Красное солнце - Екатерина Артемовна Крылова

массажа, после чего перешли к голосовым упражнениям, многие из которых посоветовала Надежда Самсоновна. Она нам здорово помогла.

Восстановление, особенно в начале, шло волнообразно, голос то заметно улучшался и пропадали все неприятные ощущения, то снова ухудшался. Эти колебания сильно злили Женю. Конечно, я его понимала, ведь для солиста потерять голос – наверное, самое страшное, что может произойти. Я видела, как он тревожился, по ночам места себе не находил. Кроме того это было впервые, что удивительно, если учесть, что он выступал на сцене больше десяти лет. Но, как и в любом деле, важны систематическая работа и терпение, которые приводят к желаемым результатам.

Вот и первый концерт, спустя два месяца, на который мы поехали вместе. На репетициях все шло хорошо, но на самом выступлении двухчасовое пение дало о себе знать. Со спокойными и мелодичными песнями он справлялся легко, но в более резких, импульсивных, где требовалось сильно напрягать голосовые связки, слышались хрипы, и голос исчезал. Я думаю, Женя и сам это чувствовал, но продолжал петь. В конце концов, я не выдержала и во время небольшой паузы подошла к Максу и попросила его убрать пару песен из программы. Я осознавала, на что иду, и что меня ждет. И не ошиблась. После выступления Женя ворвался в гримерку, а, приблизившись ко мне, с такой силой тряхнул за плечи, что от неожиданности я покачнулась, и уже собирался раскричаться, но я его остановила:

– Не удалось сорвать голос на концерте, теперь хочешь на мне?

Он снова попытался что-то произнести, но я его перебила:

– Знаю, что ты хочешь сказать, но если бы я не вмешалась, боюсь, ты бы вообще не допел до конца.

– Я бы смог… – начал он говорить, но закашлялся.

– Возможно, или еще на два-три месяца остался без голоса. Повторный срыв связок восстанавливается дольше, если вообще поддается восстановлению.

– Я бы…

– Может, ты не заметил, но я прекрасно слышала, как ты хрипел во второй части выступления и не вытягивал большинство песен. Упростите программу, хотя бы на несколько концертов. Признавайся, горло болит?

После недолгого молчания он произнес:

– Першит немного…

Я отошла за таблетками, но вдруг ни с того ни с сего почувствовала лёгкое головокружение и взялась руками за виски. Женя это заметил.

– Лесь?..

– Все в порядке. Голова закружилась.

И собиралась отдать ему таблетки, но резко ноги подкосились, и я потеряла сознание…

31.05.2007 г. Очнулась в больничной палате. К левой руке была подведена капельница, которая почти закончилась. За окном светало, и сквозь задернутые жалюзи пробивались лучи утреннего солнца. Я попыталась привстать, но, почувствовав головокружение и слабость, снова опустилась на подушку. Через несколько минут в дверь заглянула медсестра.

– Пришли в себя? – спросила она и подошла ближе. – Капельница закончилась. Я позову врача.

И она удалилась. Через несколько минут в палату вошел врач – мужчина лет сорока, высокий с темными волосами, которые на висках коснулась седина. Он, осведомившись о моем самочувствии, стал задавать вопросы. Я плохо понимала, что происходит, поэтому отвечала, не задумываясь, а врач, сделав все записи, протянул мне листок с направлением на УЗИ, добавив, чтобы после зашла к нему в сто какой-то там кабинет с результатом, и он удалился, а я неторопливо привстала с кровати. Ко мне подскочила медсестра:

– Я вам помогу. Голова кружится?

– Есть немного…

– Скоро пройдет, это от системы. Дома отлежитесь, и все придет в норму.

Когда мы выходили из палаты, я увидела Женю: он вскочил с лавочки и, подойдя к нам, озабоченно спросил:

– Как ты? Что сказал врач?

– Ничего, – ответила я и взяла его под руку, – дал направление на УЗИ.

– Кабинет УЗИ на втором этаже, – отозвалась медсестра. – Я вам покажу… Вот здесь. Можете зайти вместе…

Стандартные вопросы, фразы, потом врач попросил оголить нижнюю часть живота, и мгновенно в голове замелькали мысли, которые незамедлительно стали выстраиваться в логическую цепочку. Я со страхом ждала слов врача, но он только настойчиво водил датчиком по низу живота, храня молчание, потом сказал, как отрезал:

– Вот оно! Судя по параметрам беременность примерно одиннадцать-двенадцать недель…

Врач и дальше что-то еще говорил-говорил, но я его не слушала: мы с Женей уставились друг на друга и не отводили глаз, пока врач не произнес:

– Все, можете одеваться, – и отвернулся к столу и стал, поглядывая на монитор, писать заключение… – Это к лечащему врачу, – и протянул мне листок.

Мы его поблагодарили и вышли. Я хотела побыстрее спуститься на первый этаж, но Женя меня остановил, привлек к себе и крепко обнял. Так мы простояли несколько минут, потом я отстранилась от него:

– Пойдем, я отнесу заключение.

Пока спускались по лестнице, я испытывала странное чувство необратимости происходящего. В голову невольно приходили мысли, что теперь назад дороги нет. До этого, хотя мы и были вместе, но продолжали жить каждый сам по себе, не ощущая ответственности, или, может, это только я относилась ко всему слишком легкомысленно? Я мельком взглянула на Женю: его лицо было непроницаемо.

В кабинете врач выписал заключение, дал рекомендации и назначил кое-какие витамины, все остальное: учет, анализы по месту жительства.

2.06.2007 г. Вчера ближе к вечеру вернулись домой. Кисловодск встретил нас мрачной дождливой погодой, навевающей тоску, которая, кажется, просочилась и в дом, прихватив с собой холод: пока переодевалась и разбирала вещи, совсем продрогла, а когда вернулась на кухню, Женя уже включил чайник и стоял у окна, а, увидев меня, произнес:

– Что-то в доме холодно. Может, разжечь камин?

– Разожги…

Пока Женя возился с камином, я приготовила чай и кое-что перекусить, но есть мне не хотелось. Не знаю, то ли из-за недомогания, которое после перелета ещё больше усилилось, то ли из-за того, что знала, что нас ждёт серьезный разговор. Со вчерашнего дня мы и так отмалчивались. Да и сейчас… Я быстро допила чай и ушла в гостиную, где, присев на диван, стала наблюдать за огнем в камине, который постепенно разгорался, и прислушиваться к шуму заморосившего дождя… Через несколько минут появился Женя и, присев рядом, крепко обнял.

– Долго мы еще будем играть в молчанку? За два дня слова не проронила или ты тоже голос сорвала?

Резко я вспомнила о выступлении и, повернувшись к нему, озабоченно спросила:

– Как голос? Я совсем забыла…

– Голос в порядке! – перебил он меня. – Даже не пытайся сменить