Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника - Александр П. Берзан

Сегодня пасмурно. За окном непрестанно сыпит густая морось. Я выхожу на край высокой морской террасы. На океане – льды немного отогнало. И вдоль берега образовалась узкая полоска чистой воды. Волны нет, вода стоит спокойно…

Здесь, за ледовой пустыней, как за волнорезом, отстаиваются утки. Их – много. Даже, очень много! По-прежнему, в основном – это каменушки. Часто вижу чернетей. Это такие белые уточки с чёрной головкой, шеей и грудкой. Половинка утки чёрная, половинка – белая…

В завалах ламинарии копошится вороньё. Эти – кормятся мелкими, чёрными жучками и бокоплавами…

Я смотрю в бинокль, как один из наших, Тятинских орланов, на бреющем, идёт от устья Тятиной, мимо нас, по береговой линии, в сторону Ночки. Его сопровождает целая орава чаек, снявшихся по такому случаю, с Тятинского устья. Орлан идёт мощно и красиво. Его оперение – в полном порядке. Я не отрываюсь от бинокля, пока птица не скрывается за мысом, далеко слева.

– Красив! Нечего сказать! – улыбаюсь я орлану, опуская бинокль.

– Саня! – кричит от дома Казанцев, – Каша сварилась!

Я бросаю свой «утренний осмотр природы» и спешу к дому…

Сегодня, с утра, мы с Сергеем отправляемся побродить по ольховникам, что между Тятиной и Ночкой…

Здесь набродили два медведя. Их кормовые следы – так запутаны! Один след вчерашний, другой – ещё более старый. Вся масса их покопок – лизихитон. Около пятидесяти покопок!

Мы возвращаемся обратно, по болотистым ольховникам Банного ручья…

Здесь, сейчас – настоящий ковёр черемши! Густой и высокий, по колено!.. Но, я – не могу обнаружить ни малейших признаков поедания её, медведями!

– Слышишь, Сергей! – окликаю я Казанцева, – Карпов, с Рудного, мне в посёлке рассказывал, как он медведя видел. Я у него спрашиваю: «Что он делал?». Карпов говорит: «Ясно что! Черемшичкой заправлялся!».

– Ну и что? – не понимает меня Казанцев.

– Как, что?! – возмущаюсь я, – Все люди считают, что наши медведи кормятся одной черемшой!.. Ты посмотри! Кругом нас – ковёр черемши! А, я – до сих пор, не видел ни одного скуса! Ни од-но-го! Спроси любого охотника: «Что ест медведь?». Он скажет: «Черемшу!». А я говорю: «Не едят, медведи, черемшу! Вообще не едят!».

– Не едят – так не едят! Что ты так взвился?! – недоумевает Казанцев, – Пусть говорят!

Каждый вечер, к нашему дому приходят лисицы. Рыжие подкармливаются остатками с нашего стола – вермишель, головки рыбы…

Сегодня воскресенье, двадцать четвёртое апреля. Откровенно холодно! Тянет промозглый ветер с запада. Над конусом вулкана Тятя столпились высокие, кучевые облака, вперемежку с окнами чистого, синего неба.

– Брррр! – в дом входит Казанцев, – Прямо, морозно как-то! Порванные ветром облака летят по синему небу! Такое ощущение, что зима вернулась!

Решаем с Сергеем устроить себе, сегодня, выходной – просто побродим по лесам, себе в удовольствие…

Мы осторожно крадёмся по смотровой тропе, часто останавливаемся, в бинокль рассматривая просторы простирающейся под нами поймы Тятиной. Но, увы! Несмотря на благоприятный ветер, сносящий наш запах в сторону, пойма под нами – совершенно безлюдна.

В первой ямке речки, коротают время большие крохали. Это – самые крупные утки на нашем острове. Крохали очень осторожны. Они, молча, крутят по сторонам головами, на длинных «бакланьих» шеях. Да и своим внешним видом, они похожи на бакланов. Одни из них имеют контрастную, чёрно-белую окраску, у других – серое туловище и красно-бурая голова.

