Золотая химера Борджиа - Жюльетта Бенцони

– Тут я с вами соглашусь, – кивнул Адальбер. – Вы позволите задать вам еще один вопрос, Мари-Анжелин?

– Хоть десять, если вам угодно.

– Нет-нет, десяти не будет. Если я вас правильно понял, современные друиды не живут единым сообществом.

– Да, не живут. Друидом теперь может быть и нотариус, и домашняя хозяйка, и лавочник, и рантье. Как вы понимаете, среди них есть люди добрые и не очень. Так вот, наш родственник принадлежит ко второй категории. Поэтому будьте осторожны!

– Пока нам не в чем его упрекнуть, – развел руками Адальбер. – Он всячески стремился нам помочь, и очень вас прошу, Мари-Анжелин, будьте образцом доброты и не вешайте трубку, если он позвонит, чтобы сообщить нам новости. Он обещал.

– Неужели вы так сблизились, что сообщили ему телефон? Этого еще не хватало!

– Сблизились? При чем тут это, подумайте сами, Мари-Анжелин! Разумеется, я дал профессору и телефон, и адрес, и было бы страшно невежливо, если бы Альдо не поступил так же.

– План-Крепэн! Хватит упорствовать, – вмешалась маркиза. – В конце концов, старой верблюдицей он зовет меня, так что не будьте правовернее Папы!

– Мне тем более важно ваше согласие, что у вас я не задержусь, – подхватил Альдо. – Сплю и вижу поскорее добраться до дома! Теперь, когда Бертье вне опасности, у меня нет никакого повода задерживаться в Париже. Профессор считает, что химера Борджиа спрятана в замке Круа-От, но могут пройти годы и годы, прежде чем она будет найдена. Меня эта химера, по чести говоря, совсем не привлекает. Слишком много вокруг нее крови.

– Ты забыл нашего друга Уишбоуна? Он рассчитывает на тебя. Больше того, считает тебя своей единственной надеждой. Что ты будешь с ним делать? Как выйдешь из этого положения? – поинтересовалась тетушка Амели.

– Самым тривиальным образом: скажу ему всю правду. Ничего не потеряно, пока кузен Юбер в Шиноне, а Адальбер в Париже. Благодаря им я со спокойной душой отправлюсь к себе в Венецию. Кстати, у вас нет никакой почты для меня?

– Есть, – отозвалась Мари-Анжелин и отправилась за письмом, которое лежало на маленьком изящном секретере из карельской березы. – Оно пришло вчера. Вы писали за это время Лизе?

– Несколько слов перед отъездом в Шинон. Меня тревожит, что адрес написан рукой Ги. Скорее всего, Лиза вообразила, что Шинон – начало долгого путешествия. Так и есть! Именно об этом мне и пишет Ги! – сообщил Альдо, пробежав коротенькое письмецо. – Даже отвечать не буду, просто приеду. Сегодня у нас вторник, очередной Симплон-Орьен-экспресс отправляется послезавтра. Сейчас же закажу билет.

– В последнее время Лиза что-то очень нервничает. Уж не ждет ли она снова ребеночка… Или даже двух? – предположила госпожа Соммьер.

– Господи, спаси и сохрани! Нет! Во всяком случае, я об этом ничего не знаю! А почему вы вдруг об этом подумали?

Такое предположение не доставило ни малейшей радости главе семейства Морозини, число «три» ему казалось цифрой более чем удовлетворительной.

– Да нет, я просто так сказала. Собственно, об этом подумала План-Крепэн, она позвонила твоей жене и сообщила о твоем отъезде в Шинон. Лиза ей ответила: «Я могла поклясться, что он не задержится в Париже! Всегда повторяется одно и то же: он уезжает на несколько дней куда-нибудь поблизости, а потом вдруг, даже не предупредив, оказывается где-нибудь на Камчатке!!!»

