(не)желанный брак, или Космический приют для хищных растений (СИ) - Лунёва Мария

— Только припрись сюда, чугунноголовый, — прогорланил муж.

Пылесос тут же смело.

— И что же это вы тут делаете? — не выдержало моё любопытство.

Калеб обернулся и поднялся на ноги.

— Хм-м, — он нахмурился. — Я-то понятно, что делаю, а вот ты, детка, чего не в постели?

— Интересно же, что за грохот на весь дом, — я зыркнула на распакованный комплект досок, который точно привезла с собой.

— А-а-а, — подойдя ко мне, муж склонился и, проведя губами по моему виску, спустился к ушку. — Мы безобразничаем с пухляшкой — строим комнату для зелени. Но ответь, малыш, кто разрешил тебе вставать? Я же тебя полчаса назад растирал. И что в итоге? Ты не под одеялом!

— Я в одеяле! — я продемонстрировала плед. — Видишь, оно тёплое, и даже с этикеткой.

Калеб усмехнулся и потянулся за торчащим белым куском материи с надписью. Прочитал. Его лицо тут же потеряло даже намёк на веселье. Резким движением он стянул с меня одеяло и снова вчитался в мелкий шрифт.

— Откуда оно у тебя, Дали? — рявкнул муж.

— Выдали как гуманитарную помощь.

Я не понимала, что произошло.

— Как выдали? Кто? Когда? Чётко отвечай!

— Перед тем как я заболела... Сначала у соседей одеяло увидела, а потом и мне коробку привезли, — совсем растерявшись, я судорожно соображала, что могло так вывести моего всегда такого спокойного мужчину из себя.

— Бумаги для отчётности были? Подписывала?!

— Нет, — промямлила я отступая. — Просто вручили, и всё.

— А остальным? — он, казалось, не замечал, что пугает меня своим рыком.

— В городе выдавали, — обняв себя за плечи, я прикусила губу.

Что необычное ещё заметила?

— Калеб, ты меня допрашиваешь?

— Да, Даллия, — он, наконец, взглянул на меня, моргнул. Складка на его лбу разгладилась. Потянувшись ко мне рукой, подтащил к себе и снова обнял. — Так и есть, малыш, допрашиваю. И поверь, это серьёзно.

— Коробка была вскрытая, электронная печать сорванная, — спокойнее перечислила я. — И как уже сказала, мне привезли посылку, причём в дождь, а остальным выдавали с грузового вездехода.

— Там тоже были вскрытые коробки?

— Нет...— качнула головой.

— Гадство...! — он отошёл от меня и сжал руки в кулаки. — Твари.! — Замахнувшись, Калеб одним ударом переломил доску, стоящую у стены. — Что им нужно от нас?

Да, эмоции муж контролировал плохо.

— Калеб, я не понимаю...

— Всё постельное бельё госпиталей идёт на утилизацию, — перебил он меня. — А здесь указана и вовсе армейская больничка. Лежал я там как-то с сотрясением. Булыжником во время взрыва приложило. Гнилой персонал, за деньги что хочешь сделает. А это, — он сжал в кулаке одеяло. — Гражданским такое не выдадут. Надо будет к соседям прокатиться. Как тебе легче станет, сразу к ним. Хочу на их одеялко взглянуть. Там подполковник. И он точно привит. Чтобы он и не увидел!

— Одеяло причина моей болезни? — наконец, я поняла, что муж так разозлился.

— Да, детка, готов отдать руку на отсечение. Откуда ещё болезни взяться?! А эта зараза... Она, как огонь, косит всех непривитых. Уверен, в твоих сопроводительных документах пометки о вакцинации нет.

Я лишь покачала головой.

— Ничего, разберёмся. А это сжечь!

— Но...

— Сжечь, Даллия. Нет никаких бумаг, что ты это принимала. Ничего не доказать. Умные, гады. Знали, как девчонку развести.

Скомкав одеяло, он просто открыл окно и выбросил его.

На горизонте снова собирались тучи.

— Опять дождь, — уныло пробормотала я.

— Сезон такой, малыш. И не пугайся меня. Я никогда не трону. И даже если закричу, то точно не на тебя. Смело одёргивай, если тон не нравится, — вернувшись ко мне, Калеб, не предупреждая, поднял на руки. От неожиданности я ойкнула. И тут же оказалась сидеть на коробках, а сверху на плечи мне накинули тёплую куртку. Тяжёлую такую, необычную.

