Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1) - Георгий Холопов

- Да, огненный он человек, - ответил ему Атарбеков, не сводя взгляда с широко залитых половодьем волжских берегов.

Ехали молча. Киров перелистал сборник Блока.

- Правда, удивительный у Блока творческий путь - от "Стихов о Прекрасной Даме" до "Двенадцати"?

- К стыду своему, должен признаться: кроме "Двенадцати" ничего у него не читал. Мы дети другого века!.. С детства меня волновала поэзия Пушкина и Лермонтова, и в особенности - Некрасова...

- Заступник народный и певец народный!.. Да, вряд ли в поэзии, и не только в русской, найдется поэт, равный ему по силе выражения народного горя и веры в народ... Явление необыкновенное... - И, бросив взгляд на лодки под парусами и без парусов, нагруженные ящиками, бочками и другими грузами, на тарахтящие, суетливые моторки, проносящиеся мимо, Киров стал тихо, почти про себя, читать на память созвучные настроению печальные строки из некрасовских стихов о Волге...

Высадив Кирова на стрелке, у здания бывшей биржи, Атарбеков поехал берегом Кутума.

На стрелке белели брезентовые палатки. В них располагались конники Боронина. Рядом тянулись коновязи, за дощатым забором стояли тарантасы и фургоны с сеном.

Киров зашел в палатку Боронина. Тот сидел за столом и разбирал пухлую папку со всякими списками, накладными, квитанциями, готовясь к сдаче своих полномочий командира колонны. Рядом с бумагами на столе лежала карта Астраханского края, вся исчерканная синим и красным карандашами, на которую Боронин нет-нет да и бросал быстрый взгляд.

Боронин приветливо встретил Кирова.

- Ну вот, - сказал он, усадив Сергея Мироновича в плетеное кресло, смотри, как все это будет выглядеть! - Он взял со стола карту, расправил ее у себя на коленях, придвинул ближе к Сергею Мироновичу. Насупив мохнатые брови, стал пощипывать свои чумацкие усы. - Академий я не кончал, в штабных делах ни черта не понимаю, но по опыту, по всяким догадкам могу предвидеть дальнейший ход войны. Армию нашу разгромили, мы отступили, теперь кадет захочет добить нас и овладеть Астраханью. Это понятно каждому. Астрахани, как базе Одиннадцатой армии, может угрожать нападение кадета по трем направлениям. Взгляни сюда! Со стороны Николаевки, где сходятся все грунтовые дороги через калмыцкие степи; по фарватеру Волги, если отвлечь наши морские силы от устья Волги операциями на Каспии; со стороны Гурьева - Джамбая - Красного Яра, где стоят колчаковцы...

Киров молча кивнул головой, ему все это хорошо было известно, - он не одну ночь просидел вместе с Мехоношиным над картой, думая примерно о том же самом, о чем говорил сейчас Иван Макарович Боронин.

- Слушай дальше. Из всех этих трех направлений самое удобное для кадета - калмыцкие степи. У Деникина много конницы. Ты спросишь: "Почему калмыцкие степи?" Во-первых, потому, что основные силы белых находятся на Северном Кавказе, во-вторых, потому, что в калмыцких степях большой простор для маневрирования и действий конницы.

Киров снова молча кивнул головой.

- Раз ты со всем согласен, тогда слушай дальше!.. - Боронин положил свою тяжелую руку на колено Кирова. - Астрахань надо обезопасить еще на дальних подступах. В степи у нас тоже будут большие возможности для маневрирования. Надо создать "конный щит" где-нибудь у побережья: собрать всю конницу в кулак!

Киров опять кивнул головой, сказал:

- Абсолютно правильно.

- Ничего не понимаю! - Боронин бросил карту на стол, вскочил и, звеня шпорами и саблей, забегал по палатке. - Как же правильно, когда в штабе говорят "неправильно", когда противника ожидают не со стороны степи, а от Гурьева - Джамбая - Красного Яра?

- Я знал твой план. В штабе же могли ошибиться! - сказал Киров, с интересом наблюдая за Борониным, которого он все больше и больше начинал ценить и уважать. - Мы поправили ошибку штабников. За тем я и зашел к тебе, Иван Макарович, чтобы сказать, что твой план принят, по этому поводу уже есть решение. Ты садись! Мы думаем начать формирование кавалерийской дивизии. И не где-нибудь, а именно в калмыцкой степи, по побережью, в районе Лагани.

Боронин плюхнулся в кресло, ударил кулаком по столу:

- Правильно, именно в Лагани!

- Собрать в один кулак кочубеевцев, таманцев, конников Кочергина, влить туда остатки твоего полка!

- Правильно, Сергей Мироныч! - Снова Боронин ударил кулаком по столу.

- Ну, а раз правильно, - Киров рассмеялся, - тогда бери, Иван Макарович, на себя командование дивизией и защищай Астрахань!

