Отражения в золотом глазу - Карсон Маккаллерс

— Сон, если подумать, удивительная вещь, — говорил Анаклето тихо. — Днем, на Филиппинах, когда подушка влажная и в комнате светит солнце — один сон. А здесь, на Севере, ночью, когда идет снег…

Но Алисон уже вернулась к своей обычной заботе и не слушала.

— Скажи, пожалуйста, — перебила она его. — Когда тебя утром ругали, и ты сказал, что собираешься открыть магазин тканей в Квебеке, ты имел в виду что-нибудь конкретное?

— Конечно, — ответил он. — Вы ведь знаете, что я давно собираюсь там побывать. А что может быть приятнее, чем торговать красивыми тканями?

— И это все… — протянула она. В ее голосе отсутствовала вопросительная интонация, и Анаклето ничего не ответил. — Сколько у тебя денег в банке?

Подняв кисть над стаканом с водой, он секунду подумал.

— Четыреста долларов шесть центов. Вы хотите, чтобы я их снял?

— Не сейчас. Но они могут нам пригодиться.

— Ради Бога, не волнуйтесь, — сказал он. — Это вредно.

Комнату наполняли рыжие отблески огня и серые дрожащие тени. Часы зажужжали и пробили три раза.

— Смотрите! — сказал Анаклето. Он смял лист, на котором рисовал, и отбросил в сторону. Потом сел в задумчивой позе, положив подбородок на ладони и уставившись на догорающие угольки в камине. — Павлин, какого-то зеленоватого цвета. С огромным золотым глазом. А в нем отражается что-то крошечное и…

Силясь найти верное слово, он поднял руку, соединив большой и указательный пальцы. От руки на стену позади него падала огромная тень.

— Крошечное и…

— Странное, — закончила Алисон.

Он кивнул.

— Именно так.

Когда он снова принялся рисовать, какой-то звук в тихой комнате, а может быть тон, которым она произнесла последнее слово, заставил его обернуться.

— Нет, не надо! — закричал он, вскакивая из-за столика. Стакан с водой упал на камин и разлетелся вдребезги.

В эту ночь рядовой Уильямс провел в спальне жены капитана всего лишь час. Он дожидался окончания вечеринки на опушке леса. После того как гости разошлись, он подошел к окну гостиной и проследил, когда жена капитана пойдет наверх. Затем, как в прошлый раз, вошел в дом. И вновь комната была залита ярким серебристым светом луны. Леди лежала на боку, обхватив свое овальное лицо довольно грязными руками. На ней была атласная ночная рубашка, одеяло отброшено ниже пояса. Молодой солдат молча опустился на корточки перед кроватью. Один раз он осторожно прикоснулся к ее ночной рубашке, потрогал большим и указательным пальцем скользкую ткань. Войдя в комнату, он огляделся по сторонам. Постоял перед комодом, разглядывая флаконы, пудреницы и прочие туалетные принадлежности. Особенно заинтересовался пульверизатором, отнес его к окну и с удивлением рассмотрел. На столе стояло блюдце с недоеденной куриной ногой. Солдат дотронулся до нее, понюхал, откусил кусочек.

Теперь он сидел на корточках в лунном свете, полузакрыв глаза, с несуразной улыбкой на губах. Жена капитана повернулась во сне, вздохнула, почесалась. Любопытными пальцами солдат прикоснулся к ее каштановому локону, упавшему на подушку.

В четвертом часу рядовой Уильямс насторожился. Огляделся вокруг и, казалось, прислушался к какому-то звуку. Он не сразу понял причину овладевшего им беспокойства. Потом увидел, что в соседнем доме загорелся свет, расслышал в ночной тишине крик женщины. Позже перед освещенным домом остановился автомобиль. Рядовой Уильямс бесшумно вышел в темный холл. Дверь в спальню капитана была закрыта. Через несколько секунд солдат медленно шел по краю леса.

Последние двое суток рядовой Уильямс спал очень мало, и его веки опухли от усталости. Обогнув городок, он вышел на кратчайшую дорогу к казарме. Часового по пути он не встретил. Оказавшись в койке, мгновенно заснул глубоким сном. А на рассвете, впервые за долгие годы, увидел сон и закричал. Сосед, проснувшись, запустил в него башмаком.

У рядового Уильямса среди сослуживцев не было приятелей, и потому его ночные отлучки никого особенно не интересовали. Решили, что он ходит к какой-то женщине. У многих солдат были в городе знакомые женщины, и порой они оставались у них ночевать. Свет в продолговатом и тесном спальном помещении гасили в десять часов вечера, но не все солдаты лежали в это время в койках. Иногда, особенно в первые числа месяца, в туалете всю ночь напролет играли в карты. Один раз в три часа ночи рядовой Уильямс столкнулся по пути в казарму с часовым, но часовой его знал и ни о чем не спросил.

