Няня для телохранителя - Риша Вольная

class="p1">Лена пока безобидна, я с ней потом разберусь, а пока подхожу к столу, где всхлипы стали только сильнее.

Поднимаю край скатерти как можно медленнее.

— Лика, Принцесса моя!

— Папочка!

Мне на шею с безумным взглядом кидается дочка. Глажу и стискиваю в объятиях мою крошку, заодно пытаюсь осмотреть, есть ли ранения. Она вся присыпана мукой, но без единой царапины. Только испуганные глаза на пол-лица и мокрые от слёз щёки.

— Ты ранена?

— Нет, пап. Ники …

Острие ножа, что, казалось, уже насквозь пришпилило моё сердце, вошло ещё глубже. Голос пропадает.

— Где она, Лика? — выдавливаю из себя, зная, что уже почти умер.

— Я здесь, Зар.

Вместе с дочерью оборачиваюсь на её голос позади нас со стороны входа в кухню. Как я прошёл мимо неё?!

Ванилька тяжело дышит, напряжённо сжимая губы, превращая их в одну белую полоску. В одной руке она держит длинную скалку, а в другой моток верёвки. На правом плече голубой рубашки расплывается кровавое пятно.

Я не могу говорить. Только смотрю на неё, пытаясь заставить собственное тело прекратить умирать.

— Я тут твою бывшую немного помяла. Ты уж прости. Вот за верёвкой пошла, чтобы связать, и услышала, что кто-то крадётся. Решила притаиться немного и подождать. Вдруг у неё напарник.

Её голос дрожит, но взгляд такой решительный и кровожадный, что, если бы вместо меня пришёл кто-то другой, она бы всех своей скалкой уложила.

— Ванилька, ты …

— Захар, она, конечно, её мать, и ты мне не рассказывал вашей печальной истории развода до конца, но Лика была против ехать вместе с ней. И хотя я только нянька, но всё равно не разрешила.

И поднимает руку со скалкой, наглядно демонстрируя, как именно оказала протест этой ненормальной.

— Ванилька, ты охрененное чудо! Ты выйдешь за меня замуж?

— Захар, нельзя в присутствии ребёнка выражаться, что за привычка… — и замолкает, с недоверием оглядывая меня, а потом Лику. — Что ты сейчас спросил?

— Ники, папа предлагает стать тебе нашей мамой, — утирая нос ладошкой, гундосит дочь, даже прекращая сжимать в тисках своих ручек мою шею. — Ты его прости, он всегда так … как снег на голову. Никакой романтики, потому что сказки с нами не смотрит.

И да, я понимаю, что дебил, даже без нотации собственного ребёнка, но стало страшно, что я снова ляпну не то, как сегодня утром, а потом услышу выстрел. И моя жизнь разделилась на до и после.

— Вероника? — напоминаю, что жду ответа.

— Яровой, ты реально псих. Иди ты нафиг со своим предложением. Лучше вон с бывшей разберись, — нервно кричит Земляникина и кидает в сторону Лены моток бечёвки. — А то шляются тут всякие, стреляют, обзывают. Всё! Ванилопа, пошли отсюда. Нам домой пора, а то у папы твоего реально крыша протекла.

— Ванилька, тебе надо к врачу, — пытаюсь поймать её взгляд, но она отворачивается и только гневно дёргает рукой, подзывая мою дочь.

— О, Захар Панталонович, тут мы и без ваших соплей управимся.

— Я вызову своего личного врача.

— Да хоть санавицию. Мне всё равно. Я хочу домой. Лика, карамелька моя, пойдём. Папа тут будет порядки наводить, а я скалку с собой возьму. На всякий случай.

Дочка отлепляется и смотрит на меня вопросительно, ожидая разрешения уйти. Киваю, так как Вероника Андреевна права как никогда. Объем работы у меня охренительно большой.

Лика чуть улыбается и снова меня обнимает.

— Папуль, ты не переживай. Я её уговорю. Она останется с нами.

И в конце так ласково гладит по плечу, что аж в горле ком встал. Дожился! Дочь меня успокаивает и обещает устроить личную жизнь.

Целует мою щёку и торопится к преисполненной гневом Веронике.

— Ванилька, ты только никуда не уходи, пожалуйста. Тебе нужен врач, отдых и

— И психолог, а лучше два психотерапевта. С тобой, Яровой, лучше сразу на антидепрессанты и бронежилет на десерт.

Подхватывает полотенце со стула возле себя и засовывает под рубашку, где ранено плечо. Морщит нос, но, едва я делаю к ней первый шаг, чтобы помочь, выкидывает руку перед собой.

— Я сама.

Бросает короткий взгляд на Лену и с яростью пинает сумочку, что как раз валяется рядом с её ногами.

— Пошли моя карамельная! Сейчас выгоним на отдых Варвару Петровну и начнём готовить булочки с начала.

Девчонки уходят, а я всей душой рвусь за ними, но нельзя! Ники сейчас не то что мне, но и дьяволу голову откусит, а мне надо в который раз устранить беспредел, который учинила бывшая.

А потом я найду Ванильку и больше никуда не отпущу. Только через мой труп.

Вероника

Плечо ноет, поясницу тянет, нервы в хлам, но булочки, правда с помощью экономки, мы всё-таки испекли.

Меня, причитая и охая, Варвара Петровна усадила командовать парадом, как Ленина на броневик, а сама с Ликой и безмерным энтузиазмом принялась замешивать тесто. Я же больше следила за девочкой, чем за готовкой, переживая за то, какой ужасный стресс она сегодня перенесла. Но Ванилопа, несмотря на небольшую заторможенность, с усердием выполняла поручаемые ей задания, болтала на тему начинок и как-то с особым трепетом смотрела на меня.

Приходил к нам и серьёзный дядечка врач. Равнодушно поковырялся в моём плече, заявив, что моя рана как царапина. Сделал перевязку, выписал рецепт, а потом ещё и лечь на кровать заставил. С умным видом осмотрел мой живот, помял его со всех сторон и, заявив, что с моим пузожителем всё хорошо, наконец-то свалил, оставив номер своего телефона. На всякий случай.

А мне хорошо не было, хотя ради малыша я старалась не думать о том, что было и что могло быть при другом раскладе карт. Не вспоминать слова Захара на кухне в лесном домике и его потерянный взгляд, когда он смотрел на меня. Старалась, но выходило только процентов на пятьдесят.

К вечеру в доме появился сам граф де Бомарше и, слопав четыре булочки с какао, отправил меня отдыхать, а сам уволок крестницу в детскую комнату.

И вот я уже полчаса сижу в одном халате на голое тело на краю ванны, потому что не в силах решить проблему принятия душа с повязкой на полплеча.

Может, в скорую позвонить или МСЧ? Помогут мне, идиотке, с советом. Странно, как я умудрилась справиться с психованной и вооружённой дурой, если теперь не могу элементарное придумать.

Но сил и желания искать свой мобильный тоже не имелось, поэтому придётся пойти спать грязной.

И вдруг стало так себя жалко. Ну, прямо хоть реви в