Том 14. Критические статьи, очерки, письма - Виктор Гюго

Со своей стороны, курфюрст Пфальцский испытывает постоянную потребность протестовать против всевозможных ущемлений его власти со стороны архиепископов Кельна, Трира и Майнца, и в знак суверенитета пфальцские графини отправляются рожать в Пфальц — башню, возведенную напротив Кауба, на самой середине Рейна.

В то же время, наряду с одновременным или попеременным усилением власти курфюрстов, на Рейне укрепляются рыцарские ордена. Вблизи Таунуса водворяется Тевтонский орден, около Семигорья под Триром основываются рыцари с Родоса. Из Майнца Тевтонский орден тянет свои щупальца к Кобленцу, где крепко пустил корни один из его капитулов. Тамплиеры, бывшие уже хозяевами Курженея и Порентрая в базельском епископстве, владели также Боппардом и Санкт-Гоаром на берегу Рейна и Трарбахом между Рейном и Мозелем, Трарбахом — краем тонких вин, Thronus Bacchi [108] римлян, что позднее принадлежал тому самому Пьеру Флотту, о котором папа Бонифаций говорил, что он крив телом и слеп духом.

В то время как князья, епископы и рыцари создавали свои замки, купечество создавало торговые колонии. При впадении в Рейн рек и речек, которые текут по бесчисленным долинам Хундерюка и Хохенрюка с вершин Хаммерштейна и Семигорья, зарождалось множество торговых городков. По примеру Кобленца на Мозезе и Майнца на Майне Бинген расположился на Наэ, Нидерландштейн — на Лане, Энгерс — у впадения в Зайн, Иррлих — на Виде, Линц — против устья Заара, Рондорф — на Марбахе и Борнгейм — на Зиге.

Тем временем пропасть, которая существовала между князьями церкви и феодалами, между капитулами рыцарских орденов и самоуправлением городов-коммун, эта пропасть, созданная духом времени, породила своеобразное племя феодалов. На каждом прирейнском гребне от Констанцского озера до Семигорья был свой бург и свой бургграф. Эти грозные рейнские бароны, могучее порождение своевольной и дикой природы, гнездившиеся в базальтовых скалах среди вересковых зарослей, бароны, которым, словно императору, служили на коленях их подданные, эти рыцари грабежа с повадками и орла и совы, могущественные только у себя, — но зато и всемогущие у себя, — владычествовали в оврагах и долинах, собирали солдат, грабили по дорогам, взимали пошлину, вымогали с купцов выкуп, независимо от того, ехали ли те из Санкт-Галлена или Дюссельдорфа, преграждали Рейн цепями и высокомерно бросали вызов городам, когда те отваживались выступать против них. Действуя таким образом, бургграф Оскенфельский вынудил на борьбу богатую коммуну города Линца, а рыцарь Хоснер фон Хегау — имперский город Кауфбейерн. Иногда в этих необычных поединках страх охватывал города, которые не чувствовали себя достаточно сильными, и тогда они просили защиты у императора. В подобных случаях бургграф разражался смехом и в ближайший же храмовый праздник нагло ехал в этот город на турнир, верхом на осле своего мельника. Во время ужасной междоусобицы Адольфа фон Нассау и Дитриха фон Изембурга многие из этих рыцарей, чьи крепости возвышались по всему Таунусу, простерли свою дерзость до того, что отправились грабить одно из предместий Майнца на глазах двух соперников, которые оспаривали этот город друг у друга. Такова уж была их манера соблюдать нейтралитет. Бургграф не стоял ни за Изембурга, ни за Нассау — он стоял за самого себя. Только при Максимилиане, когда великий полководец Святой империи Георг фон Фрундсберг разрушил последний из бургов — Гогенкреген, вымерла эта опасная порода диких феодалов, которая в десятом веке началась бургграфами-героями, а закончилась в шестнадцатом веке бургграфами-разбойниками.

Но незаметно на Рейне совершались также события, последствия которых определились только много лет спустя; с развитием торговли и, можно сказать, на ее же судах поднимался вверх или шел вниз по течению этой великой реки, над которой, казалось, должны были пройти все думы человечества, дух ереси, исканий и свободы. Можно было подумать, что душа Танквелина, который в двенадцатом веке, стоя перед Антверпенским собором, выступил против папы, явившегося с королевской пышностью и с королевской свитой, в сопровождении трех тысяч вооруженных сектантов, теперь, после его смерти, поднялась вверх по Рейну и вдохновила Яна Гуса в его домике на Констанцском озере, потом сошла с Альп вниз по Роне и вызвала в Авиньонском графстве появление Дольчино. Ян Гус был сожжен, Дольчино четвертован. Час Лютера еще не пробил. На путях провидения встречаются люди, которым суждено увидеть плоды дел своих, и люди, которым не суждено этого.

