Уильям Шекспир. Гений и его эпоха - Энтони Берджесс

Бен Джонсон, должно быть, одобрил Фальстафа, несмотря на свою критику в адрес Шекспира за отсутствие у него фундаментального знания античности. Фальстаф, вероятно, показался ему достаточно хорошо разработанным комическим персонажем в не слишком хорошо построенной пьесе. Для Бена шекспировские пьесы были лишены формы: они разваливались на части. Они нарушали законы античной драмы, которая учила искусству концентрации внимания публики через единство времени и места. Действие пьесы должно длиться не дольше одного дня и происходить на одном месте — тогда все в порядке. Но нельзя, подобно Шекспиру, растягивать действие на несколько лет, перенося его из города в город, даже из страны в страну. Внимание публики рассеивается; это слишком тяжело для восприятия, столько информации нелегко переварить. Таков, вероятно, был совет Бена Джонсона новым драматургам. Бен и Уилл, сидя за рыбным обедом в «Русалке» или за кружкой эля в «Тройной бочке», часто спорили о своем искусстве. Бен, как говорят, был человеком тучным, напоминал испанский галеон, но Уилл обладал маневренностью английского военного корабля.

Они пошли каждый своим путем. Шекспир оставил историю и вернулся к комедии — «Много шума из ничего». Бен перешел в труппу лорда-камергера и написал для них «Всяк в своем нраве». Аллен был оскорблен его уходом из труппы, которая предоставила ему приют даже после скандала с «Собачьим островом». Хенслоу, вспоминая о четырех фунтах аванса, говорил о неблагодарности. Габриэль Спенсер, который был в тюрьме с Джонсоном, но сохранил верность «слугам лорда-адмирала», затеял с ним ссору. На Хокстон-Филдз, неподалеку от театра «Куртина», они дрались на шпагах. Бен был дородным, но маленького роста, и его шпага была на десять дюймов короче, чем у Спенсера. Тем не менее он проткнул Спенсеру правый бок и сразил его наповал.

Естественно, Бена арестовали. На суде он умолял проявить снисхождение к духовному лицу. Это был старый трюк, который базировался на неоднозначности слова «клерк». Клерком был священник или духовное лицо. Клерком был тот, кто умел читать и писать. Бен Джонсон умел читать и писать, следовательно, он был клерком. А значит, духовным лицом. Духовное лицо нельзя повесить. Тогда нельзя повесить Бена Джонсона. Но на его большой палец поставили клеймо — букву «Т», что означало Тайберн (место казни в Лондоне), напоминание о том, что в следующий раз ему не избежать казни через повешение. И у него конфисковали имущество. Но, как у большинства драматургов и поэтов, имущество Бена Джонсона было в его голове.

Пока Джонсон ожидал суда (или, возможно, пока он отбывал наказание за дело с «Собачьим островом»), с ним случилась странная вещь. Его посетил священник и обратил в католицизм. Согласно собственной версии Джонсона, он оставался верен католицизму до 1610 года, когда, в знак воссоединения с англиканской церковью, он осушил полную чашу для причастия (потир). Выглядит все это странно, потому что его обращение в католицизм нисколько не препятствовало его карьере: Тайный совет, казалось, столь же мало волновал католицизм Джонсона, как и атеизм Марло. Странность развеется, если мы остановимся на версии, что Джонсон был тайно завербован секретной службой и стал теперь, и в переносном смысле, наследником Марло. Чтобы добыть нужную информацию, он завел для видимости дружбу с Робертом Кейтсби, зачинщиком Порохового заговора, и, похоже, именно благодаря донесениям Джонсона сорвалась попытка взорвать английский парламент. Пусть исполнение песни «Пей только за меня» на ежегодном праздновании британскими пожарниками сорванного заговора является только вежливым жестом. Каждый знает эту песню, хотя не каждый знает «Hark, hark the lark» или «Кто Сильвия?». Это маленькая победа Бена, но Шекспир достаточно велик, чтобы уступить ему в этом.

Шекспир, который, как и прежде, упорно не хотел иметь ничего общего ни со шпионажем, ни с политикой, вступал в самую замечательную фазу своей драматургической карьеры. Великие пьесы ассоциируются у него с великим театром, сейчас этой мечте предстояло воплотиться в жизнь. Если бы Джайлс Аллен возобновил договор на аренду земли в Шордиче, не появилось бы стимула для новой работы, который возник с появлением нового физического посредника — такое, по меньшей мере, можно высказать предположение. В любом случае в конце сентября 1598 года стало очевидно, что «слуги лорда-камергера» должны оставить всякую надежду на возобновление аренды. В охваченной унынием труппе зародился новый душевный подъем. История романтическая и, как всем ясно, типичная для елизаветинской эпохи.

Один пункт в первоначальном договоре 1576 года гласил, что здание, возведенное в месте Шордич, должно принадлежать Бербеджу, если его перенесут на другое место до истечения срока договора. Гилберт и Ричард Бербедж, веря, что Аллен согласится возобновить аренду, оставили театр на прежнем месте. Но когда Аллен представил новый договор на аренду в 1598 году, условия его были столь возмутительными, что Бербедж отказался подписывать его. Аллен ожидал этого; действительно, он так составил арендный договор, что тот стал неприемлемым. Он собирался использовать здание театра для своих собственных нужд. Аллен не хотел возобновлять аренду; он хотел вернуть свою землю и захватить освободившееся здание театра.

«Слуги лорда-камергера» заволновались. Они начали срочно подыскивать новое место. Оно было найдено неподалеку от театра «Роза» и их соперников, «слуг лорда-адмирала». Это был садовый участок неподалеку от Мейд-Лейн, и труппа подписала договор на аренду, который давал им право переехать на новое место на Рождество. Для этого нужен был, конечно, капитал. Братья Бербедж готовы были предоставить половину; другую половину предстояло разделить между Шекспиром, Хемингсом, Филлипсом, Попом и Кемпом. Это дало бы Шекспиру право на десятую часть нового здания театра, за ним также оставалась его доля в самой компании. Контракт на возведение нового театра был заключен с Питером Стритом, мастером-строителем.

Но это была только одна сторона дела. В течение рождественских праздников, когда Аллена не было в Лондоне, около дюжины рабочих, под руководством Бербеджа, пришли к старому театру в Шордиче и принялись разрушать его. Потом они перевезли на телегах весь лесоматериал через реку, свалив его в кучу на садовом участке в Банксайде. В последние дни декабря погода была необычно холодная, и Темза замерзла. Но работа продолжалась, и не было никакой нужды использовать Лондонский мост. Это напоминало переход израильтян через Красное море. Бог был на стороне «слуг лорда-камергера».

Нарисовав эту карту при жизни Шекспира, Вишер заставил нас сомневаться в том, был ли «Глобус» деревянным «О» или многоугольником, он изобразил его на том месте, где на самом деле стоял театр «Роза»