Занудное попаданство: На юг, на запад, на восток - Антон Ларионов

— Вот он! Великий мастер меча! Полюбуйтесь! Его удары точны! Его глаз остёр! Его дыхание разит наповал! — встретила нас на выходе из уборной хозяйка.

Огль поморщился, но кивнул мне в сторону двери, показывая чтобы я его не ждал.

— Ну хоть за спиной мальчишки не прячешься, герой, — продолжила нападать сеньора Аттель.

Я поспешил пойти наверх. Когда через полчаса мы с Китафом спустились на завтрак, Огля нигде не было.

— А вы знали что ваш учитель раньше встречался с моей мамой? — подсела к нам девушка, когда принесла завтрак, — Меня, кстати, Легой зовут.

Спустились мы поздно, и в зале почти никого не было. Поэтому у неё видимо было время поболтать.

— Тимур, Китаф. Мы вообще ничего не знали о жизни моего учителя в Ноксаге, — признался я, — но вчера догадались.

— Оказывается мама была влюблена в него, — оглянувшись прошептала девушка, придвинувшись так близко, что я даже о еде забыл, — но он решил стать известным фехтовальщиком. А его отец, ну сеньор Иказ, он против был. У нас тут фехтовальной школы никогда не было, но мастера иногда проезжают. Я ещё удивлялась что в это время сеньор Иказ ставит Секу у печи, думала совпадение. А оказывается с одним таким мастером сеньор Огль и ушёл. Ой!

Девушка испуганно посмотрела на хмурого Огля, подошедшего за время разговора. Он всё ещё был в одном исподнем, и на плечах у него виднелись царапины. Видимо разговор вышел бурным.

— Принеси ещё порцию, красавица, — устало вздохнул он, и сел на лавку рябом с Китафом.

— Осуждаешь? — спросил Огль минут через десять, лениво ковыряясь в своей порции бобов в кисловатом соусе.

— Брат Тимур говорит что осуждать неправильно, — влез Китаф.

— А отец осуждает, — вздохнул фехтовальщик.

Китаф, поняв что он тут лишний, поднялся и пошёл наверх, я ему в дороге составил кое-какой «конспект» по православию, причём на оделотском, вот он и совмещал ученье с просвещением. Тема православия ему была так интересна, что он был готов мучить меня вопросами сутки напролёт, но мы в дороге договорились, что я буду выделять на это час-два в обед или вечером. В зале никого не осталось, кроме Леги, кидавшей на нас любопытные взгляды.

— Я стал одним из лучших, пришёл сказать что теперь в город будут приезжать люди со всего света. Ты думаешь я зря назвал книгу так? — Огль оторвал взгляд от тарелки и посмотрел на меня, — а знаешь что он у меня спросил?

Наставник бросил ложку в тарелку и откинулся на спинку скамейки.

— Многих ли я накормлю, не отбирая ничего у других? А когда я сказал что я лучший теоретик меча, он поздравил меня с тем, что я лучше всех знаю как убивать.

Огль сложил руки на груди и посмотрел в потолок. Я молча пил травяной отвар, давая выговориться. По себе знаю, сейчас ему нужен слушатель, собеседник потребуется чуть позже. Он вернулся к ковырянию в тарелке.

— Убить и камнем можно, а хлеб ничем не заменишь, — явно передразнивая отца, продолжил Огль, — Эти твои железки только людей протыкать горазды, а ты попробуй их накорми. Настоящий ноксагец не просто делает, а становится лучше с каждым днём, и превосходит всех. Вот я и становился лучше, и превзошёл… в убийстве.

Закончил он склонившись над тарелкой, почти шёпотом. Наконец он посмотрел на меня и спросил.

— Вот ты самый странный человек которого я знаю. Этот твой великий дух, который Бог, он тебе как будто другой мир показывает. Вот ты мне скажи, я убийца? — Огль напряжённо замер, смотря мне в глаза.

«Господи, помоги». Мысленно обратился я ступая на очень тонкий лёд. Ну не исповедник я, и не духовник, но надо.

— Беря в руки меч, или иное оружие. вы должны осознавать что вы держите в руках самое страшное что есть в мире, — стал я по памяти цитировать «Школу меча», самим Оглем и написанную, — вы держите в руках человеческую смерть. От того насколько виртуозно вы владеете вашим оружием, зависит лишь чью смерть, и насколько крепко. Если вы знаете только пару ударов, то скорее всего вы держите в руках свою смерть, причём довольно небрежно. Если владеете клинком лучше вашего противника, то вы держите его смерть. Но только лишь обретя истинное мастерство меча, вы сможете взять в руки не смерть, а жизнь. Превосходя противника на голову, вы можете обезоружить его, ранить или другим способом остановить не убивая. При этом вы не лишаетесь возможности убить противника. Жизнь многогранна, и иногда смерть вашего противника может принести вам больше неприятностей, чем его жизнь. Как нет двух одинаковых жизней, так нет двух одинаковых смертей, а значит даже во время тренировок не может быть двух одинаковых ударов. Каждый ваш удар должен производиться с полным осознанием того что вы репетируете чужую смерть.

С каждой моей фразой лицо Огля разглаживалось, и к концу отрывка он уже сидел достаточно спокойно. Я сделал небольшую паузу, и продолжил.

— С точки зрения моей религии, важно не то что ты сделал, а то почему ты это сделал, и что при этом чувствовал. Один священник сказал: «Война — страшное дело для тех, которые предпринимают ее без нужды, без правды, с жаждою корысти или преобладания, превратившеюся в жажду крови. На них лежит тяжкая ответственность за кровь и бедствия своих и чужих. Но война — священное дело для тех, которые принимают ее по необходимости, в защиту правды, веры, отечества.» Любой поединок, по своей сути та же война.