Колдовство любви - Аннет Клоу

— Синьорита, отойдите от окна, — попросила Лали ее горничная Мариэтта.

— Я не простужусь, — ответила девушка, жадно наблюдая за Антонио.

— Вам следует беспокоиться не о простуде, — фыркнула служанка: — Вы совершенно раздеты, и вас могут увидеть из окна.

Лали с сожалением вернулась в ванну. Конечно, плескаться в теплой воде было чудесно, но она так давно не видела Антонио, что хотела смотреть на него бесконечно. В противном случае Лали от души наслаждалась бы купанием, лежа в ванне с закрытыми глазами. В такие минуты она обычно переносилась мыслями во дворец Ибрагим-паши, в купальни, где можно было вволю блаженствовать в горячей воде, плескаться в бассейне и млеть от массажа. В Парме о таких удовольствиях приходилось лишь только мечтать.

— Ах, синьорита, вы столь смелы! — не удержалась от упрека горничная, набрасывая халат на плечи своей госпожи, когда та, наплескавшись в ванне и окатив себя прохладной водой из кувшина, начала, потягиваясь, бродить по спальне. — Неприлично обнаженной разгуливать по комнате.

— А почему я должна стыдиться своего тела? Такой меня создал Господь. И все остальные женщины (в том числе и ты сама) устроены точно так же, как я, — пожала плечами Лали и уселась в кресло перед зеркалом.

— Ах, синьорита, поосторожнее с такими высказываниями, — покачала головой служанка. — Если вас услышит епископ, он объявит вас еретичкой.

Горничная промокнула волосы своей госпожи несколькими полотенцами, заплела толстые косы и уложила их вокруг головы, как корону, скрепив шпильками, унизанными мелким жемчугом. Затем она помогла Лали облачиться новое платье. После чего удалилась, оставив свою госпожу одну.

Пытаясь справиться с волнением, Лали решила осмотреть золотые безделушки, которые привезла из Стамбула. Монна не раз упрекала падчерицу за то, что та носит турецкие драгоценности, и то и дело высмеивала Лали, упрекая в безвкусии. Но девушка понимала, что причина ее придирок в банальной зависти: украшения были роскошными, безупречно изысканными и очень дорогими. Во всяком случае, Доминика пришла в восторг от турецкого «приданого» кузины, но дала совет надевать на себя лишь малую толику того, что было принято в Стамбуле. Поэтому сегодня Лали решила украсить себя жемчужным ожерельем и точно таким браслетом, с сожалением оставив в шкатулке серьги, височные подвески и ножные браслеты. О последних Доминика посоветовала вообще забыть. В Парме подобные вещи не были приняты.

Заметив в зеркальном отражении свое лицо, девушка озадаченно замерла. Чтобы не показаться дикаркой перед строгими глазами гостей, Лали согласилась сегодня немного припудрить лицо, чтобы скрыть веснушки. Но из-за волнения ее лицо приобрело слишком бледный вид.

Схватив салфетку, девушка поспешно смочила ее мелиссовой водой из кувшина и принялась умываться, пытаясь избавиться от пудры. Когда на носике появились знакомые веснушки, Лали довольно улыбнулась и хотела отойти от зеркала, но ее внимание привлекла маленькая шкатулочка, стоящая на туалетном столике. Там лежала сурьма для подведения глаз. Не удержавшись, Лали привычным жестом быстро подвела глаза и с огромным удовольствием посмотрела на свое отражение. Совсем другое дело!

Ее любование прервал стук в дверь. Вошедший Людовико изумленно уставился на лицо дочери.

— Мне не стоило этого делать? Я сейчас умоюсь! — испуганно пискнула Лали.

— Нет, все в порядке, — остановил ее отец. — Ты выглядишь чудесно.

Лали радостно рассмеялась.

— Честно говоря, я бы с удовольствием надела свой турецкий наряд. В нем намного приятнее и красивее. И нет противной шнуровки, из-за которой трудно дышать.

Людовико покачал головой, хотя в уголках глаз запрыгали смешинки.

— Дай мне слово, что не сделаешь этого без моего разрешения. Возможно, на карнавале он будет уместен. Кстати, тебе, наверно, не терпится узнать: прибыл ли Антонио ди Карриоццо? — ровным голосом поинтересовался граф.

— Почему ты так думаешь?

— На пути в твою комнату я перехватил посланницу Доминики с запиской.

— И что там было?

— Два слова. «Он здесь», — отец искоса взглянул на Лали.

— Ты уже говорил с ним?

— Обменялись приветствиями.

— Почему ты пригласил Карриоццо к нам? — рискнула задать волнующий ее вопрос Лали.

— Я собираюсь напомнить Антонио о заключенной между вами помолвке.

— Ты веришь своей жене? — вспыхнула Лали.

— Я верю тебе. И хочу, чтобы ты была счастлива. А помолвка необходима, как знак мира между нашими фамилиями. Когда-то очень давно семьи де Бельфлер и ди Карриоццо поссорились из-за клочка земли под названием Майано. Мир, время от времени воцарявшийся между двумя семействами, был недолговечным, потому что ни одно из семейств не желало уступать. В результате за долгие годы вражды выросла ненависть. Мы с Алессандро решили положить конец этой истории и заключили помолвку между нашими детьми: Антонио и маленькой Мальвиной. А в приданое своей единственной дочери я по договору отдавал рудник Майано. Как видишь, Карриоццо весьма заинтересованы в этом браке. Жаль, что в наши замыслы двенадцать лет назад вмешался какой-то мерзавец. Я пытался найти тебя и выяснить, кто устроил это злодеяние. Но безрезультатно. Впрочем, сейчас не время обсуждать твое похищение. — Людовико предложил дочери руку, чтобы идти к гостям. — Сегодня мы должны решать другие вопросы.

53

При появлении Лали в зале воцарилась тишина. «Никто не должен догадаться, что мне страшно» — подумала девушка, жалея о том, что в Европе не принято носить чадру.

— Улыбнись, Мальвина, и держись с достоинством, — шепнул Людовико. — Покажи им, что ты — истинная де Бельфлер.

Глубоко вздохнув, девушка последовала совету отца: распрямила плечи и приподняла лицо, озаренное очаровательной улыбкой.

— Позвольте вам представить мою дочь, — торжественно произнес Людовико, и его голос гулким эхом разнесся по залу. — Мальвина де Бельфлер.

Шепот восхищения, одобрения и недовольного ропота пронесся по залу. Гости с любопытством принялись разглядывать дочь графа. Их взгляды скользили по очерченным сурьмой вишневым глазам, в которых играло женское лукавство, по золотистым веснушкам, по плечам, покрытым золотистым загаром. На лицах гостей читались сразу и восхищение и скептицизм.

— Не беспокойся, — прошептал Людовико. — Когда они познакомятся с тобой, то будут очарованы и начнут сражаться за право постоять с тобою рядом.

Поддержка отца помогла Лали почувствовать себя увереннее, и она еще выше подняла голову, не забывая искать глазами Антонио. И споткнулась о взгляд графини. Однако вместо неодобрения в глазах мачехи Лали увидела огонек любопытства.