Крестовый перевал - Сергей Зверев

Третий час сидим молча на террасе. Изредка из темного жерла тоннеля доносятся то глухие удары по металлу, то громкий голос Бунухо, то жужжание аккумуляторной дрели.

Наконец, в проеме появляется перекошенная от злости рожа Газдиева. Бросив единоверцу рюкзак с инструментами, он выбрался наружу, посмотрел на часы, на темнеющее небо.

И кивнул в мою сторону:

— Этого под землю.

Меня подхватывают под руки и заталкивают в темную неизвестность. Напоследок Бунухо сует мне под мышку белый ноутбук.

— Передашь своему другу…

После чего за спиной грохает крышка, «выключая» дневной свет и перекрывая доступ к свежему воздуху.

Хотя на улице и вечерело, но свет все равно был ярок. Поэтому, оказавшись в норе, в первые секунды ни черта не вижу, кроме слабого желтого пятна вдали. Зато обоняние работает без сбоев — морщусь от шибанувшей в нос затхлости.

— Я здесь, Паша, — слышу голос Юрки.

— Иду…

Делаю один неуверенный шаг, второй…

Вижу прыгающий навстречу луч света и с помощью его отблесков на стенах и сводчатом потолке определяю размеры сооружения, похожего на длинный тоннель. Ширина бетонной кишки — полтора метра, высота — два. В длину, наверное, шагов двадцать-двадцать пять.

Встречаемся посередине. Юрка ставит на пол фонарь, рядом аккуратно кладет ноутбук и развязывает мне руки.

— Какого черта они от тебя хотят? — потираю уставшие от веревок запястья.

Он будто не слышит.

— Идем, — освещает он дальнюю часть коридора, — хочу тебе кое-что показать…

Шагаем по туннелю. Впереди из мрака выплывают контуры мощной металлической двери.

— Смотри, — внезапно останавливается Юрка, не дойдя до двери пяти шагов.

Сноп желтого света устремляется вниз. На полу под правой стеной покоится нечто похожее на…

Подхожу ближе, наклоняюсь.

Да, это останки человека. Истлевшая одежда, кости, череп; местами сохранившаяся кожа и высохшая мышечная ткань.

Луч скользит дальше. Ближе к окончанию тоннеля лежат останки еще двух человек. И прежде чем Юрка оглашает замкнутое пространство дрожащим от волнения голосом, для меня становится очевидным, кому они принадлежат.

— Тот гад… — мечется под сводчатым потолком негодование младшего Ткача, — …что хотел отрезать тебе пальцы… Сказал, что они сдержали обещание, показав место гибели моего брата.

Обнимаю его худые плечи.

— Да, Юра, я уже догадался. Это Андрей, — указываю на тело с сохранившимися клочками офицерской утепленной куртки и с почерневшим офицерским ремнем. Передвигаюсь дальше: — А это два наших товарища: сержант Дёмин и рядовой Синица.

— Как думаешь, их убили?

— Вряд ли. Наверно, они не смогли отсюда выбраться.

— Почему?

— Из рассказа настоящего Волкова было ясно: их засыпало огромной лавиной, и кто знает, под каким слоем снега оказалась крышка люка.

— Да, — соглашается парень, — она и в самом деле открывается наружу…

Некоторое время стоим молча и неподвижно. Юрка вспоминает старшего брата, я — лучшего друга и двух сослуживцев. Теперь мы оба знаем о смерти Андрея…

Вздохнув, присаживаюсь на корточки и приступаю к детальному осмотру. Мой «сокамерник» держится поодаль, направляет луч и молчит, что в подобных случаях даже лучше, чем прямая и добродетельная помощь.

Вскоре убеждаюсь: при трупах нет ни оружия, ни документов, ни прочих вещей. Только обрывки истлевшей одежды и никчемные остатки снаряжения.

— Паша, ты уверен, что это Андрей? — шепчет Юрка.

— Уверен. А почему ты об этом спрашиваешь?

— У него нет на шее монеты.

— Какой монеты?

— Той, что я привез из Рима. Похожей на эту, — протягивает он желтую монету, нанизанную на крепкую шелковую нить. — Только на моей изображен двуликий Янус, а у Андрея был бог войны Марс.

— Тут действительно ничего нет, — пожимаю плечами.

— А в карманах? Вдруг он не успел проделать в ней дырку для нити и носил в кармане?…

— Какие тут, к черту, карманы. Одни лохмотья…

И вправду, ничего, кроме тлена: ни оружия, ни боеприпасов, ни личных вещей… Вероятно, отыскав эту нору и наткнувшись на погибших спецназовцев, люди Беспалого поспешили их подчистую обобрать.

— Слушай, Паша, — с робкой неуверенностью говорит Юрка, — мне кажется, мы должны их похоронить.