— Ткань плотная, — я с интересом рассматривала то, в чём меня закутали.

— Это форма подрывника. К куртке ещё щиты-наплечники прилагаются, но их мне пришлось оставить на месте взрыва.

— Ты так и не рассказал...

— Я сбежал...

— Сам или помогли?

— Конечно, помогли, детка. Вся семья в сговоре. Но об этом потом... Как думаешь, какая высота ящиков больше подойдёт для зелёных?

Он снова грубо перевёл тему.

— Калеб Мортен! Не уходи от ответа.

Муж приподнял бровь, словно и правда не понял, о чём я.

— Не поможет, — я прищурилась.

— Супруг троюродной сестры — председатель присяжных, — он тяжело вздохнул. — Его друг детства — судья. Брат — конвоир. Дед посуетился и возобновил старое знакомство с начальником колонии, в которую меня отправили. Муж дальней родственницы — Орк Оман — нашёл мне жену. За что я ему, кстати, ещё не проставился. Да, вот Орку я должен более всего...

— М-да, масштабно. — я оценила сплочённость их семьи.

— Как бы там ни было, а я убил, Даллия. Сознательно и не раскаялся ни разу. Как ни крути — я убийца! И пойми, детка, это не то, о чём я вообще хочу разговаривать. И не тот, кого ты должна во мне видеть.

— Они были гадами...?

— Тварями, но все же живыми людьми. Я спасал деда... Но, пожалуйста, давай о доме, о толстушке, о Лапушке. Да хоть о том рыхломордом, что всучил тебе это одеяло.

Я, пожалуй, жечь его не буду — верну презент с намёком... Но не нужно о прошлом,

Дали. Не хочу даже вспоминать.

Поджав губы, я не сводила с него взгляда.

Стыд!

С опозданием, но я поняла, почему он так старательно избегает разговоров о себе. Потому что наверняка для военного, пусть и в отставке, оказаться каторжником — это бесчестие!

Ему стыдно за себя.

— Я думаю, ящики должны быть полметра высотой, — он поднял с пола доску и приставил к заготовке, — но с возможностью набить сверху дополнительные планки. А то кто-то слишком много ест, да пухляшка?

Жиря важно качнула листьями.

— Что бы там ни было, — тихо пробормотала я, — но для меня нет мужчины лучше, чем ты, Калеб. Просто, знай это. И да, ящики делай повыше.

Подойдя ко мне вплотную, он обнял, прижимая к себе так сильно, что на мгновение дыхание спёрло.

— Ты называла меня любимым, Даллия, — шепнул он хрипло. — Ещё никто и никогда не признавался мне в любви. Последние две недели твоего полёта на корабле я всё строил планы завоевания и покорения. Опасался, что не успею, и ты встретишь другого. Уже тогда я понял, что не просто влюблён, а по уши погряз в этом чувстве. Ты так незаметно, быстро и крепко вросла в моё сердце, что я даже испугался. Никогда прежде не любил,

— склонившись, он коснулся моих губ своими нежно, но настойчиво. — Я люблю тебя, Даллия Мортен, и не хочу выглядеть в твоих глазах убийцей.

С появлением Калеба в доме стало веселее. К нам через день звонил тот самый пожилой врач и контролировал процесс излечения. И к сожалению, фразы "здорова" я пока не услышала.

Мой муж оказался мягким, но требовательным лекарем.

Местами просто тираном!

Если я отказывалась делать примочки на глаза — Калеб прикладывал их, пока я сплю. Не хотела пить горькое лекарство, так он присаживался рядом на кровать с кружкой в руках и начинал рассказывать, какая я жестокая и совсем его не люблю. Вот ни капельки. Иначе ради него, распрекрасного, я бы непременно лечилась и с удовольствием пила любую гадость.

И как ни странно, это срабатывало! Я глотала эту противную горечь залпом, лишь бы не слышать его ворчание. И знала ведь, что он нарочно, но поделать ничего не могла.

Но самыми нелюбимыми оказались растирания.

Глядя, как Калеб, стоя надо мной, открывает бочонок с мазью, обречённо вздохнула. Мало того что она нестерпимо жглась, так ещё и воняла безбожно.

— Может, хватит растираний?! — в очередной раз заканючила я. — Уже от кровати неприятный запах идёт.

Муж лишь хмыкнул.

— Док сказал растирать тебя десять дней. Вот и терпи, детка.

Я скривилась, готовая пустить слезу.

— Ну, Калеб, миленький. Нормально же всё со мной. Сжалься, а?!