Притчи приемного покоя - Андрей Левонович Шляхов

еще не опубликованного… Вот тогда можно считать, что жизнь удалась. Только последним, у кого она удалась, был, кажется, Бродский… Разве может современный читатель, приученный к пожиранию бесконечных детективов Марьи Манцовой, насладиться рифмой или оценить тонкую игру аллюзий? «Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря»[31] – это о чем? О том, что нужно из Москвы в Сочи переезжать, или о чем-то другом?

Если бы к Алисе явилась фея или какое-то иное волшебное создание, да хотя бы и золотая рыбка, то Алиса, ни на мгновение не задумываясь, попросила бы перенести ее в 1890 год, в самое начало Серебряного века. И пускай потом будут Первая мировая война и две революции – плевать! Зато можно много лет купаться в океане поэзии… В океане Настоящей Поэзии, которую умели творить и умели понимать… О, какое было время!.. О, какие были люди!.. Богатыри – не мы! А что сейчас? Ты отправляешь в редакцию венок сонетов, который оттачивала-полировала несколько лет, а в ответ тебе предлагают поучаствовать в создании азбуки для дошколят – придумать по две рифмованные строчки к каждой букве. Пушкин за такое убил бы, да и Лермонтов тоже… «Это, дети, буква «О», круглая как колесо». Скажи, Эвтерпа,[32] за что ты караешь меня столь сурово? Неужели рифмы мои корявы или слог нескладен?

Рифмы у Алисы рождались сами собой, без какого-либо напряга, постоянно бурлили в уме – успевай-выхватывай. Двоюродная сестра Инна, та еще стерва, однажды поддела ее, когда они во время новогоднего гуляния забежали по естественной надобности в Петровский пассаж.

– А вот сочини мне что-нибудь про туалет! – сказала Инна перед тем, как скрыться в кабинке.

Она еще и воду спустить не успела, как Алиса продекламировала громко и с выражением:

– Здесь сам собой рождается сонет в пространстве векового антуража! Безумно обожаю туалет пустынного Петровского пассажа…

Инна не знала, что ей делать – восхищаться или рыдать от зависти. А что? Нам не сложно, а только в радость. Творческому человеку нужно внимание, оно для него словно воздух. Приятно творить, когда есть, кому оценить результат, даже если это твоя кузина, которую ты в детстве собиралась придушить подушкой (да, был такой эпизод в биографии, но Алиса не поддалась искушению и потому тихо собой гордилась).

Жизнь делилась на две половины – серую и радужную. В первой Алиса была продвинутым риэлтором, специализирующимся на сдаче жилых помещений. Дураков больше привлекают продажи недвижимости, поскольку процент с них несравнимо выше, но зато сделки заключаются гораздо реже. Пока одну квартиру продашь, можно сотню сдать. Как говорится, лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз. Суеты на аренде больше, с этим не поспоришь, но, зато, заморочек гораздом меньше, чем на продажах. А если прикормить какую-нибудь крупную фирму с кучей иногородних сотрудников, то можно жить припеваючи. Кормилицей Алисы была компания «Дюк Мюлье», торговавшая в розницу стройматериалами и товарами для ремонта. Двадцать пять гипермаркетов в Москве и Подмосковье, и в каждом не меньше сотни иногородних сотрудников – это же настоящий Клондайк! Главное – сразу обозначить, на чьей ты стороне. Алиса защищала интересы своих клиентов-съемщиков не только в момент заключения сделки, но и после, если вдруг арендодатели начинали чудить. «С Алисой спокойно», распространялось по сарафанному радио, и в клиентах не было отбоя. Коллеги, конечно, завидовали и выдумывали про нее разные гадости, но Алиса относилась к наветам и сплетням легко-пренебрежительно – собаки лают, ветер носит, а дело тем временем делается.

Незадолго до наступления нового года в «Дюке» произошла то ли реорганизация, то ли какая-то иная пертурбация, сопровождаемая массовой ротацией кадров. Сказать, что Алиса вымоталась, означало не сказать ничего, но зато появилась возможность отпраздновать свое тридцатилетие в ресторане «Альпийская галка», полюбившегося ей еще с лета. Многие из знакомых находили здешние интерьеры кичевыми, а мебель старомодной, но Алиса чувствовала себя в «Галке» уютно. Опять же – готовили здесь хорошо, цены не задирали, а на банкеты разрешали приносить свои напитки без каких-либо жлобских пробковых сборов. Рай, истинный рай! И от дома недалеко, что тоже немаловажно.

Алиса родилась четырнадцатого января, в один день с Мандельштамом, в чем она видела некую поэтическую преемственность. Мандельштам был ей, что называется, созвучен, а его «Из омута злого и вязкого я вырос, тростинкой шурша, и страстно, и томно, и ласково запретною жизнью дыша», замечательно перекликалось с Алисиным «Рождением стервы»:

«Меня не звали в этот мир, отнюдь,

Но я пришла, не ожидая зова.

Надеясь лишь на то, что как-нибудь

Свое мне донести удастся Слово…».

«Рождением» Алиса гордилась невероятно и отправляла его на все поэтические конкурсы, но шедевр пока еще не «выстрелил». «Ничего, – утешала себя Алиса, – они еще поймут, они еще пожалеют…». Утешала до тех пор, пока один сведущий человек не объяснил ей, что все эти литературные премии есть ни что иное, как элегантный распил бюджетных средств. Или благотворительных, что, в сущности, одно и то же. Лауреатами становятся свои люди, которым достается только слава, а весьма нехилый денежный эквивалент передается организаторам в знак признательности. В прошлом году поэт Титяпин нехило попал на бабки, выплатив из своего кармана налог за миллионную премию «Лавровый венок», которую он видел только на бумаге… Что поделать – слава дорого стоит.

Приятно, когда не приходится трястись над каждой копейкой. Обычно дни рождения в заведениях проходили в формате «каждый платит за себя», но на этот раз Алиса оплатила фуршетный стол на двадцать персон и заказала двухэтажный пятикилограммовый торт – знай наших! Администраторша вдобавок пыталась раскрутить ее на праздничное оформление, но воздушные шары это же так пошло, к тому же Алиса не собиралась снимать зал целиком. Лучшее украшение праздника – это цветы, а за ними дело не станет. Все знакомые, далекие и близкие, знали, что Алиса обожает «махровые» розы. Нанесут столько, что всего домой и не утащишь.

Канун дня рождения – лучшее время для гаданий. Жизненное колесо делает очередной оборот, счетчик обнуляется, и история начинает писаться с чистого листа (кто понял сказанное дословно, тот нисколечко не поэт). Рядом с Колесом Фортуны легли Умеренность и Жрица,[33] что указывало на встречу с мужчиной, причем с настоящим – сильным, волевым, победительным. Вообще-то серьезные люди над подобным смеются, но на ночь Алиса положила колоду под подушку, чтобы не увиденное наяву проявилось во сне. И ведь сработало