Донкихоты Вселенной - Александр Казанцев

Академик Зернов кивнул Бережному, как старому знакомому, и улыбнулся Никите, который ночью доставил на дачу его Надю. Генри Гри он не знал, но все равно поздоровался с ним.

- Итак, - усадив гостей в мягкие кресла, произнес Юпитер. - Идя по коридору, вы могли слышать реплики спорящих коллег. Я хотел бы до начала продолженного заседания услышать от вас, почтенных собратьев по науке, что скажете теперь друг другу вы оба, еще вчера слитые в совместных взглядах и действиях?

Академик Зернов провел рукой по волнистой седой бороде.

- Ценю полемическое искусство Константина Петровича, его неиссякаемую выдумку, и благодарю его также за заботу о моем авторитете, превысившую мою собственную. Что же касается гипотезы о тормозящих свет областях космоса, то она мне представляется надуманной и привлечена лишь ради полемики.

- Позвольте, позвольте, Виталий Григорьевич! - горячо заговорил Бурунов. - Я стремился утвердить ваш авторитет даже вопреки вам самим, а вы чуть ли не обвиняете меня в личной заинтересованности!

- Именно это я и имел в виду, уважаемый профессор.

- Ну что вы, Виталий Григорьевич! Всем известно, как я предан вам и вашей семье!

- Преданным надо быть лишь науке.

- Ну зачем так! Я же всей душой! Вы сами учили меня сомневаться, прежде чем делать вывод, считать сомнение - прологом научного поиска.

- Прологом, но не эпилогом. Сомнение должно сопутствовать интуиции, о которой только что в коридоре говорили наши коллеги.

- Но согласитесь, Виталий Григорьевич, что для принятия вновь давно отвергнутой теории относительности мало одного факта!

- Но совершенно достаточно для принятия решения о спасении гибнущих в космосе людей.

- Спасатели могут лететь, вооруженные и теорией абсолютности.

- Нет, не могут. Им нужно учесть релятивистские эффекты и иной масштаб времени для маневра при спасении гибнущего звездолета.

Юпитер сидел в каменной позе и молча слушал спор ученых. Наконец произнес:

- Ваше несогласие друг с другом правомерно. Я предвидел такие расхождения при анализе принятых из космоса в Англии обрывков чьей-то речи. Земным радиотелескопам слишком мешают посторонние шумы. А потому я обратился в Международный космический центр в Гималаях с просьбой изучить в ускоренном воспроизведении возможно записанные на заоблачном радиотелескопе космические сигналы в интересующем нас диапазоне.

- О, если бы удалось их уточнить! - воскликнул Бурунов. - Я первый, служа науке, сделал бы выводы!

Академик Зернов хмуро посмотрел на него.

Созданный в прошлом, XX веке международный космический центр был расположен у подножия Гималайского хребта.

В неимоверной выси, за облаками, куда не залетали и орлы, работала его космическая радиообсерватория, обслуживающая все космические рейсы.

Главный радиоастроном, смуглолицый и бородатый Ромеш Тхапар, любил говорить, что он гордится тремя обстоятельствами, связанными с высотной радиообсерваторией. Его телескоп ближе к звездам, чем все земные. Радиообсерватория даже выше сказочной Шамбалы, которая находилась где-то здесь в горах, синих с белыми шапками, но скрыта легендарным туманом, недоступная для всех непосвященных, и наконец, острил завзятый альпинист, все дороги из радиообсерватории ведут вниз.

Он жил уже пятый год в "заоблачном эфире", как любил он выражаться, вдвоем с женой и двумя помощниками, которые сменялись (в отличие от жены) каждые полгода. Радиотелескоп круглосуточно ощупывал Вселенную. Здесь не было никаких земных радиопомех. И на гималайской высоте, в единственном месте в мире, существовала идеально чистая связь с космосом. ("Как в Шамбале", - шутил ученый.).

Потому Ромеш Тхапар, любивший, когда помощники льстиво называли его "манхатма Тхапар", поручил жене и "мальчикам", кстати сказать, изрядно бородатым (брились здесь лишь перед спуском на землю), проверить все записи радиотелескопа в те дни, которые указаны англичанами из Мальбарской радиообсерватории.

Несколько дней и ночей без устали трудился маленький заброшенный за облака коллектив.

И вот с одной из гималайских вершин, неподражаемо запечатленных замечательным художником прошлого века Николаем Рерихом, зазвучала сенсационная, обращенная ко всему миру радиограмма:

Записи высотного радиотелескопа международного космического центра в Гималаях зафиксировали следующее расшифрованное на большой скорости и не загрязненное радиошумами сообщение:

"Обрыв буксира. Помощь была бы крайне нужна в нашей серьезной беде. Крылов".

Эта радиограмма, полученная в Москве во время заседания президиума Объединенной Академии наук, была оглашена президентом вскоре после объявленного им после выступления профессора Бурунова перерыва. Начавшиеся было прения прекратились. Все стало ясно.

Надя расширенными глазами смотрела на Елену Михайловну.

- Что? Что? - спросила та.

- Разница всего только в одно слово.

- Какое слово?

- Помощь не просто нужна, а крайне нужна. Я же вам говорила, что Пи только все спутал, потому что обрывки звездолетной радиограммы допускали любые варианты, на которые Пи мастер.

- И как же теперь? - пристально глядя на девушку, спросила Елена Михайловна.

- Не знаю... Ничего не знаю! - воскликнула Надя.

Глава третья

ЛЮБОВЬ И ДОЛГ

Мечтай о счастье и любви ты,

Но помни:

Корень Жизни - ДОЛГ!

Легендарный марсианский поэт

Тони Фаэ.

Казалось, два великана и мальчик между ними идут от Дворца науки по усыпанной золотым песком дорожке мимо нарядных цветников и фонтанов.

При дуновении ароматного ветра мелкие брызги от водяных струй бодрящей лаской касались лиц звездолетчиков.

Сначала они шли молча. Наконец Бережной сказал:

- Ну, ребятки, кажется, все ясно.

- Ясновидцы не требуются, - отозвался Никита Вязов.

- А ты как, парень? - обратился командир к американскому звездонавту.

- Я хочу сказать одни поэтические слова, которые направлены сейчас всем нам.

- Какие такие поэтические слова? - нахмурился Бережной. - До них ли сейчас?

- Поэзия - звонкий рупор чувств. Чувства руководят действиями.

- Что за стихи? Твои, что ли?

- Не мои. Их еще в двадцатом веке приписывали гипотетическому поэту марсиан Тони Фаэ. Я хорошо вспоминаю их.

Бережной усмехнулся:

- Валяй, вспоминай!

И Генри Гри высоким певучим голосом процитировал:

И ветвью счастья,

И цветком любви

Украшен

Древа Жизни ствол.

Но корни!

Мечтай о счастье и любви ты,

Но помни:

Корень Жизни - Долг!

- Гарно кто-то выдумал за марсианина. Мне на Марсе марсиан найти так и не довелось. Но когда-то они, должно быть, там все-таки жили. За космическими археологами теперь черед. Но в нашем деле они не подмога, хотя Генри ко времени стихи эти вспомнил. Долг у нас один. Не знаю, как тебе, Генри, но Никите нашему горько придется. Хочешь, Никита, я с тобой к матери твоей пойду?