Мы уходим последними… Записки пиротехника - Виктор Иванович Демидов

помочь… Впрочем, моя область – планетная астрономия. Так что, может быть, вам обратиться к специалистам? Москва, Комитет по метеоритам Академии наук СССР.

Теперь я сожалею, что не воспользовался советом ученого. Но тогда эта рекомендация показалась мне просто проявлением излишней скромности.

Не выдержали критики и гипотезы относительно летательных аппаратов. Были у нас разговоры насчет неопознанных спутников. Но теперь я знаю, что обломки ракеты-носителя космического корабля, в котором летал американский космонавт Джон Гленн, были подобраны в Южной Африке, на территории длиной восемьсот пятьдесят и шириной сто километров. Все-таки подобраны! Что же касается идеи об аппарате, упавшем и вновь взлетевшем, то опытные инженеры сильно сомневались в возможности существования устройств, способных выдержать такой колоссальный удар о мерзлый грунт и не растерять всех своих деталей до последнего винтика.

Один институт не нашел ничего особенного в пробах грунта. В другом категорически заявили, что радиоактивность образцов не превышает уровня обычного земного фона.

Следующими в плане стояли оползни и карстовые провалы.

Существует удивительно поэтичная румынская легенда. В ней говорится, что Земля наша покоится на трех священных столпах – Вере, Надежде, Любви. Согрешат люди против нравственности, расшатают устои – и сотрясается от этого Земля. Боюсь, что в связи с этой легендой геофизики должны быть не очень высокого мнения о моральном облике человечества: ежегодно они насчитывают более трехсот тысяч малых и больших землетрясений. Беспрерывная тряска и ряд других причин нередко приводят к нарушениям поверхностного слоя нашей планеты. Появляются оползни, провалы. Я очень уповал на что-нибудь подобное, но…

В Ленинградском университете нам убедительно доказали, что яма наша ничего общего не имеет с карстовыми явлениями, а доктор наук, специалист по механике грунта, окончательно похоронил идею оползня.

«Сгорела» и гипотеза о молнии. На кафедре высоких энергий Политехнического института весьма скептически отнеслись к утверждениям, что тут «поработала» линейная или шаровая небесная красавица.

Это был почти крах. Создавалось впечатление, что мы чего-то недосмотрели, недообнаружили, недособрали.

…С мрачными мыслями дежурил я в химической лаборатории, ожидая конца исследования. Наконец научный сотрудник – молодая женщина – подошла ко мне.

– Извините, пожалуйста, – виновато сказала она, – но… мы никак не можем объяснить или даже просто подтвердить зеленую окраску льда. Элементы, обнаруженные нами в пробах, никак не хотят быть зелеными в любом из известных нам сочетаний… Мы, разумеется, проверим, но это уже в четвертый раз…

Было чему удивляться! Хорошо, пусть я внезапно стал дальтоником, безнадежным дальтоником, но ведь лед-то видел не я один! Семь человек рассматривали этот чертов лед. И все семеро изумлялись: какой он зеленый! Правда, я и раньше учитывал одну закономерность, подмеченную гляциологами: под действием больших давлений лед иногда «голубеет». Но это должна быть целая льдина. Не может же быть так, чтобы одна половина куска подверглась большему давлению или удару, а другой в связи с этим – хоть бы что!

Но научная сотрудница безжалостно записала на листочке: «Определенные в растаявшем льду элементы не дают возможности объяснить зеленую его окраску, на которую указывали участники экспедиции».

Ничего определенного не дали исследования и других проб.

– Послушайте! – взмолился я. – Есть же еще зерна! Семена. Уж проверьте и их тоже!

Химики пожали плечами. Не представляющие никакого интереса зерна попросту отложили. Но когда, любопытства ради, их все-таки сунули под микроскоп, зерна вдруг засверкали металлическим блеском… Так никогда не блестят семена! Так никогда не блестит органика!

Через час я держал в руках заключение:

«В инфракрасном спектре порошка, полученного при растирании зерен, полоса поглощения, соответствующая колебанию группы С – Н, характерная для любого органического соединения, лежащая от 3 до 4 мю, – отсутствует».

Зерна были очень стойкими. Частицы их не разрушались ни в концентрированной серной кислоте, ни в ее смеси с плавиковой кислотой. Порошок, полученный из них, не растворялся и в соляной кислоте. Невзрачные, пустотелые зерна оказались единственными о чем-то говорящими следами. Они да молчаливая яма, обрывающаяся на берегу глухого озера…

Позже я выяснил, что зерна подобной формы могут возникать при высокотемпературных процессах, при сварке например. Да, могут возникать… Ведь химический состав наших зерен не дает основания предполагать, что они природного образования. Не встречаются в природе такие сложные конгломераты и в подобной компоновке. То, из чего они возникли, создано искусственно!

И все-таки об этой истории постепенно забыли, поскольку выяснилось, что ничего опасного для людей это явление не представляет. По-настоящему заинтересовать ученых мне так и не удалось. Но я иногда достаю из письменного стола фотографии, записи, акты и протоколы. Перебираю на ладони черненькие шарики. Перечитываю заключение: «… эти зерна неорганического происхождения и, по-видимому, не являются природным образованием»…

У меня на столе лежит единственная в своем роде книга: «Вселенная, жизнь, разум». Ее написал известный советский астрофизик и радиоастроном Иосиф Самуилович Шкловский. В ней есть такое интересное место: по данным французского ученого Сагана, в нашей Галактике одновременно должны существовать около 1.000.000 технически развитых цивилизации. Если каждая из них ежегодно будет посылать один межзвездный корабль для исследования космоса, то средний интервал между двумя последовательными «посещениями» какой-нибудь «обычной» звезды составит всего несколько тысяч лет.

Для «большого космоса» это не так уж и много. А вдруг?

Но я понимаю, что это уже чересчур. Когда-то знаменитый Лаплас – творец новой картины происхождения нашей планеты – на сердитый вопрос Наполеона: «А где же в ваших построениях место господа бога?» – с достоинством ответил: «Сир, эта гипотеза мне не понадобилась». Наверное, и нам следовало бы воздержаться. Вряд ли космические «братья по разуму» станут рыть для нас яму. Можно найти объяснение и попроще.

В июле 1962 года в юго-западной Англии произошла история несколько аналогичная нашей. За ночь – также без шумовых и световых эффектов – на картофельном поле фермера Ройя Блэншарда образовался блюдцеобразный кратер с похожими на трезубец тремя бороздами по сторонам. Там тоже работали саперы и… тоже ничего не нашли. Но у этого кратера побывал и известный английский астроном Патрик Мур. Он выдвинул предположение о метеоритном происхождении кратера, хотя и заявил, что он, Мур, «не смог обнаружить никаких следов метеорного материала, и поэтому определенных доказательств падения метеора не существует».

«Их может и не существовать, даже если падение метеорита имело место, – успокоил английскую общественность коллега Мура, астроном Хаустон, – в том случае, если метеорит ледяной».

Ледяной… Я не случайно потом пожалел, что не послушался доброго совета профессора Шаронова и не связался с московскими специалистами по метеоритам. А потом отвлекли другие дела. И все же я не забыл этой истории…