Несколько ночей рядовой Уильямс отдыхал и высыпался. Днем сидел один на скамейке перед казармой, а по вечерам зачастил в гарнизонные места увеселения. Сходил в кино, заглянул в спортивный зал. По вечерам там катались на роликовых коньках. Играла музыка, в укромном уголке за столиком можно было отдохнуть и выпить холодного пенистого пива. Рядовой Уильямс заказал кружку и впервые в жизни попробовал спиртное. Громко стуча роликами, солдаты катались по кругу; в воздухе остро пахло потом и мастикой. Три солдата-сверхсрочника немало удивились, когда рядовой Уильямс покинул свой столик и подсел к ним. Молодой солдат глядел им в лица и, казалось, хотел о чем-то спросить. Но так ничего и не спросил, а вскоре ушел.

Рядовой Элджи Уильямс был настолько замкнутым, что едва ли половина сослуживцев знала его по имени. К тому же имя было не настоящим. Когда он поступал на службу, старый сержант-грубиян глянул на его подпись «Л. Дж. Уильямс» и заорал:

— Имя свое напиши, деревенщина сопливая, имя!

Солдат долго молчал, а потом сказал, что это и есть его имя, единственное, которое он имеет.

— Нет, брат, в американской армии с таким собачьим именем делать нечего, — заявил сержант. — Я переделаю его в Элджи, согласен?

Рядовой Уильямс кивнул, и при виде такого безразличия сержант грубо расхохотался.

— Ну и придурков к нам присылают, — сказал он, возвращаясь к своим бумагам.

Наступил ноябрь, два дня дул сильный ветер. По ночам с молодых кленов, росших вдоль дорожки, падали листья и ярко-золотым покрывалом укладывались под деревья. На небе быстро менялись очертания белых облаков. На следующий день пошел холодный дождь. Листья промокли и потемнели, их топтали на улицах, потом стали сгребать в кучи. Погода улучшилась, голые ветви деревьев выделялись на фоне зимнего неба отчетливой филигранью. Рано утром на увядшую траву легла изморось.

После четырех дней передышки рядовой Уильямс снова появился возле дома капитана. На этот раз, зная обычаи дома, он не стал дожидаться, пока капитан заснет. В полночь, когда офицер еще занимался в своем кабинете, он вошел в комнату Леди и пробыл там час. Потом, стоя под окном кабинета, с любопытством наблюдал за капитаном, пока тот не ушел наверх. Это было в два часа ночи. Происходило что-то, чего рядовой Уильямс не понимал.

Стоя у окна и во время ночного бодрствования в комнате Леди солдат не знал страха. Он чувствовал, но не думал; приобретал опыт, но не делал никаких выводов из своих нынешних и прошлых поступков. Пять лет тому назад Л. Дж. Уильямс убил человека. Поспорил с одним негром из-за тачки навоза, нанес ему смертельный удар ножом и спрятал труп в заброшенной каменоломне. Он ударил его в приступе ярости и запомнил только алый цвет крови и тяжесть обмякшего тела, которое тащил через лес. Еще запомнил жаркое июльское солнце, запах пыли и смерти. Он почувствовал удивление и невероятную усталость, но страха не испытал, и ни разу с того времени не подумал о том, что он — убийца. Сознание напоминает пестрый ковер, цвет которого определяют эмоции, а рисунок выткан разумом. Сознание рядового Уильямса переливалось цветами самых необычных оттенков, но было лишено формы, не имело очертаний.

В первые зимние дни рядовой Уильямс понял только одно: капитан преследует его. Два раза в день с забинтованным и все еще покрытым ссадинами лицом капитан выезжал на короткую прогулку. Потом некоторое время слонялся возле конюшни. Три раза по пути в столовую рядовой Уильямс замечал капитана шагах в десяти за собой. Гораздо чаще, чем позволяет случайность, офицер сталкивался с ним на дорожке. После одной из таких встреч солдат остановился и обернулся. Пройдя несколько шагов, капитан остановился и тоже обернулся. Это случилось вечером, в лиловые зимние сумерки. Глаза капитана были уверенные, жестокие, блестящие. Прошла почти минута, прежде чем они одновременно повернулись и пошли каждый своим путем.

Глава четвертая

В армейском гарнизоне офицеру не так-то просто установить личный контакт с рядовым. Теперь капитан Пендертон в этом убедился. Служи он, подобно майору Моррису Лэнгдону, строевым офицером и командуй ротой, батальоном или полком, какая-то взаимосвязь с подчиненными безусловно возникла бы. Майор Лэнгдон, например, почти всех своих солдат знал в лицо и по имени. Но капитан Пендертон, преподававший в училище, оказался совсем в ином положении. Не считая поездок на лошади (любое сумасбродство в верховой езде было для него в эти дни естественным), у него не было возможности общаться с солдатом, которого он ненавидел.