Степная царица - Джон Робертс

Конана и Акилу отвели в несколько большее помещение, и там цепи их прикрепили к кольцам в противоположных стенах. Затем стражники развязали им руки и вышли. Потирая запястья, разминая пальцы, Конан и Акила огляделись вокруг. Свет падал только от пламени за дверью. При полностью натянутых цепях пленников отделяли друг от друга еще шага два.

Обследовав все, что можно, они сели на холодный каменный пол.

— Конан, неужели мы попали к сумасшедшим?

— Трудно сказать. Когда я первый раз в жизни оказался в городе, я подумал, что все люди там сумасшедшие, поскольку они очень сильно отличались от людей в деревне, в которой прошло мое детство. Конечно, жизнь в этом муравейнике любого сделает безумцем.

Акила подергала свою цепь:

— Я никогда не была связанной! Я должна выйти отсюда. — Голос ее выдавал то напряжение, которое она так долго сдерживала.

— Меня много раз сковывали. И если нет инструментов, бороться с железными цепями бесполезно. Настройся ждать. Готовься ухватиться за любую возможность, любую ошибку стражника. Я много раз возвращал себе свободу. Те, кто поддается отчаянию, кто теряет разум от ярости, никогда не совершат побег.

— Правда? — Слова киммерийца, казалось, воодушевили ее. — Тогда буду делать так, как ты говоришь. Хотя это трудно. Быть царицей, даже в изгнании, и вдруг подвергнуться такому обращению. Это причиняет большую боль моей гордости, чем солнце — моей коже.

— Это уже лучше. — Конан чуть заметно улыбнулся. — Иногда полезно закалять свою гордость в холодной воде.

— Моя царица! — Конан узнал голос Паины. — Ты меня слышишь?

— Да! — откликнулась Акила.

Она описала Паине положение, в каком находится, и передала ей совет Конана. Женщины были довольны тем, что с царицей все в порядке.

— Для чего, по мнению той злобной женщины, должны мы оказаться подходящими?

— Не знаю, — ответил Конан. Ему было смешно слышать, как одна воинственная женщина называет другую злобной. — Но не сомневаюсь, что скоро мы это узнаем. Меня больше интересует та вода.

— У нее действительно запах речной воды, непохожий на запах воды из родника. Откуда здесь, в центре пустыни, речная вода?

— Только из одного места. Из-под земли. Это может дать нам шанс для побега. И еще одно: у стражницы, которая вела меня, был стигийский меч. Это означает, что эти люди имеют какой-то контакт с внешним миром. Топорики, кажется, тоже стигийские.

— Может быть, оружие очень старое.

— Возможно, но ножны меча отнюдь не старые. Они из кожи и украшены стигийским рисунчатым письмом.

Акила пожала плечами:

— Что это нам дает? Та женщина сказала, что сюда забредают изнемогшие от жары кочевники и умирают здесь. Может, с ними попал сюда и меч.

— Может быть, — согласился Конан. — Но помни то, что я тебе сказал, лови возможность. Любой обрывок знаний может помочь нам выбраться отсюда. Здесь где-то есть река, а через Стигию протекает самая большая река в мире.

— Если мы выберемся из этой проклятой тюрьмы, ты сможешь найти дорогу на поверхность?

— Да, — не колеблясь, ответил Конан. — Я всегда помню, где я проходил.

Акила кивнула:

— Я тоже выросла на земле без столбов с указателями, где не очень-то много ориентиров и где, для того чтобы выжить, надо иметь чувство направления. Но я никогда не оказывалась в таких норах. Здесь нет ни солнца, ни луны, ни звезд. Нет даже ветра.

Киммериец видел, что катастрофические происшествия последних нескольких дней сломили ее железную самоуверенность.

— Я не зря провел много времени среди Пустошей Пиктов и в джунглях на юге. Город, даже подземный, — это такие же джунгли.

— А что ты думаешь о тех факелах, что горят без дыма? Это колдовство?

— Я таких никогда не видел, — признался он, — но почему-то мне не кажется, что они колдовские. Когда нас вели сюда, я заметил, как раб прочищал один факел, будто масляную лампу. Вероятно, там горят невидимые пары. Я видел, как алхимики поджигали такие пары у себя в лаборатории, и все наблюдали, как горят пары, выходящие из печей углежогов.

— Да, — сказала она неуверенно, — может быть, и так. Но все равно мне это не нравится. — Акила помолчала некоторое время, затем спросила: — Как давно мы встали? В этом подземелье я никак не могу определить время.

— Не могу сказать ничего определенного, — ответил киммериец, зевая, — но думаю, что сон нам обоим не помешает.

Они легли, и Акила сказала:

— Они так тщательно нас вымыли, и я уже думала, что нам предоставят хорошую постель.

Конан рассмеялся:

— По-моему, они мыли нас для своего удобства. Кажется, они очень чистоплотный народ. Наше благополучие их не интересует. — Он потянулся, положил руки за голову и уставил взгляд в потолок. — Кажется, отсутствие постели еще не самое плохое из того, что нас здесь ожидает.

Спал Конан долго и без сновидений. Проснувшись, он увидел, что Акила рассматривает свою кожу при свете этого странного факела. Она легко провела кончиками пальцев по рукам, по бедрам, затем по роскошным очертаниям своего торса.

— Все на месте? — спросил Конан.

Она вздрогнула:

— Я думала, что ты еще спишь. Да, все здесь, и в лучшем состоянии, чем я ожидала. Масло, которое они на нас потратили, должно быть, обладает целебными свойствами. Ожоги больше не болят, и почти вся отмершая кожа уже слезла. Даже на губах нет трещин.

— Это хорошо, — сказал он, садясь и протирая глаза. — Когда будешь вырываться отсюда, лучше не иметь никаких уязвимых мест. Как твои глаза?

— Вижу хорошо, как раньше, хотя не помешало бы побольше света.

— Да, вид у тебя нормальный, — сказал Конан, действительно имея это в виду. Ему ничто не мешало рассмотреть каждый дюйм ее совершенного тела. — Если бы только цепь была подлиннее.

Она надменно посмотрела на киммерийца:

— И хорошо, что она коротка, иначе мне пришлось бы свернуть твою упрямую киммерийскую шею.

— Вижу, к тебе возвращается гордость, — сказал он горько. Однако ему показалось, что в голосе ее звучали дразнящие нотки.

Раб принес одну миску жидкости, от которой шел пар, и кувшин воды, все это поставил между пленниками и вышел. Конан взял кувшин и стал пить, в то время как Акила поднесла миску к губам, но затем скривила лицо.

— Опять эти грибы, — сказала она, передавая миску Конану и забирая у него кувшин. — У них что, нет порядочного мяса?

Конан набрал полный рот пресного варева с плавающими в нем толстыми кусками жестких грибов.

— Это поддержит в нас жизнь. И даже люди, хорошо обеспеченные мясом, не тратят его на заключенных. Черствый заплесневелый хлеб и сухой сыр — твоя тюремная пайка. Это, по крайней мере, горячее.

Они съели эту безвкусную пищу, и некоторое время Акила переговаривалась с членами своей свиты. Им явно недоставало звука ее голоса.