— Должны, — чешу затылок, едва не упираясь локтем в низкий сводчатый потолок. — Только предлагаю заняться этим позже.

— Почему?

— Потому что тоннель более четырех лет был их могилой. А устраивать могилу в могиле как-то… не по-христиански. К тому же у нас нет нормальных инструментов, а тут кругом бетон. Под бетоном все равно скалы — до земли хрен доберешься.

Беру фонарь и продолжаю осмотр, но при этом отвлекаю парня, понемногу уводя разговор в другое русло.

— Ну-ка поясни: чего они от тебя добиваются?

— Они нашли этот тоннель, — неуверенно отвечает парень.

— Понятно. Дальше-то что?

— А то, что здесь больше ничего нет.

— То есть как — нет? А дверь? Ты же ее открыл?

Юрка кисло усмехается:

— Открыл, да толку никакого. Вход в никуда. Пустышка. Сюрприз…

Что за бред? Почему — пустышка? Какой сюрприз? Если есть дверь, значит, должен быть проход! Необязательно сквозной и ведущий к другому выходу. Но проход! В помещение, к лестнице, в склад, в шахту…

Решительно направляюсь в конец тоннеля и осматриваю стальную громадину. Металл во многих местах искорежен, поврежден. Наряду со свежими, только что просверленными Юркой отверстиями, нахожу и старые, покрытые ржавчиной следы: сколы, вмятины, дыры от сверл.

Тяну на себя холодную ребристую рукоять…

И в растерянности отступаю назад. Без скрипа, с неторопливым достоинством стальной прямоугольник открывает моему взору… бетонный тупик.

Ставлю на пол фонарь и ощупываю шершавую стену здоровой ладонью.

В нескольких местах толстый слой бетона отбит до скальных образований — стало быть, я не первый, кто усомнился в отсутствии прохода за дверью.

Скребу заросший подбородок.

— Ничего не понимаю…

— И этот… Бунухо тоже не понимает, — подходит сзади Юрка. — Оттого и требует, чтобы я разобрался. Иначе грозится нас обоих расстрелять.

— Как же тебе удалось ее открыть?

— А-а… — машет рукой юный взломщик, — ничего сложного, если имеется хороший инструмент и знаешь, где и как его применить.

— Неужели у них не нашлось специалистов?

— Ковырялся тут какой-то «специалист» — прохерачил два отверстия мимо замка, третьим чуть не заблокировал вертикальный ригель, — усмехается Ткач. — Ну, а взрывать или резать дверь горелкой они побоялись, опасаясь, что прямо за ней складированы боеприпасы.

— Это тебе рассказал Бунухо?

— Естественно. Он ни на шаг от меня не отходил, пока я возился с замком…

— Понятно. Что будем делать? Мысли есть?

Молодой человек тычет пальцем в небольшую латунную табличку, приклепанную к обратной стороне толстой, словно от сейфа, двери.

— Хочу начать с этой хрени. Поможешь?

— Габариты видишь?

— Цифры, что ли?

— Ну да. Куча цифр. Внешние габариты, внутренние. Размер ячейки…

— Какой ячейки?

— В сейфах обычно указывают размеры ячеек, а эта дверь походит на сейфовую.

— Да, вижу. Есть размеры.

— Нам они не нужны — читай строчку под ними…

У Юрки что-то с глазами. То ли довело фанатичное увлечение компьютером, то ли временные проблемы от нервного стресса. Короче, сидит на корточках у стены, а меня заставил считывать надписи с наклепанной таблички.

— Та-ак… — щурюсь и с горем пополам озвучиваю первую строчку под габаритами, выбитую на немецком: — VERLOHRJUN DUISBURG.

— Не то. Это место изготовления — город Дуйсбург. Давай дальше.

Я опять склоняюсь над дверью.

— FABRIKNUMMER 1474…

— Заводской номер. Пропускаем.

— Ясно, погнали дальше. SICHERHEITSGRAD.

Юрка оживляется.

— Класс защиты. Что там про него нацарапано?

— Wm Ba II.

— Понятно. Дальше…

— GEWICHT…

— Вес. Он нас не волнует.

— LIEFERMONAT.

— Месяц выпуска.

— Точно, — быстро соображаю я, — а следом идет год — 1940-й.

— Дальше, дальше! — торопит Ткач.

Развожу руками:

— Все.

— Все? — разочарованно переспрашивает он. — Не, ну это полный блютус! Придется опять напрягать мозг…

Поняв, что от таблички со стандартными данными никакого проку, мы около часа слоняемся по тоннелю, осматривая стены, сводчатый потолок и цементный пол, покрытый толстым слоем пыли. Кроме выше перечисленного здесь ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО. Ни вентиляционных отверстий; ни фирменных немецких надписей типа «halt!» или «achtung!» ни других намеков.