Смертоносный груз «Гильдеборг» - Павел Гейцман

— Джоссела! — позвал Гиббонс раздраженно.

Тонкое шелковое платье плотно прилегало к ее телу. Она заложила ногу за ногу и открыла блокнот. Гиббонс не воспринимал ее, видимо, — уже привык. Но я увидел Гледис. Они ничем не были похожи, даже цветом кожи. Джоссела казалась намного темнее. Однако Гледис показалась на песчаной дорожке, ведущей среди тропической растительности к белому бунгало с трупом Гута. Как многим я ей был обязан. Не будь ее, схватили бы меня сразу, в Солсбери.

Гиббонс что-то неприветливо проворчал, видимо, попросил, чтобы я, наконец, начал, а Джоссела наблюдала за мной большими темными глазами. Такие я видел всюду вокруг себя. В солсберийском поселении, из кузова бронетранспортера — это смотрела Африка. Я уже понимал этот взгляд, он был недоверчивый и укоризненный. Во всех глазах я видел укор. В них отражалась вина моей белой кожи.

Я опомнился. Я сидел в «Де-Пайпе», а на сцене раздевалась Августа. Голоса за моей спиной договаривались.

Пространство разлетелось, взорвалось! Рухнуло перед глазами и сбило меня с ног.

Безумство!

Четырехмерный фильм ужасов. Серое полотно рассвета, разорванное обломками спасательных шлюпок. Без звука они падали обратно. Бешеные волны захлестнули палубу. Желтое лицо Гута. Я ничего не видел, не хотел это видеть. Я боялся посмотреть на море. Я уже знал, что это за свинство, что это за удар — этот бандит нас продал! Он всех нас продал!

Его прижали к стене в последнюю минуту, перед самым отплытием, чтобы он не мог сопротивляться, чтобы ему не оставалось другого пути.

Что бы я делал на его месте? Это был страшный вопрос, свыше моих сил. Я вытер рукавом рубашки вспотевшее лицо. Полдень давно прошел, а я все еще рассказывал. Джоссела время от времени разминала; руку в запястье и стенографировала дальше.

Гиббонс сидел, откинувшись в кресле, положив ноги на стол, и спал. По крайней мере, мне так казалось. Никто меня не перебивал. Я поднял молоток и снова ударил. Сирены завыли!

— Вы облучены, — сказал Гиббонс, не страдаете от этого? Вы должны были получить приличную дозу рентген. Не были у врача?

Я слабо улыбнулся.

— У врача? Только когда буду дома, — сказал я, — только в Европе. Наш врач в корпусе Гофмана не имел диплома. Возможно, меня уже давно поймали, я только думаю, что убегаю, а на самом деле я такой же, как Гут, разница только в продолжительности умирания.

Он открыл глаза, опустил ноги со стола и сел.

— Официальное следствие утверждает, что исчезновение судна организовала Моссад и радиоактивный материал был предназначен для Израиля…

Я пожал плечами.

— Одно не исключает другое. В Израиле, конечно, не могут производить испытания, а на Юге — да, места достаточно. Знаете, где теперь на якоре стоит «Гильдеборг»?

— А вы — да?

Я кивнул головой на окно.

— Там! Называется "Генерал Торрес", венесуэльское грузовое судно. Оно у вас прямо под носом!

— Вы это серьезно утверждаете?

— Абсолютно! Судно перекрасили и сменили название еще перед заходом в Порт-Элизабет.

Не говоря ни слова, он взял телефонную трубку и набрал какой-то номер.

— У вас стоит на якоре "Торрес"? — спросил он, когда на другой стороне отозвался металлический голос. — Да? Как фамилия капитана, где я его могу найти? — Голос опять что-то сказал. — Когда отплывает? Утром в четыре? Благодарю… — он повесил трубку и мгновение сосредоточенно смотрел на меня. — Пойдете со мной?

— На «Гильдеборг»? Ни за что на свете, я не самоубийца.

Впервые за все время он улыбнулся.

— Я тоже нет, но должен, по крайней мере, проверить некоторые данные. Опишите мне, где находится отключенный резервуар и как я его отличу от остальных. Если все будет так, как вы утверждаете, получите авиабилет, и я подпишу чек. Согласны?

— Нет. Авиабилет — сейчас, чек — по возвращении! На всякий случай чек оставьте у мисс Джосселы.

Мгновение он раздумывал.

— Вы на самом деле боитесь? — Я молчал. Он посмотрел на Джосселу: Хорошо, устройте это.

Победа! Он поверил мне!

Она захлопнула блокнот и потянулась. Влажная жара утомляла, город за окном дремал. Дорога в Европу была открыта. Мною овладело чувство восторга. Не буду надрываться в трюме!

— Помните, что я вам обещал? Она улыбнулась.

