Где я ее оставила - Эмбер Гарза

не была готова. Сначала нужно найти Амелию, а уж потом исправлять ошибки. Как только она убедится, что Амелия в безопасности, она признается во всех своих прошлых грехах. И примет любое наказание.

Подул прохладный ветерок. Уитни задрожала и обняла себя за плечи. Заглядывая в окна каждого номера, она гадала, не там ли Амелия. Так близко и все же невозможно далеко… Она хотела крикнуть, позвать Амелию. Жажда сделать хоть что-нибудь рвалась изнутри, как пойманная кошка.

Уитни была совершенно измучена.

Сейчас главное – найти Амелию и вернуть домой. Прекратить весь этот кошмар. Увы, все не так просто. Даже если Амелия найдется, кошмар не закончится. Совсем не закончится… И эта мысль лишала Уитни последних сил.

Дверь последнего в коридоре номера распахнулась, и вышла женщина во фланелевых штанах и рваной футболке. Медно-рыжие волосы были собраны в небрежный пучок, в руке женщина держала пачку сигарет и зажигалку.

– Что надо? – Она достала сигарету из пачки и взяла ее сухими губами.

– Простите. Я лишь… Моя дочь пропала, – извиняющимся голосом сказала Уитни. – Я ужасно волнуюсь. Кажется, она остановилась здесь. – Она протянула свой телефон. – Вы случайно не видели ее?

Женщина закурила, подошла ближе, с минуту она изучала фотографию.

– Я ее видела.

Пульс Уитни участился.

– Правда?

– Да, они с другой девушкой уехали с полчаса назад.

– Полчаса назад? Вы уверены? – Сердце Уитни упало. Ведь она почти нашла Амелию!

– Да, как раз в это время уезжал мой парень, и я вышла его проводить.

– Не знаете, куда они поехали? – на всякий случай спросила Уитни, уверенная в отрицательном ответе.

– Они довольно громко говорили, что едут навестить свою маму. Постойте, вы разминулись!

Волна жара пробежала по спине Уитни.

Ее сестра. Их мама.

Уитни точно знала, куда они отправились.

Глава 31

После «передозировки» мне больше не разрешали видеться с Милли.

В то время запрет казался мне нелепым. Сейчас я понимаю, почему мои родители были против нашей дружбы. На их месте я поступила бы так же.

А тогда я была уверена, что они отняли у меня самое дорогое и разрушили мою жизнь.

Следующие полгода мы с Милли искали разные способы для общения. Тайком звонили друг другу, само собой, разговаривали в школе. Однако если заходила речь о мальчиках, Милли становилась немногословна. Никогда не говорила о Митче. А потом забеременела и бросила школу.

Так я поняла, что она снова предпочла его мне.

Телефонные звонки стали реже, а скоро и вовсе прекратились.

Родители заставили меня пройти психотерапию. Они ожидали, что на сеансах я буду говорить о смерти Кевина. Именно так они объясняли мое поведение. Мою ложь. Наркотики. Попытку самоубийства.

Возможно, они и были правы. В какой-то степени. Жизнь и смерть Кевина определенно на меня повлияли. В нашей семье все всегда вертелось вокруг его болезни. Не было ни мгновения, чтобы его недуг на меня не влиял. Болезнь брата полностью поглощала моих родителей – и пока он был жив, и после его смерти.

Вот почему я так дорожила отношениями с Милли. И, потеряв ее, скучала. По жизни, в которой не было места Кевину. Которая принадлежала мне одной.

Потеряв Милли, я потеряла часть души. Эта утрата и стала причиной моей депрессии. Именно о ней я собиралась поговорить с доктором Картером. Но когда он уставился на меня с выражением ожидания на лице и занес ручку над желтым блокнотом, я взяла и рассказала совершенно другую историю.

Я рассказала ему о мраке, в котором живу и днем и ночью. О мальчике, который снабжал меня наркотиками и не давал встречаться с подругами. Я столько раз рассказывала эту историю – доктору Картеру, Дэну, родителям, – что в конце концов она перестала быть историей Милли и стала моей собственной. Она жила внутри меня. Срослась со мной, поселилась в сердце. Стала настоящей. Я и сама поверила в эту правду.

Глава 32

Воскресенье, 6:30, через тридцать семь с половиной часов после расставания

По бокам дороги высились деревья, и их склоненные кроны встречались в вышине, образуя тенистый навес. Красивое место. Большие дома с верандами, построенные по индивидуальным проектам. В детстве Уитни мечтала жить здесь.

Став взрослой, она часто заезжала в этот район. Чтобы навестить маму Лорен.

Уитни заметила их почти сразу. Лорен и Амелия стояли посреди лужайки.

Ее глаза увлажнились, губы задрожали. Амелия жива. С дочкой все в порядке… Будто гора с плеч свалилась, напряжение спало, мышцы расслабились.

Вдохнув полной грудью, Уитни припарковалась на обочине. Ей страстно хотелось выскочить из машины и броситься к дочери. Заключить Амелию в объятия. Прижать к себе. Никогда не отпускать.

Но уже нельзя.

Теперь, отыскав дочь, она не знала, как поступить. Слезы текли и текли. Если Амелия оказалась здесь по собственной воле, значит, Лорен все ей рассказала.

О ней, Уитни. О самой Амелии, о том, кто она на самом деле.

Сквозь заляпанное стекло машины Уитни смотрела на девочек, стоящих над могилой матери. Сестры… Теперь они вместе.

Лорен стояла у могилы матери, чувствуя, как в груди поднимается океанская волна, которая то накатывает, то спадает. Даже не верится, что она здесь со своей сестрой.

Лорен смутно помнила свое детство, словно подернутое дымкой. Из тумана вдруг всплывали обрывки воспоминаний – места, где они жили, дворы, в которых она играла, голос мамы, знакомые запахи, маленькая плюшевая обезьянка. Однако из смутной массы выделялись несколько моментов, которые Лорен помнила с поразительной ясностью. Например, когда она впервые увидела свою сестру.

Тогда мама вдруг оставила ее на ночь с отцом. Наверное, поэтому Лорен и запомнила все так хорошо. Впервые в жизни она ночевала без мамы. Было неуютно и грустно. Вдруг приснится страшный сон? Отец ни за что не подойдет к ней, даже не подумает. Он вообще едва ее замечал и вряд ли станет успокаивать.

В ту ночь она лежала, свернувшись калачиком в кроватке, прижав к груди маленькую плюшевую обезьянку, и молила о том, чтобы поскорее наступило утро.

Когда наконец рассвело, папа взял ее с собой к маме в больницу. Там толпились люди, пищали аппараты, звонили телефоны, сновали врачи и медсестры в белом. Катились по линолеуму тележки, по коридору бродили женщины в больничных халатах, из-под которых торчали провода и трубки, а люди в обычной одежде куда-то спешили с букетами цветов.

У Лорен побаливал живот, как в тот раз, на Хэллоуин, когда она объелась конфет. Но папа не выносил, когда