Седьмое небо - Луанна Райс

— Взгляни на меня, — сказала она и взяла его лицо в свои ладони.

Он часто моргал, стараясь избежать ее взгляда, но спустя десять секунд сдался и посмотрел ей в глаза. Его щеки были мокрыми от слез, а в глазах застыла та самая ранимость, которую она помнила с детства. Он продолжал часто мигать.

— Да? — спросил он.

— Как тебе эта платиновая блондинка? — спросила она.

— Это что, шутка? — взорвался он.

— Нет, Майк! — воскликнула Сара, а про себя подумала: «Я просто стараюсь уйти от нашего мрачного разговора о моей смерти, я не в состоянии его продолжать…»

— Ты совершенно меня не понимаешь! — резко оборвал Майк. — Никогда не понимала. Ты думаешь, праздничная индейка может заменить отсутствующего отца? И ты думаешь, шутка по поводу твоих волос заставит меня забыть, что у тебя рак?

Она покачала головой:

— Не думаю…

— Скажи, чего ты хочешь, — сказал он. — Только скажи!

— Я хочу поговорить с тобой. Больше, чем когда-либо, — тяжело дыша, проговорила Сара. — Я хочу, чтобы наши отношения наладились. Я хочу, чтобы ты вернулся домой, закончил школу и подумал о своем будущем. Если бы ты знал, как сильно…

— Я остаюсь здесь, мама, — спокойно произнес Майк.

Сара не могла говорить. Что, если сейчас она делает ту же ошибку, как когда-то с отцом Майка? Планирует за них их собственную жизнь? Планирует то, что годится для нее, а не для него? Нет, Сара никогда бы не согласилась с этим. У Майка была страстная, порывистая душа отца, но он взял от Сары ее чувство долга. Он был ее сыном, и ему было всего семнадцать.

— Я только прошу тебя подумать об этом, — сказала она. Она хотела закричать, схватить сына за плечи и встряхнуть как следует, чтобы вложить в него разум. И ей потребовалось огромное усилие, чтобы сдержать себя и не поддаться порыву, который окончательно бы все разрушил.

— Я остаюсь, — сказал он в ответ.

Глава 14

Старик Толбот наблюдал, как Уилл Берк буднично и привычно очищает свой самолет от снега, точно так же какой-то другой парень мог бы очищать от снега свой джип. Мужчина как мужчина, он делал все уверенно и четко. Не вдаваясь в объяснения и не пропуская ни одной мелочи, Уилл готовил самолет к полету. Он протер его от носа до хвоста, расчистил снег вокруг колес, развязал расчалки, затем откатил самолет назад, чтобы Джордж освободил от снега полосу. Затем Уилл запустил мотор вхолостую. Когда он убедился, что все в порядке, работа была закончена.

— У вас надежная машина, — похвалил Джордж.

— Спасибо, сэр.

— Авиация — это ваше хобби?

— Нет, работа.

— Я подумал было, что вы сделали это ради Сары.

— У меня маленькая авиационная компания в Форт-Кромвеле. Чартерные полеты в основном.

Старик кивнул. Он раскурил трубку и затянулся. На холодном ветру его ревматизм снова напомнил о себе, и не было ничего лучше, чем трубка, чтобы забыть о болячках.

— Вам везет: вы занимаетесь любимым делом, да еще и получаете за это деньги. Было время, когда я проводил много времени в воздухе.

— Над Европой?

— Да. Я сделал сорок два вылета: Кельн, Дрезден, Нормандия.

— Сорок два — это много.

— Семнадцать вылетов сверх положенного, — пояснил Джордж, благодарный Уиллу за понимание. Ему не с кем было больше поговорить о войне. Роуз была единственная, кому он рассказывал все. Она могла слушать часами в любое время, когда ему хотелось поговорить. И сейчас, когда он занимался самолетом с человеком помоложе, чем он сам, да еще из морской авиации, он припомнил свою молодость и чувствовал себя хоть куда.

— Почему так много?

— У нас был большой запас бомб, которые надо было сбросить. Нас накачивали кофе и злостью и посылали в небо снова и снова. Мы не успевали вернуться, как нас опять посылали в полет.

— И вас ни разу не подбили?

Джордж кивнул.

— Попал под обстрел над Эльзасом. Спрыгнул с парашютом и повис на дереве. Но это не беда.

— Вы теряли друзей, — сказал Уилл. Это было утверждение, не вопрос. Он знал это, как все настоящие солдаты. Даже если это не случилось с тобой, ты знал кого-то, кто пострадал в этой войне. Твой лучший друг, твой сосед по казарме, твой пилот, твой врач — кого-то обязательно убивали в сражении.

— Мой первый экипаж, — сказал Джордж. — Мы вместе тренировались целый год, совершили десять вылетов, пока не попали в Англию. Потом по какой-то идиотской причине я стал летчиком-бомбометателем на головном самолете.

— Сара рассказывала.

— Она мной гордится, — сказал старик. Но не улыбнулся. Он не гордился тем, что случилось в его жизни, потому что вряд ли это можно было причислить к его собственным достижениям. Это была война, и он шел туда, где был нужен. Ему пришлось подчиниться приказу, и его новый экипаж перенес его вещи в другую казарму. — В тот первый вылет, который они совершили без меня, их подбили над Гельголандом. Маленьким островком в Северном море, не больше этого.

— Мне очень жаль, — сказал Уилл.

— Все погибли.

— Очень жаль, — повторил Уилл.

— Да, — сказал старик, потягивая трубку. Это воспоминание все еще вызывало у него слезы, он не мог поверить, что такие отличные парни, его лучшие друзья ушли безвозвратно. Потеря безмерно огорчила его. Смерть непоправима, это больно, и тут ничего не поделаешь. Либо вы смиряетесь с этим, либо горюете, либо то и другое вместе. — Вы летали над Гольфстримом? — спросил он.

— Да.

— Настоящий мужик, — одобрительно кивнул Джордж. — Летчик?

— Да, сэр.

— Сара мне говорила, что вы были спасателем?

— Да, я тренировался на базе морской авиации в Джексон-вилле, служил на борту авианосца «Джеймс». Потом моя карьера пошла вверх. Поэтому я могу себе представить, что вы чувствовали, потеряв весь свой экипаж. То же самое было со мной.

Джордж пожевал трубку. Они закончили все дела с самолетом и сейчас ехали домой. Он поглядывал на Уилла через сиденье. У этого еще не старого человека было такое страдание в глазах. Отчего это — след войны? Или, может, что-то связанное с семьей? То, что приходит позднее, и ничего с этим не поделаешь и так и несешь внутри себя, не в состоянии забыть того, что когда-то случилось.

— А что с вами приключилось? — спросил старик. — Тоже потеряли кого-то?

— Да, сэр, — ответил Уилл и замолчал, но через минуту сказал: — Потерял сына.

— Сына? О Боже праведный! — воскликнул Джордж.

Уилл смотрел прямо перед собой и, очевидно, мысленно представлял себе своего мальчика. Джорджу было знакомо это выражение лица: он видел его собственными глазами, когда мельком смотрел на себя в зеркало по утрам. В этом взгляде были мысли о Роуз, о его погибших друзьях.