Мысли о мыслящем. О частной реализации концептуального подхода к опыту экзистенции - Константин Валерьевич Захаров

В этой связи снова вспоминается буддийская притча о монахах и моряках. Вряд ли Блаженный Августин подразумевал подобные случаи. С точки зрения христианства, убийство является, пожалуй, самым тяжким грехом, и совершать его особенно не подобает людям, считающимся святыми. Возможно, монахам следовало добровольно отдать золото, предназначавшееся для буддийской святыни, и даже принять смерть. Трудно сказать, какой образ действий в их положении был бы правильным. Однако намерения их все же были благими и происходили из чувства любви к ближним.

Человек не обладает разумом Бога и не в состоянии предвидеть все последствия своих поступков. Он обречен делать ошибки — и в отношении собственной жизни, и в отношении жизни окружающих. Единственное, за что он может нести полную ответственность, — это направленность его воли. Если воля искренне устремлена к благу и движима любовью к людям, то этого достаточно, чтобы признать ее доброй и нравственной. Поступки же и их плоды могут быть разными, не всегда отвечающими характеру исходных намерений.

Но как быть тем, кто лишен доброй воли? Означает ли ее отсутствие то, что существование такого человека являет собой зло? Подобные вопросы уже рассматривались, и при этом констатировалось, что само по себе существование не может быть злом. В основе всякого существования — абсолютное благо. Все формы существования являются необходимыми составляющими единого Целого, которое заключает в себе все благо и всю полноту бытия. Любая человеческая душа, как бы она ни была несовершенна, тоже представляет собой необходимую часть этого целого. То зло, которое она несет в себе и производит вовне, — это во многом иллюзия. Свойственное ей нравственное зло преходяще и в целом имеет тенденцию к ослаблению под давлением внешних обстоятельств (хотя чтобы полностью его изжить, ей, возможно, потребуется не одна жизнь). Причем многие люди сознают в себе зло и желают от него избавиться. Наличие такого намерения — даже если оно не приводит к видимым успехам — означает, что они находятся на верном пути и со временем это неизбежно принесет свои плоды, важно лишь сохранять постоянство усилия. Но и в том случае, когда такого намерения нет, внутреннее стремление к благу, ошибочно принимающее форму одержимости злом, рано или поздно должно найти для себя более правильное русло. Путь этот долгий и болезненный, но для кого-то, вероятно, единственно возможный[174].

Вообще же мы все должны пройти через определенные испытания, чтобы осознать всю тщетность зла и окончательно понять, что это ложный ориентир. В этом смысле все наши неудачи и ошибки являются благом, поскольку ведут нас к благой цели. Такое тяжело признать, но если у нас это все же получится, нам будет проще принимать то неизбежное, что уготовила нам судьба. Тогда мы, скорее всего, увидим правоту слов Майстера Экхарта и согласимся с ними: «Подлинно, чьи стези направлены ко благу и кто знает Бога, для того все эти горести и падения на пользу. Ведь для добрых все вещи происходят ко благу, как говорит святой Павел и как свидетельствует святой Августин: “Да, и даже грехи”»[175].

Теперь я предлагаю вернуться к поиску формулировки универсального категорического императива, устанавливающего нормы этического поведения. Она должна отражать устремленность воли к абсолютному благу, подчеркивая его всеобщий характер, и вместе с тем указывать подобающую форму проявления воли и понятный для всех критерий блага. Форма проявления воли очевидна — это действие, поступок. Что касается критерия блага, то его мы уже обсуждали — это счастье. При всем своем многообразии счастье как особое чувство знакомо практически каждому, и любой может приблизительно представить, примеряя к себе, насколько та или иная ситуация способна вызвать подобное чувство у другого человека. Разумеется, он может при этом ошибиться, но если он будет искренен в своем стремлении принести счастье другому, то его воля в любом случае будет ориентирована в правильном направлении. Всеобщий характер данного критерия предполагает, что целью должно являться счастье не только конкретных людей или определенных человеческих групп, но и вообще всех существ, способных в той или иной мере испытывать такое чувство. Пантеистическое представление о мире подразумевает, что все является одушевленным и, следовательно, в какой-то степени может ощущать состояние счастья. Однако мы не в силах с достаточной уверенностью вообразить себе эти ощущения. Наша фантазия вряд ли способна простираться дальше знакомого нам мира живых существ. Соответственно, им мы и вынуждены ограничиться (впрочем, не возбраняется пытаться выйти за эти рамки). Итак, с учетом всего изложенного, нравственный императив можно сформулировать таким образом: «Поступай так, чтобы в результате твоего поступка суммарно увеличилось счастье всех живых существ или уменьшились их страдания»[176].

Может возникнуть вопрос, как нам оценивать счастье суммарно? Тут, безусловно, нельзя исключить элемент произвола. Важно, чтобы мы хотя бы пытались честно учитывать все обстоятельства. Поясню на примере известной «проблемы вагонетки». Суть ее в следующем. Предположим, вы — стрелочник. По рельсам несется неуправляемая вагонетка. Вы знаете, что далее на ее пути будут пять дорожных рабочих, которые наверняка пострадают. Но вы можете перевести стрелку и направить вагонетку на другой путь, где ведет ремонт всего один рабочий. Сделаете ли вы это? Ответ кажется очевидным: пять больше, чем один, поэтому стрелку нужно переводить. То есть вы арифметически оценили возможное зло (счастье со знаком минус) и приняли решение. А теперь допустим, что на другом пути находится не рабочий, а играющий ребенок. Каковы будут ваши действия в этом случае? С одной стороны, ничего не изменилось: пять жизней против одной. Но с другой стороны, рабочие сознательно подвергают жизнь риску, занимаясь своей профессией, и если произойдет несчастный случай, то они и их семьи примут это как неизбежное зло. Если же погибнет ребенок, то и вы, и рабочие будете чувствовать свою вину, а для родителей ребенка его смерть станет незаживающей душевной раной. Взвесив все эти доводы, вы можете решить, что стрелку переводить не нужно. У такого решения могут быть и иные мотивы. Главное, чтобы они были, с вашей точки зрения, достаточно вескими.

Приведенная формула применима практически к любой ситуации, касающейся как других людей (и даже не только людей), так и самого человека, принимающего решение. Подобно кантовскому императиву, она может использоваться, например, в ситуации, когда человек рассматривает возможность самоубийства. Причем если императив Канта налагает