– С чего вдруг Лиза стала говорить подобные глупости? – возмутился Альдо. – Кому как не ей знать, какая у меня работа! Она и сама в ней участвовала, пока работала моей секретаршей! К тому же я звал ее с собой, предлагал приехать повидаться с вами, обновить туалеты!

– Поэтому я тебя и спросила: может, она снова в интересном положении, как принято было говорить когда-то. Просто ужас, до чего в этом интересном положении женщины становятся неинтересными и невыносимыми.

– Посмотрим. А пока отправлю ей телеграмму, чтобы не сидеть пришитым к телефону и не ждать междугороднего звонка, а потом выслушивать все эти ее обиды. Честно говоря, я хотел бы вернуться домой и застать там тишину и спокойствие.

– Хочешь, я поеду с тобой? – насмешливо осведомился Адальбер.

– Не стоит, потому что дело кончится тем, что Лиза тебя возненавидит, а меня это расстроит по-настоящему. Нет-нет, сейчас я составлю телеграмму, а Люсьен отнесет ее на почту, если вы позволите, тетя Амели.

– Ты еще спрашиваешь! Давайте сменим тему. Ты идешь завтра с нами в Оперу?

– Придется. Мы столкнулись с Уишбоуном нос к носу у ваших ворот, и мне трудно было бы уверить его в том, что меня нет в Париже.

– Так вы в самом деле хотите с ним расстаться? – поинтересовалась огорченная План-Крепэн. – На вас это не похоже!

– Может быть. Но если очередное приключение будет стоить мне семьи, то я не хочу платить такую дорогую цену. К тому же мне не по душе семейство Борджиа, и в особенности Чезаре, я считаю его настоящим чудовищем. Его химера меня тоже мало волнует, и, даже если бы она была выставлена на торги, я не потратил бы и гроша, чтобы ее купить.

– Даже для своего клиента? Не так давно вы собирались пуститься на ее поиски ради нашего весельчака-техасца.

– Признаю, собирался. Но после последних событий желание взять ее в руки у меня поуменьшилось. Могу поклясться, что драгоценная игрушка приносит несчастье. Она… Она мне не нравится!

И Альдо направился к маленькому столику, стоящему в углу, чтобы составить текст телеграммы.

На следующий день Опера сияла огнями, заставив отступить парижскую ночь. Подсветка оживляла фигуры фасада и крышу вокруг зеленого купола, а высокие окна сияли, как расплавленное золото. На мостовой останавливались автомобили один другого роскошнее, из них выходили дамы в сказочных туалетах и дорогих мехах, мужчины в черных плащах и белых кашне, накинутых на фраки, с непокрытыми головами или в атласных шапокляках. Великолепная лестница с мраморными статуями и золотыми светильниками в виде опаловых шаров, по обеим сторонам которой выстроились гвардейцы в парадной форме, казалось, вела прямо в рай. По ней медленно поднимались избранные, облаченные в искуснейшие изделия портных, скорняков и ювелиров. Аристократические фамилии знаменитых когда-то высочеств соседствовали с финансовыми королями, известными адвокатами и модными звездами. В красной с золотом зале самые хорошенькие и самые нарядные женщины усаживались в первом ряду обитых пурпурным бархатом лож, которые благодаря их присутствию сразу становились похожими на сверкающие чудными дарами корзины, так что глаза разбегались, не зная, куда смотреть. Жемчуга, рубины, изумруды, сапфиры в окружении сверкающих бриллиантов играли и переливались повсюду. В этот вечер президент Республики господин Альбер Лебрен с супругой и посол Соединенных Штатов с супругой собирались слушать Лукрецию Торелли, знаментое итало-американское сопрано, в ее самой прославленной роли Виолетты в опере Верди «Травиата». Этот спектакль был своеобразным реваншем Жака Буше, директора Оперы, который кипел негодованием против французских певиц, и в частности Лили Понс, покинувших родную страну, соблазнившись американскими долларами.