Мы подходим к яме снизу… Обнаружив нас, все, молча, взлетают. Большие крохали – птицы крупные. Для взлёта, им нужно разбежаться по глади ямы и утки мельтешат крыльями над самой водой, нам навстречу! Уйти в сторону от нас, им не позволяют высокие, вертикальные стены пойменного ивняка, подступившего к самым берегам речки. Плотный, высокий жердняк! И табунок, как по туннелю, проходит над водой речки. Совсем, совсем рядом с нашими лицами! Мы стоим прямо, совершенно замерев. Мы даём возможность крохалям пролететь мимо нас…

Приятно слышать повизгивание рассекаемого сильными крыльями, воздуха! Какая сила и красота! Каждая, молча пролетающая мимо моего лица, птица, напряжённо смотрит на нас глазом…

Смотровая тропа, за прошедшую зиму, оказалась сильно захламлённой. То тут, то там, путь нам преграждают зависшие стволы падающих под напором западных ветров, елей и пихт. Под ногами лежат их обломанные сучья. Это всё – работа осенних циклонов…

За тропой нужен уход, если её не поддерживать – через пару лет здесь вообще не пройдёшь. И я беру в руки, прихваченный как раз для этого, топор, передав своё ружьё Сергею…

– Тук! Хрясть! – изо всех сил, всаживаю я топор в древесину, прорубая проход…

– Фу-уу! Всё!

Я вытираю рукавом мокрое от пота, разгорячённое лицо. С удовлетворением оглядываюсь на чистую просеку тропы – нам, ходить по ней, ещё много-много раз. Тропа расчищена, мы поворачиваем назад, к дому…

Вот и всё. Смотровая тропа осталась позади. Теперь – пересечь широкое бамбуковое поле – и мы дома. Бамбук, здесь – всего по пояс. На сегодня, хватит. Ведь, у нас – день отдыха, всё-таки!

Тятинский дом. Немного посидев с дороги, за столом и выпив бокал холодного чая, я отправляюсь с вёдрами, к устью Банного ручья, за водой. За водой, нам, далековато ходить, с верхнего Тятинского дома. Это правда. Но, для нас, это – не смертельно. Мы – молодые и сильные. На плечо закидываю ружьё – без него я, никуда не хожу…

В лесу, мы обычно крадёмся, в надежде увидеть или услышать что-нибудь из лесной жизни. Поэтому, в лесу – мне не то, что стрелять, лишний раз сучком треснуть нельзя. А, стрелять, мне – очень важно уметь. Лесная жизнь – это такая штука… Вот и получается, что на работе, мне – стрелять нельзя, единственная возможность – выйти на побережье. Вот это, я, сейчас и собираюсь сделать.

Не выходя на берег моря, я ставлю пустые вёдра в траву у подошвы высокой морской террасы – там, где с дороги к ручью отворачивает маленькая тропинка и снимаю из-за спины ружьё. Подкравшись к береговому завалу ламинарии и фукуса, я встаю в полный рост! Около десятка ворон срываются с баррикады водорослей и торопливо улепётывают прочь, через широкую полосу открытой воды, в сторону ледовых полей. Я ловлю одну из них на мушку и нажимаю на спусковой крючок.

– Баххх!

Удар приклада в плечо соединяется с громом выстрела, и ворона, чёрным комком, плюхается в тёмную воду.

Опуская ружьё, я боковым зрением замечаю, что со своего боевого поста на гребне мыса слева, вниз, к океану срывается орлан! Распростёрши крылья, он полого снижается и на всём ходу, цепляет когтями качающийся на поверхности полыньи чёрный комок. Вокруг поднимается истеричное воронье карканье! Опустившись на торос льда, по другую сторону обширной полыньи и не обращая никакого внимания на воздушную карусель воронья над собой, орлан начинает