Тяжесть венца - Симона Вилар

От неожиданности Анна лишилась дара речи, а Уильям, сцепив зубы, выругался.

– Как смеете вы задерживать у врат Миддлхема его госпожу Анну Невиль, дочь Делателя Королей и супругу герцога Глостера?

Фигура на стене вытаращила глаза, и на стенах произошло замешательство. ^

Толстяк в красном наконец, пришел в себя.

– Мое имя Майкл Меткалф, и я прислан сюда наместником Севера Ричардом Глостером в качестве интенданта. Я отвечаю за этот замок, и мне велено никого не впускать, как бы он ни назвался. Поэтому я требую представить доказательства, что эта леди и в самом деле является супругой моего повелителя.

В это время на стенах увидели наконец-то появившийся на дороге кортеж, свидетельствовавший, что прибывшая с единственным оруженосцем дама поистине никак не ниже герцогини. Повар в белом колпаке, указывая на Анну, завопил:

– Это она! Провалиться мне на этом месте, если дама с такими глазами окажется не дочерью Уорвика!

Толстяк еще колебался, но у ворот толпилось столько народу, все эти латники и копейщики так трубили в рога, а люди Миддлхема так шумели, что Майкл Меткалф решил, что далее упорствовать глупо. К тому же он не был уверен, что приказ герцога Глостера никого не впускать в замок распространяется и на его прекрасную супругу.

Во время всей этой сумятицы Анна не произнесла ни слова и лишь поглаживала по шее Миража, глядя на почерневшую от времени плиту подъемного моста. Наконец послышался визг поднимаемых решеток, и тяжелый мост, с ужасающим скрежетом и лязгом цепей, начал медленно опускаться. Кони заволновались и стали пятиться, Пендрагон залаял, а Анна все не могла оторвать глаз от открывавшихся взору огромных стрельчатых ворот, над которыми был выбит герб Уорвиков – медведь, вставший на дыбы, прикованный к суховатому дереву. Скоро его собьют, и здесь воцарится клыкастый вепрь Глостера.

Наконец плита с грохотом пала, створки ворот отворились, и Анна увидела лучников, торопившихся занять свои посты. Она миновала их, и удары копыт гулко отдались в глубоком проходе башни. В нос ударил едкий запах мочи и оружейной смазки, и Анна поморщилась. Первое впечатление от Миддлхема было неважным.

Не лучшая картина ждала ее в первом дворе. Среди плит пробивалась сорная трава, двери одной из построек были распахнуты, оттуда клочьями вываливалось сено, гнилое и трухлявое. Строения также нуждались в ремонте: штукатурка на них осыпалась, во многих окнах недоставало стекол. В углах навозные кучи источали зловоние, смешивавшееся с запахами казарм и свежевыпеченного хлеба.

– Почему это у вас замок в таком состоянии? – осведомилась Анна, но не расслышала ответа интенданта, потонувшего в басовитом лае Пендрагона, огрызавшегося на наскоки замковых псов.

Вокруг столпились челядинцы. Они радостно шумели, приветствуя госпожу. Когда в замок наезжают хозяева, им всегда лучше живется, исчезает рутина и однообразие будней. Да и с господского стола чаще перепадает лакомый кусок.

– Вы узнаете меня, леди Анна? – твердил здоровяк-повар с выбивающимися из-под колпака седыми космами. – А ведь я вас помню, когда вы были не больше вот этого черпака. Ох, ну и пир же для вас я устрою!

И он вперевалку кинулся к арке, ведущей во внутренний двор. Анна сошла с седла, отдав повод Херберту.

– Проследи за прибытием обоза.

Сама же, придерживая шлейф, направилась через двор к донжону, словно сквозь сон вспоминая окружающие ее строения и людей. Толстый интендант Меткалф семенил за нею, порываясь что-то сказать, но Анна не слушала его. Вот и внутренний двор, представляющий собой огороженный крепостной стеной прямоугольник. Ближе к донжону располагались общественные постройки с крытыми переходами и полукруглыми оконцами под черепичными крышами. Ближе к надвратной башне – службы, мельница, пекарня, лазарет. Донжон стоял на возвышении, а левее высилась изящная восьмигранная часовня с большими окнами и ажурным шпилем с металлическим ангелом наверху. Широкая лестница с каменными львами по сторонам поднималась к широким дверям донжона, ведущим, по старинке, во второй этаж. Внизу располагались помещения для дворни. Над дверью – открытая галерея с романскими круглыми колонками, соединенными наверху пологими арками со старинной каменной резьбой. Анна помнила, что, если подняться по лестнице и пройти через сени, очутишься в огромном зале. В детстве он казался ей бесконечным.

Она взбежала по ступеням и толкнула тяжелые створки, обитые полосами железа с четырехгранными шляпками гвоздей. Дверь поддалась, но заскрипела так пронзительно, что Анна невольно поморщилась. В сенях было темно, под ногами шуршала сопревшая солома. Подстилку, видно, не меняли с тех пор, когда здесь последний раз останавливались герцог Кларенс с Изабель. Следующая дверь отворилась столь же туго. Увязавшийся следом Пендрагон подал голос, и ему гулко ответило эхо в пустом зале. У Анны расширились глаза. Воспоминания детства не обманули ее. Миддлхемский зал занимал добрую половину восточной стороны донжона. Залитый потоками света, вливавшимися через расположенные в торцах большие окна, он казался необыкновенно пустынным. Зал был разделен на части рядами мощных колонн, стоявших, словно деревья в лесу. Но плиты пола – из темного мрамора, что привозят из северных карьеров Фростерли, – были новыми, гладко отполированными, уложенными, видимо, уже при Изабелле. Так же хороша была и лестница, ведущая к прекрасной двери с мозаикой из драгоценных пород дерева. Однако в окнах с частыми переплетами, украшенными витыми монограммами, многие стекла были выбиты, сквозняк гонял по полу соломинки и клочья паутины. Огромный камин давно не чистили, на потолочных балках копоть, следы воска на панелях. Пискнула мышь. Пендрагон залаял, и снова эхо ответило гулом. Пустота. Ни мебели, ни ковров. Казалось, вся жизнь замка сосредоточена лишь в первом дворе.

Анна вернулась в большой зал, где у подножия необъятной колонны испуганно жался интендант.

– Вас бы следовало подвергнуть публичной порке за то, как вы следите за замком. Мы проехали большую часть моих владений, но нигде не нашли такого запустения.

Толстяк с перепугу рухнул на колени.

– О, добрейшая госпожа, в Миддлхеме, как в ни одном из других маноров, свирепствовала чума. Когда я с людьми вашего супруга прибыл сюда, двери замка были наглухо заколочены, и лишь бродяги ютились в караулках у ворот. Нам понадобилось немало сил, чтобы разыскать в селениях прежних слуг или нанять новых. И, видит Бог, я не бездельничал. Мы погребли останки умерших, окурили все помещения серой и можжевельником. А если вы спуститесь в подземелья, то увидите, какой царит там порядок. Дверные петли смазаны, везде новехонькие замки…