Боронин замахал руками, стал просить "не шутить над стариком", хотя понял, что обо всем этом Киров говорил вполне серьезно.

Сергей Миронович сообщил ему, что в Лагань уже поехали представители Реввоенсовета, туда же сегодня отправляются первые шаланды с продуктами и сеном.

Боронин снова стал просить оставить его командовать полком, доказывал, что для дивизии ему не хватает грамоты, знаний, академий...

- А почему не назначить на дивизию Ивана Федько? В трудное время командовал нашей армией. Народ его знает и любит. Боевой командир! Говорят, уже поправился от тифа.

- Думали о нем. Но Федько отзывают в Москву. У него новое назначение - воевать будет на Крымском фронте. Там он нужней!

- А Левандовского? Михаила Карловича? - не отставал Боронин. - Тоже был командармом. Кадровый военный, штабс-капитан как-никак...

- Левандовский назначается командиром тридцать третьей стрелковой Кубанской дивизии. У него с формированием дивизии будет не меньше хлопот, чем у тебя. Еще кого?

- Боевых командиров Нестеровского, Кочергина, Смирнова, Жлобу, Апанасенко, Книгу, - продолжал перечислять Боронин.

- А они рекомендовали тебя, Иван Макарович, - обезоружил его Киров.

- Вот черти!.. - Боронин занес кулак, чтобы стукнуть еще раз по столу, но в это время перед входом в палатку, держа в руках по большому лещу, появился матрос: в тельняшке, в брезентовых штанах с широким клешем, с бескозыркой на копне курчавых волос. Лицо у матроса было румяное, сверкали белоснежные зубы. Иссиня-голубые глаза лукаво улыбались, и лукавая улыбка таилась на его дрожащих губах: казалось, он знает что-то интересное и смешное и вот-вот прыснет со смеху.

Это был Петька Сидорчук, вестовой Боронина. Переминаясь с ноги на ногу, он спросил:

- Что делать с лещами, Иван Макарович?

- Зажарь, конечно, - сказал Боронин, опустив кулак. - Откуда они у тебя?

- В подарочек принесли.

- Кто?

- Рыбаки.

- Рыбаки? - Боронин погрозил ему пальцем.

- Ну, рыбачки, не все ли равно...

Боронин махнул рукой, взял с койки кубанку и вместе с Кировым вышел из палатки.

Киров закинул плащ на руку. Обернулся, посмотрел на матроса. У того так дрожали губы и смеялись глаза, что Сергей Миронович и сам рассмеялся.

Они направились в порт, где шла погрузка шаланд для отправки в Лагань.

- Откуда у тебя этот матрос?

- Отбою ему нет от баб!.. Красив, смышлен, весел и храбр до безумия!.. Видел храбрецов, всякое бывало, а этот какой-то чудо-храбрец. Пошли в огонь - и то пойдет!

- К Ульянцеву его надо. У него таких много. Слышал про Ульянцева?

- Про Ульянцева слышал, а Петьку не отдам, - сказал Боронин. - Сам его выходил, от смерти спас. Подобрал в степи, среди мертвецов, весь был залеплен снегом и песком, ну, одним словом, подобрал труп и вдохнул в него жизнь, как какой-нибудь Иисус Христос. Черноморец, в тифу не то отстал от отряда, не то сам убежал. Ничего не помнит! Научил рубке, будет добрым кавалеристом, не одну кадетскую башку снесет.

Было жарко, пыльно, шумно.

Боронин скомкал в руке кучу вышитых платочков, вытер потное лицо. Киров, сдерживая улыбку, искоса посмотрел на него. Боронин перехватил его взгляд, смутился...

- Подарочек Сидорчука. И бог его знает, откуда он их достает.

Порт гремел от непрестанного гула. Ухали кувалды клепальщиков. Звенели пилы, лязгали цепи паровых кранов. С грохотом проносились вагонетки, груженные машинными частями, пушками, бревнами.

На всех больших и малых судоремонтных заводах шла работа по переоборудованию старых судов в боевые корабли. Буксиры, танкеры, деревянные и металлические баржи, колесные пароходы обшивались броней, вооружались орудиями, перекрашивались, получали новые названия. Здесь создавалась новая Астрахано-Каспийская флотилия.

Начало флотилии положил Ленин. В дни боев за Царицын, летом 1918 года, по его распоряжению из Петрограда на юг были отправлены две группы эскадренных миноносцев. Поход кораблей продолжался около трех месяцев. Для уменьшения осадки были сняты мачты, пушки, торпедные аппараты, которые были сложены на баржи и следовали за миноносцами.

Миноносцы прибыли в Астрахань осенью, когда английский флот уже стоял у двенадцатифутового рейда, готовый прорваться на Волгу. Но балтийцы преградили дорогу интервентам.

Астрахань вновь, как когда-то, стала военно-морской базой, крепостью на Волге, воротами Каспия. Флотилия пополнялась новыми кораблями, готовясь к будущим боям.