Майдан. Нерассказанная история - Соня Кошкина

Сотрудников ВР и журналистов, спешивших на заседание, пропускали через узкий коридор на углу Шелковичной и Институтской. Два КамАЗа были припаркованы друг к другу так близко, что даже одному человеку средней комплекции тяжело было протиснуться в эту щель. Разве что боком. Впрочем, и этот «КПП» скоро закрыли.

Митингующим показалось, что слабее всего с внешней стороны укреплен перекресток с Крепостным переулком. Они тогда еще не знали, что в самом переулке больше тысячи «беркутовцев», военная техника, а за их спинами — силовики из Мариинского парка. Снаружи, со стороны Институтской, Крепостной охраняли молоденькие парнишки из Внутренних войск. Основную преграду для демонстрантов здесь представляли несколько милицейских автобусов, заграждавших улицу.

Отделившись от головы колонны, несколько человек пошли на штурм. Их задача была оттащить автомобили с проезжей части, тем самым освободив дорогу. Бойцы Самообороны пытались их сдержать, но это было уже невозможно. Одну машину активистам удалось завести и отогнать. Линия обороны оголилась. Внутренние войска попятились в глубь Крепостного. Им на подмогу из Мариинского спешил до зубов вооруженный «Беркут».

Первый удар приняли на себя сотни Самообороны. Те самые, что сопровождали колонны, прикрывая их по флангам. У само-оборонцев были щиты и деревянные палки, на головах — строительные каски, на руках и ногах — наколенники и налокотники. У кого их не было — просто обматывали ноги поролоном. Но вся эта «амуниция» ни в какое сравнение не шла с бронежилетами, специальными шлемами и резиновыми дубинками «Беркута». Силы были не равны. «Беркут» был очень зол. Попытка митингующих проникнуть на «их» территорию, каковой они считали участок парка и все дороги от станции метро «Арсенальная», была воспринята ими как агрессия.

«У «Беркута» не выдержали нервы. Полетели гранаты. Причем эти гранаты они предварительно обматывали изолентой, к которой крепили гвозди. Сила поражения у такой гранаты значительно больше обычной — осколки с гвоздями разлетаются во все стороны, ранят очень серьезно, были и смертельные случаи», — вспоминает Турчинов.

Гранаты были те самые, из РФ.

Расправившись с первыми рядами — Самообороной, силовики принялись за рядовых демонстрантов, у которых не было вовсе никакой защиты. Мужчин валили с ног и били дубинками по голове. Черепно-мозговых травм было особенно много. Появились первые раненые — пока из травматического оружия. Огнестрельное начнут применять через пару часов. Счет раненым тогда пойдет на сотни. В то утро Крепостной переулок станет местом самых отчаянных и самых кровавых столкновений.

Не то чтобы кто-то один из власть имущих нажал на спусковой крючок. Конкретной команды начинать «мочить» протестующих утром не отдавали. Это была цепная реакция, вспышка звериной злости, копившейся три месяца, жажда крови, которую невозможно было утолить, не заплатив за это человеческими жизнями.

«Рвануло» одновременно в нескольких точках. В Крепостном силовики забрасывали демонстрантов светошумовыми грантами, на Шелковичной использовали помповые ружья, на Липской пустили газ. На Грушевского и в Мариинском парке майдановцев атаковали «титушки» с битами и металлическими прутьями. У них на рукавах были либо георгиевские, либо красно-белые ленточки как опознавательный знак для силовиков: не трогать — свои. «Беркуты» неистовствовали: они не оттесняли митингующих, не старались прекратить противостояние, а в открытую убивали беззащитных людей, не давая им возможности отступить. Разбив колонну майдановцев в нескольких точках правительственного квартала, «Беркут» зажал жертвы в кольцо и теперь методично их убивал.

Пытаясь защищаться, демонстранты подожгли шины. На перекрестке Институтской и Шелковичной вспыхнули злосчастные КамАЗы. Огонь быстро перекинулся на соседнее здание. По крышам в дыму прыгали вооруженные спецназовцы, с высоты забрасывая митингующих гранатами. От Майдана вдоль всей Институтской женщины, пенсионеры, студенты выстроились живой цепью. Разбивая брусчатку, они передавали ее из рук в руки — наверх. Оттуда, сверху, выносили раненых. Мужчина с простреленной из травматического ружья ногой. Парень, у которого взрывом гранаты оторвало кисть руки, и кровь теперь хлещет — не остановить.

Опять досталось фотографу Reuters Глебу Гараничу (тому самому, которому разбили голову накануне разгона студентов). На Шелковичной он словил светошумовую гранату — разорвалась прямо у Глеба на груди. Спас защитный жилет, который обычно носят профессиональные фотокорреспонденты.

На Грушевского, как и в Крепостном, люди тоже пытались разрушить заграждение из автобусов и грузовиков поперек улицы. Частично им это даже удалось. Во избежание эскалации конфликта Самооборона Майдана выстроилась живым щитом между митингующими и «Беркутом».

