Во имя любви: Жертвоприношение - Мануэл Карлус

– Извини, я давно хотел спросить: почему ты называешь мать по имени?

– Она сама на этом настояла. Еще в детстве. Не хотела, чтобы я звала ее мамой. Тебе трудно поверить в такое, потому что у тебя совсем другая, настоящая мама.

Милена умолкла, и Фернанду не стал бередить ее застарелую рану.

– Как тебе здесь работается? – вновь заговорила она после некоторой паузы.

– Работы здесь предостаточно. Только выполнить ее мог бы любой пилот. Не понимаю, зачем им понадобился именно я. Мне уже кажется, что эту командировку специально подстроил Фаусту, чтобы убрать меня с глаз долой. Представляешь, он ревнует тебя ко мне!

– А я подозреваю другое, – вздохнула Милена. – История со звонками для меня кое-что прояснила. Боюсь, тут не обошлось без деятельного участия Бранки!

– Она знает, что ты поехала ко мне? – спросил Нанду.

– Нет, конечно. Наверняка уже костерит меня за то, что я не появилась дома к обеду.

В этот момент зазвонил мобильный телефон Милены.

– Ну вот, – сказала она, – легка на помине!

– Ты где, Милена? – прозвучал в трубке строгий голос Бранки. – Почему ушла, никого не предупредив, а я должна беспокоиться о тебе?

– Я в парке, у озера, – подмигнула Милена Фернанду, указав рукой на озеро, возле которого они гуляли.

– В парке? В каком?

– Я не знаю, как он называется, – сказала истинную правду Милена. – Красивый такой. И погода стоит прекрасная!

– Хватит валять дурака! – рассердилась Бранка. – Езжай домой, мне надо с тобой серьезно поговорить.

– Мне тоже, – многозначительно произнесла Милена. Вернувшись в Рио, она устроила матери скандал за то, что Бранка велела не подзывать ее к телефону, когда звонил Фернанду. Причем заявила это в присутствии Мег и Розы, что особенно разозлило Бранку.

– Знаешь, почему я говорю, что тебя нет дома? – разгневанно произнесла она. – Потому что тебя здесь и вправду нет. Ты для меня не существуешь!

– Я всегда это чувствовала, но сейчас ты наконец обнажила свою истинную суть, – сказала Милена. – Теперь даже твои подруги будут знать, что ты не мать, а жестокое чудовище!

– Милена, перестань! Нельзя так говорить о матери! – вмешалась Роза.

– Как видишь, она забыла, что живет в моем доме, ест мой хлеб, говорит по моему телефону, – подхватила Бранка. – Но с сегодняшнего дня, Милена, я положу этому конец: закрою твою кредитную карточку, отберу мобильный телефон и вообще вышвырну тебя из дома!

– Это мало что изменит, – приняла вызов Милена. – Ты услала Фернанду из Рио, а я только что съездила к нему в Сан-Паулу!

– Шлюха! – тотчас же отвесила ей пощечину Бранка.

Милена же, оправившись от удара, еще ближе подступила к матери и стала бросать ей в лицо гневные, безжалостные слова:

– Ты завидуешь моему счастью! Ненавидишь всех, кто любит и кто любим! Потому что сама…

Бранка не дала ей договорить, с силой ударив Милену по губам.

Та покачнулась от удара, но продолжила:

– Да, ты не любима! Атилиу тебя не любит!

Пощечины градом посыпались на Милену, но в коротких паузах между ними она исступленно выкрикивала:

– Он тебя не любит!.. Не любит!.. И отец тебя не любит!..

Кончилась эта сцена тем, что Роза и Мег с трудом оттащили мать от дочери.

А затем Бранка велела Милене убраться вон из дома навсегда.

– Живи где хочешь и не рассчитывай на материальную поддержку! – крикнула она вслед уходящей дочери. – Если ты сдохнешь под забором, я не заплачу, не надейся!

На улице Мег догнала Милену и увела ее к себе. Потом позвонила на работу Арналду. Он тотчас же приехал и, выслушав подробный рассказ дочери, поселил ее на время в гостинице.

– Поживешь здесь, пока все уладится, – сказал он, оставляя Милену в ее номере. – Денег я тебе дам, сколько понадобится. А потом, может быть, ты куда-нибудь съездишь, отвлечешься…

– Спасибо, папа, – обняла его Милена. – Ты всегда был добр ко мне. Я тебя очень люблю! Держись сам и поддерживай Леонарду. Теперь весь гнев Бранки обрушится на вас.

Она не ошиблась: Арналду пришлось принять бой сразу же по возвращении домой.

– Значит, вот как ты наказал эту неблагодарную тварь за то, что она меня оскорбила – поселил ее в пятизвездочном отеле! – возмутилась Бранка.

– Опомнись, это же наша дочь! – воззвал к ее благоразумию и милосердию Арналду. – Как можно употреблять по отношению к ней такие выражения!

– Жаль, что ты не слышал, как она говорила со мной!

– Допускаю, что Милена погорячилась, но нельзя же за это выставлять ее на улицу…

– А я выставила! Потому что ничего другого она не заслуживает.

– Ладно, что было, то прошло, – попытался подвести итог Арналду. – Пока Милена поживет в отеле, а потом… давай купим ей квартиру.

– Этого только не хватало! – отвергла его предложение Бранка. – Пусть уж лучше она живет в гостинице.

Таким образом инцидент был исчерпан.

Но его отголоски настигли Арналду на следующий день: во время совещания у него случился гипертонический криз. Леонарду отвез отца домой, и тот около двух недель провел в постели, опекаемый младшим сыном и доктором Франку.

Последний, получив отставку от Милены, теперь появлялся здесь только в качестве семейного врача.

– Леу так ухаживает за отцом – лучше любой сиделки! – сказал он однажды Бранке. – А Милена не навещает Арналду?

– Нет, она для этого слишком жестокосердная, – ответила та, что было правдой лишь отчасти: Милена действительно не переступала порог родного дома с тех пор, как ее выгнали, но зато каждый день звонила отцу, подолгу с ним разговаривала, что являлось для Арналду лучшим лекарством.

Неустойчивое положение фирмы, обусловленное всеобщим финансовым кризисом, заставило Марселу еще больше времени проводить на работе. Домой он возвращался усталым, способным только дойти до спальни, но даже перед сном просматривал еще какие-то деловые бумаги.

Эдуарду это угнетало, и она частенько жаловалась матери на Марселу и его чрезмерную одержимость работой. Элена в таких случаях советовала дочери быть терпимее – а что она могла посоветовать еще! У нее семейная жизнь складывалась совсем иначе, потому что Атилиу никоим образом не ставил их отношения в зависимость от финансового кризиса и ситуации в компании. Он слишком дорожил обретенным семейным счастьем, любовью Элены, и это для него не могло сравниться ни с какими проблемами фирмы или даже всей страны. Элена же, ощущая себя самой счастливой женщиной на свете, испытывала некоторую неловкость перед дочерью, у которой все складывалось не так удачно и безоблачно.

Однако наступил день, когда Эдуарда вошла в мастерскую Элены сияющей, искрящейся от переполнявшей ее радости.