— Помню. У меня на улице машина.

Это был великолепный обед, никакой африканской экзотики. Мясо, фаршированное яблоками, и сливовый соус с миндалем. Все на американский манер. Немного переслащено, но это было не так важно.

Было около пяти; небольшая машина Джосселы пробиралась по переполненным улицам. Выгоднее было идти пешком, но американская дама — даже цветная — не могла себе этого позволить. Немедленно опустилась бы до уровня местных неграмотных женщин. Никто бы ее не принимал всерьез. Ее статус определял автомобиль с обозначением «Пресса». Он отличал ее от других. Она хорошо сознавала свою отчужденность и все-таки чувствовала себя тут как дома.

Африка — пограничный континент, доисторический вулкан с пламенем будущего. Все застывшее — плавится, раскаленная магма твердеет. Процесс, идущий столетиями.

Гиббонс уже сидел за столом и проверял магнитофон. Он был не больше спичечного коробка.

— Забегу на рюмочку к капитану "Торреса", — сказал он весело из своего кабинета, когда мы вошли. — Подготовь информацию господина Шиппера для ночной передачи по телефону. Как только я позвоню вечером, так сразу же передашь ее. Из порта я пойду прямо домой. Вы еще не передумали? — обратился он ко мне.

— Не передумал и вам бы рекомендовал…

Он махнул рукой.

— Это излишне, я аккредитованный корреспондент и не могу упустить такой случай. В отношении "Вашингтон Пост" никто ничего себе не позволит, можете не опасаться. Ваш гонорар… — он помахал чеком. — Джоссела возьмет его себе. Как ни странно, но я вам верю.

— Так не ходите на «Гильдеборг»!

Он прикрепил микрофон под лацкан пиджака и тонкий проводок продел сквозь ткань.

— Лучше всего возьмите с собой полицию!

Он усмехнулся.

— Так не делается. Полицию в такие аферы не втягивают.

Он был политически наивен, как и все американцы. Хотел бы я иметь его оптимизм.

— Когда улетаете? — спросил он.

— В четверг.

— Хорошо, значит, еще увидимся! — пожал он мне руку и тихо добавил: Если вас Джоссела не проглотит.

Когда двери захлопнулись, Джоссела потянулась и посмотрела на часы.

— Сейчас это быстренько сварганим и потом будем свободны, — сказала она весело. — Связь с Вашингтоном мы получаем минут через пятнадцать после полуночи, к этому времени мы должны находиться наверху. Я звоню из пресс-бюро.

— Будем наверху, положись на меня, а теперь можем пойти куда-нибудь потанцевать.

В эту минуту я осознал, что что-то меняется, что я начинаю видеть мир прежними глазами — нормально. Африка уходила, расплывалась, я еще видел из окна море, но в четверг… Неужели уже в четверг? Не должен ли я продлить эти минуты? Я уже никогда сюда не приеду. Все вдруг стало просто и несложно, даже «Гильдеборг» в порту стала для меня пустяком.

— Это не подойдет, — сказала Джоссела. — Мы должны ждать до тех пор, пока позвонит Тедди.

Она была права, об этом я забыл. Он даст окончательное указание, чтобы мои свидетельские показания разлетелись по свету. Джоссела усердно трудилась до самых семи часов. Стучала на машинке, а я снова и снова отвечал. Только потом мы зашли поужинать, а около десяти мы уже вместе смотрели телевизор. Будничная реальность — но что я еще мог пожелать?

Свежий ночной ветер с океана охлаждал раскаленный панельный дом, кондиционеры работали на полную мощность, и все же жара здесь была такая, что можно задохнуться — до самой полуночи не охладится. Джоссела опиралась о мое плечо, и ее жесткие волосы благоухали особенным тяжелым ароматом, который я не способен был с чем-нибудь сравнить. Гиббоне все не звонил, до связи с вашингтонской редакцией была еще масса времени. Джоссела оставалась спокойной, однако во мне ожидание возбуждало все большие сомнения. Через пару часов «Торрес» отплывает, команда уже должна быть на палубе, и никто не смеет сойти с судна, о чем так долго Гиббонс может беседовать с капитаном?

Портовые огни отсюда не были видны, только маяки вдали на побережье.

— Он не должен был ходить на "Гильдеборг", — сказал я вполголоса. — На твоем месте я сообщил бы полиции, не забывай, что в четыре они отплывают.

Я встал, выключил телевизор и пошел посмотреть в окно. Мое беспокойство возрастало.

— Попробую позвонить Тедди домой, — сказала она неуверенно в половине одиннадцатого. — Не хочется этого делать — не терплю его жену. — Она по памяти набрала номер. — Добрый вечер, — сказала она чопорно и отсутствующим взглядом смотрела на стену. — Могу я переговорить с господином Гиббонсом?