Черная пантера - Барбара Картленд

— А, господин Гроссман, — воскликнул Филипп. — Давно мы с вами не виделись. Как поживаете?

— Очень хорошо, спасибо, — ответил старичок. — К сожалению, я уже не так молод!

Филипп повернулся ко мне.

— Лин, — сказал он, — познакомься — это господин Гроссман, самый важный человек в театральном мире. Еще никому не удавалось достичь его высот!

— О, вы льстите мне, сэр Филипп, — проговорил господин Гроссман, однако было совершенно очевидно, что комплимент доставил ему огромное удовольствие. — Счастлив познакомиться с вами, моя дорогая, — обратился он ко мне. — Простоте меня за вольность, но я осмелюсь заметить, что вам очень повезло. Сэр Филипп великий человек.

Мы еще немного побеседовали, и наконец господин Гроссман распрощался. Как только он отошел от нас, я тут же повернулась к Филиппу:

— Кто он такой?

— Израиль Гроссман, — ответил он, — самый известный в Англии театральный агент. Он так давно работает в этой области, что теперь никто не может вспомнить, было ли такое время, когда он не брал огромных комиссионных со всех известных в настоящее время звезд или не вынуждал менеджеров театров заключать контракты на его условиях. Для него не существует никаких законов, он никого не боится. Он обосновался в своей конторе на Хеймаркете еще задолго до войны и восседал там подобно пауку, подстерегающему свою добычу. Он совсем не изменился с тех пор, когда я познакомился с ним — а это было в 1918 году. Уже тогда он казался нам стариком. С его смертью Лондон лишится еще одной своей достопримечательности — ведь он не пропускает ни одной премьеры, да и его появления на ежегодных приемах на открытом воздухе, которые устраиваются для артистов и других деятелей театрального мира, были своего рода спектаклями.

С тех пор я ни разу не вспомнил об Израиле Гроссмане. Но сейчас меня осенило, что он, должно быть, является агентом Нади. У меня появился шанс — слабый, но в то же время единственный, чтобы не упускать его — выяснить адрес матери Нади. Я опять раскрыла справочник.

Найдя телефон Израиля Гроссмана, я набрала номер. Услышав голос, я поздоровалась — и тут меня охватила паника, так как я не знала, что сказать. Внезапно я ощутила, что мною кто-то руководит, и услышала свой спокойный голос:

— Могла бы я поговорить с личным секретарем господина Гроссмана?

— Я посмотрю, здесь ли она, — был ответ. — Ваше имя, пожалуйста.

Мгновение я колебалась, но тут мне на глаза попалось письмо от матери.

— Мисс Мейсфилд, — сказала я.

Прошло несколько минут. Наконец раздался резкий женский голос:

— Мисс Джойс у телефона. Чем могу быть полезной?

— Простите, что беспокою вас, — начала я. — Вы окажете мне огромную любезность, если спросите у господина Гроссмана, не сохранился ли в его записях адрес матери Нади Мелинкофф. Он поймет, о ком речь, — это танцовщица, которая умерла много лет назад. Насколько мне известно, господин Гроссман был ее агентом.

— Надя Мелинкофф? — переспросила секретарша. — Кажется, я знаю, о ком вы говорите. Маловероятно, чтобы у господина Гроссмана был адрес ее родственников, но я постараюсь что-нибудь выяснить. Господин Гроссман знаком с вами?

— Боюсь, что нет, — ответила я. — Но мне очень нужно — в силу некоторых личных причин — связаться с человеком, который близко знал Надю Мелинкофф.

— Подождите у телефона, пожалуйста.

И опять мне пришлось ждать. Я спрашивала себя, насколько правдиво звучал мой рассказ и найдется ли у Израиля Гроссмана какая-либо информация для меня.

— Алло, вы слушаете?

— Да, — поспешно ответила я.

— Я спросила господина Гроссмана, — сказала мисс Джойс. — Он говорит, что по имеющимся у него сведениям мадам Мелинкофф проживала на Сен-Кэтрин-стрит, номер 502. Но это было несколько лет назад. К сожалению, он больше ничем не может вам помочь.

— Большое спасибо, — поблагодарила я. — Вы очень любезны.

Я повесила трубку. Сердце бешено стучало. Наконец у меня есть что-то конкретное, наконец у меня появилась возможность поближе подобраться к разгадке тайны, которая разделяет нас с Филиппом, — тайны, которую я обязана раскрыть, чего бы это мне ни стоило.

Глава 19

Только через два дня мне удалось освободиться и отправиться с визитом к мадам Мелинкофф.

Анжела, которая, обретя счастье в своей семейной жизни, преисполнилась решимости открыть новую страницу, почти не виделась с Дугласом Ормондом. Их встречам наедине был положен конец. Поэтому все время, свободное от дежурства в лечебнице возле Джеральда, Анжела проводила со мной.

После операции Джеральда нельзя было беспокоить, поэтому в первые два дня Анжелу пускали к нему очень не надолго. Почти все наше с ней время отнимали магазины, однако нам еще приходилось присутствовать на различных обедах и чаепитиях. Часто случалось так, что в последнюю минуту тщательно составленный план на день нарушался каким-нибудь приглашением от родственника или знакомого, от которого невозможно было отказаться.

Наконец в четверг мне повезло. Мы с Анжелой были в магазине у Ворта, где я примеряла спортивные костюмы, которые предназначались специально для моего медового месяца. Вдруг она посмотрела на часы и сказала:

— Дорогая, ты не будешь против, если я оставлю тебя? Я обещала Джеральду, что буду у него к чаю. А потом мне надо на часок забежать к своей давней подруге, у которой недавно умер муж. Я бы пригласила тебя с собой, но мне кажется, что ей никого не хочется видеть. К тому же это слишком печальное для тебя зрелище.

— Не беспокойся обо мне, — ответила я. — После примерки я пойду домой.

— Хорошо, — проговорила Анжела. — Я постараюсь вернуться как можно скорее.

Как только она ушла, я твердо заявила продавщице, что больше ничего не буду примерять.

— Я устала, — сказала я. — Я приду завтра или послезавтра. Сегодня у нас состоится прием, и мне хотелось бы немного отдохнуть.

Я поспешно натянула на себя свою одежду, схватила шляпку и сумочку и, не дожидаясь лифта — что, как мне показалось, страшно удивило всех продавцов — бросилась вниз по лестнице. Я велела швейцару поймать мне такси. Сев на заднее сиденье, я дала адрес на Сен-Кэтрин-стрит. Я буквально сгорала от нетерпения.

На улицах было страшное скопление машин, поэтому нам понадобилось более четверти часа, чтобы добраться до улицы, где жила мадам Мелинкофф.

Расплатившись с таксистом, я вылезла из машины и оказалась перед многоквартирным домом. Это было старое здание, построенное в викторианском стиле и отделанное разноцветной мозаикой. К двери вела каменная лестница. На каждом этаже располагалось три квартиры. Внизу, в холле, висела доска со списком жильцов. Я выяснила, что мадам Мелинкофф живет на последнем этаже. Лифта в доме не было, и я стала медленно подниматься по лестнице, судорожно вспоминая свой план разговора.