Между тем наступал двенадцатый век. Рейн был свидетелем того, как недалеко от него, в Нюрнберге, зародилось в четырнадцатом веке артиллерийское искусство, а в пятнадцатом веке на том же берегу, в Страсбурге, — печатное дело. В 1400 году в Кельне была отлита знаменитая пушка длиной в четырнадцать футов. В 1472 году Виндолин фон Спир впервые напечатал библию. Все говорило о приближении нового мира. Факт примечательный: именно на берегах Рейна приняли свой новый облик таинственные орудия, с помощью которых бог неустанно осуществляет свой труд над цивилизацией человечества, — катапульта и книга — война и мысль.

В судьбах Европы Рейн как бы особо отмечен провидением. Словно огромный ров, отделяет он юг от севера. Провидение обратило его в реку-границу; крепости обратили его в реку-бастион. Рейн видел почти всех великих завоевателей, которые в течение тридцати веков возделывали старую Европу тем лемехом, имя которому меч. Тени их отражались в водах Рейна. Цезарь перешел его, поднимаясь с юга, Атилла — идя с севера. У его берегов выиграл битву при Толбиаке Хлодвиг. Здесь царствовали Карл Великий и Наполеон. Здесь победоносно прошли грозные и великие императоры — Фридрих Барбаросса, Рудольф Габсбургский и пфальцграф Фридрих I. С холмов Кауба командовал своими войсками Густав-Адольф. На Рейн смотрен Людовик XIV. Здесь прошли герцог Энгиенский и Конде! Увы, здесь прошел и Тюренн. Здесь у Друза есть свой камень в Майнце, так же как у Марсо — в Кобленце, у Гоша — в Андернахе. Для мыслителя, видящего, как живет и движется история, над Рейном вечно парят два великих орла — орел римских легионов и орел французских полков.

Этот благородный Рейн, который римляне называли Rhenus superbus, [109] то качает на своих волнах плавучие мосты с лесом торчащих копий, протазанов или штыков и переправляет в Германию потоки войск из Италии, Испании и Франции, то обрушивает на старый Рим, который по-прежнему географически связан с ним, все те же древние орды варваров, то мирно сплавляет сосны из Мурга и Санкт-Галлена, порфир и камень-змеевик из Базеля, поташ из Бингена, соль из Карлсхаля, кожу из Штромберга, ртуть из Ландсберга, вина из Йоганнесберга и Бахараха, черепицу из Кауба, лососину из Обервезеля, вишню из Зальцига, древесный уголь из Боппарта, скобяные товары из Кобленца, с реки Мозеля изделия из стекла, кованое железо из Бендорфа, туф и кремни из Андернаха, листовое железо из Нейвида, минеральные воды из Антониусштейна, сукна и глиняную посуду из Валендорфа, красные вина с реки Аар, медь и свинец из Линца, строительный камень из Кенигсвинтера, шерстяные и шелковые ткани из Кельна. И он величественно течет через Европу, выполняя свое двойное, уготованное небом назначение — быть рекой войны и рекой мира. Вдоль вереницы холмов, окаймляющих самую замечательную часть реки, на одном берегу шумят дубы, на другом наливаются виноградники, с одной стороны — север, с другой — юг, с одной стороны — сила, с другой — радость.

Гомеру Рейн был неизвестен. Для него это одна из возможно существующих, но неведомых рек мрачной страны киммерийцев, где непрерывно идет дождь и никогда не бывает солнца. Для Вергилия Рейн не был уже неведомой рекой, но представлялся его воображению рекой оледенелой — Frigora Rheni. Для Шекспира это прекрасный Рейн — beautiful Rhine. В наше же время, пока Рейн не стал еще предметом интереса всей Европы, это — живописное место, куда ездят ради модной прогулки бездельники из Эмса, Бадена и Спа.

Петрарка побывал в Ахене, но, как мне кажется, о Рейне он не упоминает.

География непреклонно распределяет склоны и бассейны, и все конгрессы мира не в силах долго оспаривать ее, — география отдает левый берег Рейна Франции. Божественное провидение трижды отдавало ей оба берега — в царствование Пипина Короткого, Карла Великого и Наполеона.

Рейн был становым хребтом империи Пипина Короткого. Она состояла из собственно Франции, без Аквитании и Гаскони, и собственно Германии, доходившей только до земли баварцев.

Империя Карла Великого была вдвое больше, чем империя Наполеона.

Правда, — и это важно, — у Наполеона было три империи, или, точнее, он был трижды императором: непосредственно — в своем собственном лице императором Франции, косвенно же — через своих братьев — императором Испании, Италии, Вестфалии и Голландии — королевств, обращенных им в бастионы французской империи, а в моральном смысле, по праву превосходства, — императором Европы, которая служила лишь фундаментом для воздвигаемого им необычайного здания и в которую он день ото дня вторгался все глубже.