Русская фэнтези-2009. Разбить зеркала - Генри Олди

— В глазах все расплывается, — пожаловалось она. — Ничего я ее не приглашала. И пилюли как раз Сися дала. Специально принесла, сказала, что очень слабые, нужно помногу принимать. Она в первый Нинкин приезд заходила, я ей браслет показала, похвастала. Ей камушки синие еще понравились. Только она дура старая, ничего не понимает в таких делах. А пилюли на следующий день принесла, сказала — племянник достал.

— Сися — это кто? — спросил я тупо, борясь с туманом в глазах.

— Так говорю же — хозяйка наша. Мы ее так за спиной зовем. Ей и по фигуре подходит, и фамилия у нее Бондарь по мужу, а в девичестве она Сисякина. Ой, туманеет в глазах, уже не вижу, что тут вокруг в комнате.

— Приготовься: сейчас прибудем в мир гномов, к твоему отцу-гному, — сказал я, пытаясь переварить новую информацию, соединяющую убийственные пилюли, хозяйку и Сисякина.

— Не-а, — сказала она, — он мне рассказывал: это специальный переходник, сделанный гномами, но не к гномам. Потому что мой батя не гном. Он — кровка.

Туман замерцал и исчез. Что-то жестко передавило мне горло, и, теряя сознание, я понял, что мы прибыли в новый мир.

7

Свет мой, Зеркальце, скажи…

Очнулся я с жесткой болью в горле. Я сидел в глубоком кресле, обитом кожей (на всякий случай не буду думать — кто водится в этом мире и чьей кожей), в комнате, которая могла бы быть гостиной. Центр комнаты был устлан толстым пестрым ковром, вдоль стен стояло еще несколько однотипных кресел. В одном из них сидела еще не очнувшаяся, но дышащая Ладыгина. Окон в комнате не было, ровный мягкий белесый свет равномерно исходил из потолка. Пространство и освещение увеличивались большими зеркалами в простых рамах, заполнявших простенки. Зеркальная гостиная, подумал я, сюда бы канделябры со свечами — так даже красиво было бы. И потянулся из кресла. Отражение напротив повторило мое движение — да-а, выглядел я плоховато. Жалко, что нет окон: интересно, каков он — мир кровок. И что собой представляют сами кровки? По крайней мере, пока что я жив. Я потер горло — похоже, что меня кто-то слегка придушил.

Отражение не потрудилось повторить мой жест. Напротив, оно нагло ухмыльнулось и откинулось в своем кресле, закинув ногу за ногу. После чего заговорило, и голос из амальгамы звучал вполне четко, хотя и с несколько странным, стеклянным оттенком:

— Что, зятек, горло болит? Надеюсь, я не слишком перестарался. Ну, давай начинать знакомиться, зятек. Ты кто был при жизни?

Вот тут как раз я и испугался. И даже на всякий случай нервно сжал руками колени и ущипнул себя. Щипок получился самый натуральный. С чего это — «был при жизни»? А еще я спросил:

— Почему — зятек?

Мой визави посуровел.

— А кто ж еще? Явился вместе с моей дочерью. При одном браслете. Ну-ка, колись. Кстати, это кто из них? Наташка или Нинка?

Булгаков писал, что говорить правду легко и приятно. Ну, насчет приятного это он явно загнул, а вот что говорить правду легче, чем врать… Я сглотнул воздух саднившим горлом и нырнул прямо в самый правдоворот:

— Я — частный сышик, — начал я. — Ваша вторая дочь умерла. Это было самоубийство, но спровоцированное…

Рассказывал я целую вечность, иногда сбиваясь и возвращаясь к прежним деталям. Наверное, минут пятнадцать. Хозяин слушал внимательно. Молча, иногда притормаживая жестом руки. Сходство со мной сохранялось, хотя за время моего рассказа он слегка помрачнел и постарел — так я буду выглядеть в гробу, если доживу до преклонных лет.

— Ладно, сыщик, — сказал он, когда я закончил свой рассказ и замолчал. — Я на тебя не в обиде. И даже оставил бы тебя здесь своим зятем, — я дернулся, и он успокаивающе махнул мне рукой, — сиди, сиди. С гномами у меня свои счеты. Значит, говоришь, Сисякин употребил то же слово, что и гномы — говорил о кровках?

— Да, — подтвердил я, не понимая, к чему он клонит. — Кстати, честно признаюсь, что не знаю такого названия. Очень было бы интересно узнать, что у вас за мир, как вы выглядите и почему гномы вас опасаются.

Он улыбнулся. Ох, нехорошая была эта улыбка, с лицом, темнеющим в оливковый цвет и ощеривающая рот до ушей, открывющая бесконечный ряд мелких острых зубов.

— Счастливчик ты, парень, — повторил он слова, сказанные мне прежде Бочаревым, — потому что не увидишь сейчас, как я выгляжу. Знаешь, почему в доме умершего занавешивают зеркала?

— Ну, поверье есть, — осторожно начал я, — чтобы душа покойного не увидела себя в зеркале и не испугалась…

Он коротко и неприятно хохотнул.

— Ха, чего бояться отражений или их отсутствия? Нет, зеркала закрывают, потому что это мы любим через них приходить. Мы приходим, когда чуем чью-то смерть. У гномов были войны с троллями, оба народца гибли во множестве, и оставшиеся в живых видели, как мы реем над мертвецами. Тогда-то гномы и тролли стали называть нас кровками. Сисякин сказал — кровки. Ну, что ж, будут ему кровки. Мы — духи, но ведь и духи бывают разные, верно? — Он принял позу декламатора, простер длань и напыщенно процитировал неизвестный мне текст: — О Духах сказано: Ты творишь Ангелами Своими Духов и служителями Своими пламенеющий огонь! — После чего, опустив руку, закончил обыденным голосом: — Духи прибирают души. Вы, человеки, зовете нас ангелами смерти.

Он вышел из зеркала. Это был уже не я. То есть не мое отражение, не мой облик. Но все-таки как бы человек, а не ангел с крылами. Просто человек, с которым я очень не хотел бы встретиться в пустынном месте ночью. Или вечером. Чего там — даже и в солнечное майское утро. Хотя одежда на нем была прямо карнавально-праздничная: средневековая короткая облегающая куртка с пристежными штанами-чулками, а поверх плащ с овальным вырезом для головы и с капюшоном, все переливающихся пурпурных и алых цветов.

— Это тоже не мой настоящий вид, — успокоил он меня. — Чего уж там, человече, живи, покамест жив. Дочка пусть спит, я усыпил ее надолго. А у нас с тобой дела. — Он вынул из складок плаща разомкнутый браслет. Я перевел взгляд на руки Натальи — браслета на них уже не было. Ангел смерти проследил мой взгляд и пояснил: — Он размыкается и спадает, когда носитель браслета достигает нашего мира. Ты уверен, что не собираешься стать моим зятем?

Я отрицательно помотал головой.

— Спасибо за честь. За предложение. У меня другая девушка, просто сейчас у нас… проблемы. Знаете, как бывает с девушками? То есть, вы то не знаете…

Он внимательно посмотрел мне в глаза. Я бы не назвал это ангельским взглядом, скорее уж так смотрели какие-нибудь средневековые палачи-инквизиторы. Но кивнул: