча с чехами. Первые недоразумения с ними. Приказ генерала Гайды и мой протест. Поездка генерала Хорвата в штаб Гайды. Сибирское правительство. Мое подчинение ему. Свидание с генералом Пепеляевым и генералом Гайдой. Выступление генерала Хорвата. Интервенция, ее цели и задачи. Совместные действия с японскими частями. Роль американцев. Советско-германские отношения. Несогласованность союзников. Оценка интервенции с русской точки зрения. Занятие Читы. Эвакуация социалистов в Иркутск. Роль Дунина-Яковлева. Возникновение Амурского фронта.

Около 20 августа ко мне приехал из Иркутска посланец от полковника Ушакова, находившегося в рядах чехословацких войск. В своем письме полковник Ушаков просил меня немедленным движением на Читу отвлечь на себя силы красных, чтобы облегчить чехам проход по Сибирской железной дороге на восток.

Австрийские военнопленные славянских национальностей, массами сдававшиеся русским войскам во время войны, были организованы в войсковые части и вооружены еще при старом правительстве. Их предполагали использовать на фронте как солдат союзных нам держав — Италии, Сербии — и вновь возрожденных к самостоятельной государственной жизни Польши и Чехословакии. После Октябрьской революции и фактического прекращения большевиками войны с германской коалицией положение этих бывших военнопленных, на которых германское командование, естественно, смотрело как па государственных преступников, сделалось совершенно невыносимым, и они стремились во что бы то ни стало выбраться из России, чтобы принять участие в продолжающейся еще войне против германцев па Западном фронте. Под влиянием немцев большевики начали чинить всякие препятствия стремлению чехов и прочих славян выбраться из России и даже пытались разоружить их, следствием чего явилось вооруженное столкновение между обеими сторонами. Часть чехов пробивалась на север, часть пошла на восток. По пути к ним примыкали местные офицерские антибольшевистские организации, которые с помощью чехов везде свергали советскую власть. На месте большевиков сейчас же становились правительства из местных общественных деятелей, зачастую совершенно несходных политических взглядов и не связанные между собою. Подходя к Иркутску, чехи наткнулись на сильное сопротивление со стороны большевистских войск, которые были сняты с Восточного фронта после отхода О. М. О. в Маньчжурию и, за исключением двух бригад, оставленных на границе, целиком брошены против чехов. В этих обстоятельствах полковник Ушаков и послал мне свое письмо с целью установления связи и координации действий частей чехов и О. М. О.