Страшная сказка - Елена Арсеньева

Далее значились факс и электронный адрес, имеющие такое же отношение к реальности, как и телефон и почтовый адрес. Сочетание имени и фамилии также могло вызвать гомерический смех у любого знающего человека. Родион воспользовался фамилией бывшего друга-мента. Однако в целом визитка производила очень приятное впечатление, и в заполярном городе Лабытнанги наступило некоторое потепление.

– Шоу-бизнес – это очень обтекаемое определение, – снисходительно улыбнулся Родион Петрович Мыльников. – На самом же деле в славном городе Хабаровске я владею двумя ночными клубами. Так, не бог весть что, а хотелось бы дело поставить на более широкую ногу. Вижу самый перспективный путь в реорганизации направления нашей работы. Например, сделать клуб не для всех, а придать ему более узкую специализацию. Сугубо по… личным интересам. Для… настоящих мужчин.

Вот что больше всего его изумляло и даже оскорбляло – почему эти ошибки природы называют себя настоящими мужчинами? Какого черта!.. Однако сейчас ненавистное выражение очень легко и свободно соскользнуло с языка, и Родион, ничуть не смущаясь собственным фарисейством, продолжал развивать тему:

– Я, собственно, только что из Нижнего. Побывал там в любопытном местечке, называемом «Гей, славяне!». Жуткое название, да? Не приходилось слышать?

Хоп!.. Вся свора мигом сделала откровенную стойку. Значит, Руслан не врал, когда говорил Василию, что Надежда и впрямь интересуется этим пристанищем гомосеков.

– Честно говоря, я был бы не прочь его купить. Хочется немножко расширить сферу деятельности – приобрести кое-какую собственность и в центре страны, а не только на дальневосточных рубежах. Правда, я еще толком не решил, где намерен осесть – в Нижнем или здесь, в Северо-Луцке. Это будет зависеть от полноты впечатлений. А как, не побывав в вашем клубе, решить такой важный вопрос?

– Пожалуйста, господин Мыльников, семьдесят рублей в кассу, – не моргнув глазом, сказала Жанна, словно не она только что являла собой неодолимое препятствие на его пути. Но если это коллега – то ради бога. Что значит корпоративная солидарность!

Родион повернул к кассе – да так и обмер на миг, ощутив, как чьи-то проворные руки вдруг придержали его за плечи, а другие, еще более проворные, охлопали карманы и даже пробежались по ногам до самых щиколоток.

Его обыскивали, да как умело, как профессионально, как стремительно! Однофамилец Родиона Петровича, некий товарищ Мыльников, облился бы слезами зависти.

– Только портсигар, – послышался за спиной спокойный голос одного из охранников, и Родион радушно отозвался:

– Прикуривайте, ребята! Не стесняйтесь!

Коротким смешком он постарался скрыть предательскую дрожь в голосе: интересно, что было бы, не послушайся он Ольгу? Она знала, что у него есть пистолет, и еще по пути к клубу предложила где-нибудь спрятать оружие, не брать его с собой ни в коем случае.

– Тогда надо было у Розы оставить, – буркнул Родион, – а теперь куда? Под кустом закопать?

Под кустами лежала неприглядная апрельская грязь, рыться в ней впотьмах казалось занятием малопривлекательным.

– А вон, посмотрите-ка, – Ольга указала на бетонные плиты, сложенные под стеной одной из девятиэтажек, окружавших вертеп разврата. – Вон туда, в щелочку, спрячем, а будем уходить – заберем. Мало ли что…

Родион попытался обойти ее слова молчанием, но Ольга начала настаивать, да так нервно, почти истерически, что он невольно согласился. А теперь подумал, что женской интуиции надо доверять. Вот сейчас нашли бы у него оружие… Ну и что? Не отняли бы навеки, это дело серьезное. Забрали бы, а потом, когда Родион собрался бы уходить, вернули бы. А вдруг спросили бы, есть ли разрешение на ношение оружия? Есть-то оно есть, только на фамилию, само собой разумеется, Заславский… Нет, все-таки хорошо, что он послушался Ольгу и спрятал пистолет под плитами! Это давало ему сейчас полное право снисходительно усмехнуться тутошним церберам:

– Пушку ищете, что ли? Напрасно. Я человек мирный.

– Извините, это наши обязанности, – отозвалась невозмутимо Жанна. – Теперь вы можете пройти в зал. Вероятно, вам хочется побеседовать с хозяйкой клуба? Надежда Сергеевна обещала скоро прибыть.

– Буду счастлив, – церемонно поклонился Родион, думая, что это будет тот еще номер, если Надежда Сергеевна и впрямь решит с ним познакомиться. Знания о ночном шоу-бизнесе были у него весьма хаотичны и приблизительны. Так, потрепаться, не более.