Вспоминает Петр Порошенко:

«Утром, где-то без двадцати десять, я вышел из дому. На Грушевского, девять («сталинка» на углу Мариинского парка. — С. К.) живут родители моей жены. И вот я вышел из дому, чтобы отправиться на заседание Верховной Рады. Смотрю, прямо возле дома стоят ребята из Самообороны. Я подхожу, здороваюсь с ними, общаюсь. И тут эти ребята прямо у меня на глазах начинают падать. Падать! Один за другим. Напротив — кордон силовиков, и оттуда «Беркут», прикрываясь щитами, стреляет по ним резиновыми пулями. «Что вы делаете? Вас же не провоцируют! Не атакуют! Зачем вы стреляете?» — бросаюсь я к ним. Появляется какой-то их командир и кричит: «Прекратить стрельбу!». А в это время на тротуаре уже лежит с десяток человек, скошенных этими пулями, корчась от боли…

Ко мне присоединяется Юра Степь. Мы идем вдоль линии силовиков, по кромке парка — по направлению к Минздраву (обходят парк с тыльной стороны. — С. К.). За спинами силовиков — «титушки», настроенные очень агрессивно. У Минздрава застаем такую картину: несколько молодчиков разбили стекло на первом этаже, заскочили внутрь и мародерствуют — компьютеры вытаскивают, технику какую-то. Вроде как майдановцы, но разве поймешь в сутолоке. Рядом — Самооборона. Я забираю у одного из самооборонцев дымовую шашку, поджигаю ее и забрасываю в разбитое окно. Через минуту мародеры один за другим начинают оттуда выпрыгивать — сильное задымление. «Шуганули» их, поставили Самооборону караулить здание.

Идем дальше — вдоль насыпи, мимо смотровой площадки, по направлению к парламенту. В это время в парке уже вовсю дым, стрельба, начинается что-то страшное. А на краю парка сгрудился Антимайдан — туда нагнали женщин, среди них достаточно много пожилых — судя по всему, бюджетни-цы. Они в кольце нашей Самообороны. Я прошу Самооборону немного отступить. «Что вы будете делать?» — спрашивают. «Буду Антимайдан отсюда выводить». Нужно было видеть этих женщин — перепуганные стрельбой, они жались одна к другой, многие стояли на коленях и буквально выли от страха. Я не преувеличиваю: стояли на коленях и выли от страха! Это страшное зрелище, жуткое! «Успокойтесь, пожалуйста, — обращаюсь к ним, — вот тут в десяти метрах спуск на Парковую аллею. Отходите немедленно, тут сейчас будет бойня. Отходите!» Они причитают и, совершенно обезумевшие, скатываются вниз по этому спуску. Мы прикрываем их отход. И тут ко мне подлетает ну совершенно неадекватный гражданин — то ли он обкуренный, то ли пьяный уже с самого утра, но совершенно невменяемый. И орет матом: «Это наша земля! Мы тут умрем! Вон отсюда!». Пока мы с ним препирались, где-то сто пятьдесят женщин успели убежать по спуску. Им вдогонку — стрельба, взрывы. А вокруг уже «титушки» набежали из глубины парка. Они пришли туда убивать: своих, чужих — без разницы. Их было несколько тысяч. Именно они потом убивали людей».

Сразу после случившегося в Крепостном переулке волонтеры-медики сумели занять здание Дома офицеров, где оборудовали полевой госпиталь. «Скорые» к правительственному кварталу не подпускали. Даже самых «тяжелых» эвакуировать было невозможно. А «тяжелые» поступали отовсюду — из Мариинского парка, с Шелковичной. Первый труп принесли с Липской — там горел штаб Партии регионов.

В Верховной Раде стекла ходили ходуном от ударной волны Мариинский парк, Грушевского, Шелковичная — сколько видно было из кулуаров парламента — все заволокло дымом. Сессию все никак не могли открыть. Депутаты бесцельно слонялись по кулу-арам — расходиться боялись. Тех, кто все-таки пытался покинуть мл, сдерживали оппозиционеры. Иногда с применением силы.

«После того как появились первые трупы в Доме офицеров я побежал в кабинет к Рыбаку — надо было срочно что-то предпринять, чтобы остановить побоище. Для начала хотя бы открыть сессию, — вспоминает Андрей Шевченко. — В спикерском кабинете застаю такую картину. Рыбаку стало плохо с сердцем — рубашка на груди расстегнута, над ним склонилась Бахтеева, дает ему какие-то таблетки. Сам Владимир Васильевич ни жив ни мертв, серого цвета. Тут же собрались регионалы. Я говорю: там уже трупы в Доме офицеров, людям отрывает руки и ноги, мы должны хоть что-то предпринять, хоть сессию открыть — это бы успокоило людей. На это регионалы с такой циничной ухмылочкой мне заявляют: «Это шантаж! На языке шантажа мы с собой разговаривать не позволим», «Ваши люди знали, как сюда прийти, — будут знать, как убегать», «Потолкаются и разойдутся». Такие были реплики. Махровый, бессердечный цинизм! А уже через несколько дней эти же самые люди будут рассказывать, как они призывали к миру и сколько для этого делали».