Ладно, об этой проблеме он подумает, когда столкнется с Надеждой лицом к лицу. А пока лучше поскорее взять билет и затеряться в недрах «Бойфренда», благо обстановка к этому вполне располагала.

Никто не ждет от подобных заведений ни целомудрия, ни даже элементарной сдержанности. Местечки открыты для того, чтобы отрываться – отрываться по-черному, на полную катушку, без тормозов, чувствовать себя свободным и раскрепощенным. Отсюда и непременные условия: полутьма, неровный свет, который мешает видеть, что происходит вокруг, даже за соседним столиком, оглушительная музыка, которая не дает услышать чужих разговоров. Но «Бойфренд» превосходил все виденное Родионом как минимум на порядок. Впечатление усиливали стены, выкрашенные в глухой черный цвет. На вольтах и ваттах здесь экономили самым беззастенчивым образом, компенсируя тусклые лампочки силой децибелов. Однако человек ко всему привыкает, и уже скоро Родион обнаружил, что хаотическая масса, шевелящаяся на эстраде, начинает распадаться на конкретные фигуры, а среди бесформенных глыб можно угадать очертания столиков, скамеек и стойки бара. Музыка, правда, по-прежнему звучала одной сплошной оглушительной мешаниной, ну что ж, не на Первый концерт Чайковского шел… да и не на балет «Жизель», чтобы мысленно хвататься за голову при виде того, ка́к именно здесь танцуют.

Насколько он мог заметить, существ обоего пола было примерно поровну, однако мальчики танцевали строго с мальчиками, девочки с девочками. Девочки терлись друг о дружку всеми выпуклостями и целовались взасос. Молодые люди вели себя точно так же. Самой модной стойкой здесь была такая: прижаться к партнеру сзади и медленно двигаться в ритме музыки не из стороны в сторону, а вперед-назад. Приходилось признать, что Родион значительно отстал от жизни…

Впрочем, господина Мыльникова, шоумена из Хабаровска, такие танцы никак не могли бы удивить. А поэтому Родион придал лицу выражение незамысловатого восторга, взял в баре джин с тоником (вызвав самые глубокие чувства у бармена, которому ужасно надоело смешивать для безденежной молодежи дешевую водку со спрайтом или колой) и подсел на краешек лавочки к ближнему столу. Столы были задвинуты в этакие загончики высотой в половину человеческого роста, по периметру их окружали лавки, так что если кто-то хотел выбраться потанцевать, ему приходилось или попросить остальных подняться, или протискиваться мимо сидящих. Видимо, люди здесь собрались исключительно деликатные: никто не хотел обременять соседа просьбой встать, все елозили задницами по чужим коленям.

После того как трое парней и две девушки по очереди посидели на коленях у Родиона, он слегка устал от приятных ощущений и решил прогуляться в туалет.

Выйдя в коридор, он поглядел в сторону входной двери. Его беспокоило, что до сих пор не появилась Ольга. Неужели ей не удалось прорваться сквозь заслон? Однако такой крутой бабе, как Жанна, должен был очень понравиться милый, нежный облик, приданный Ольге при активном участии Розы, которая оказалась превосходным парикмахером и визажистом. Выйдя из ее рук, Ольга стала сама на себя не похожа, и теперь можно было не бояться, что охрану насторожит ее сходство с Надеждой. Кстати, Надежды в ее знаменитом «змеином» платье Родион тоже не видел.

На двери туалета был нарисован ночной горшок, и заведение это предназначалось для лиц обоего пола. Очередь начиналась еще в коридоре, а когда Родион вошел в «предбанник», то обнаружил, что здесь кипит активная жизнь. Два малокровных мальчика старательно красились перед зеркалом, споря, сочетается ли бледно-зеленая подводка для век с фисташковыми тенями; тут же стриженная почти наголо девица переодевала порвавшиеся колготки, не обращая никакого внимания на окружающих и активно демонстрируя свои чисто символические «стринги»; мужиковатая толстуха курила, опершись на подоконник, и пожирала глазами худые ноги переодевавшейся; потасканный дяденька с тяжелым подбородком и набрякшими веками тискал в углу хорошенького юнца и напевал при этом:

Малыш, ты меня волнуешь!Малыш, ты меня ревнуешь?Малыш, ты так меня целуешь…

Впрочем, за точность текста Родион не мог ручаться, потому что метнулся обратно в коридор. Уж лучше вернуться в зал! Там все-таки как-то… спокойнее. Но это была лишь иллюзия, потому что, едва не сбив его с ног, два хорошеньких мальчонки кинулись друг другу на шею и принялись целоваться взасос, приговаривая: