Изнанка Мира - Степан Мазур

Прошли тысячи лет. Пещеры стали суше, просторнее, теплее. Их комфорт валит в такую погоду с ног лучше любого снотворного. И для борьбы с природой есть только кофе. Из полезного. Обманывает мозг и толкает в водоворот дел. Ненавязчиво так напоминает, что нет больше хищников в кустах, рыба продаётся в магазине, там же можно заняться и собирательством.

Вячеслав протяжно зевнул. Даже челюсть хрустнула, а из глаз брызнули слёзы. На него, как ни на кого другого действует природа. Он живёт её ритмами, её потоками. Взаимодействует с ней, порой легко подталкивая в нужную для себя сторону. Но редко. Очень редко. Меняешь погоду в одном месте, в другом проявляют себя потрясения. Конечно, торнадо, цунами, землетрясения и прочие наводнения с селями — результат лишь самых жёстких вмешательств. Но неожиданный снегопад посреди лета, засуха в муссоны, град и дождь в пустыне… К этому давно привыкли. И называют просто — глобальные климатические изменения. Вроде и полюса меняются, и возрастает солнечная активность, которая топит шапки льдов, и внутриядерные процессы Земли сбивают тысячелетние маршруты навигации птичьих стай.

Вячеслав снова зевнул. Не в полюсах дело. Всё гораздо проще. Не столько природа меняется, сколько человек своими экспериментами способствует её гневу. И таким как ему, Вячеславу, и прочим стихийникам, приходится смирять этот гнев, в определённые моменты перенаправлять искаженные потоки в стабильное русло. Всё-таки сгнившие урожаи, извержения вулканов и дым от пожаров на тысячи километров — это не то, что хочется видеть каждый день по телевизору.

Почти каждый стихийник сам по себе. Те, кто постарше, давно твердят, что человек сам расплачивается за свою глупость. И вмешиваться в процессы не принято. Можно таких дел натворить, что цунами с тысячью-другой жертв покажется мелким локальным конфликтом по сравнению с мировой войной. И каждый стихийник любит свой город и бережёт то место, ту территорию, где живёт или обитает более-менее постоянно. Вот и Вячеслава недели сумрака над городом начали угнетать. Хотелось солнца, тепла и света. Силы людям ещё понадобятся, чтобы пережить зиму. Ослабленная иммунная система к началу зимы — переполненные больницы и морги позже. А умирают от нехватки сил, как правило, те, кто много работает. Кто что-то создаёт, творит, двигает, доносит миру, сжигая себя, почти не думая, что его вспыхнувшую искру могут и совсем не заметить… Таких стоит беречь.

Стихийник прикрыл глаза. От него во все стороны потянулись тоненькие щупальца. Они коснулись и оплели деревья, растелились по земле, проникая внутрь, раздвинулись парусами по воздуху, ловя ветер. Вячеслав потянул за эти нити, собирая всю энергию, что природа могла дать. Когда в руках и груди потеплело и тело наполнилось лёгкостью, а голова чуть закружилась, стихийник убрал нити.

Приоткрыв глаза, посмотрел в свинцовое небо и снова опустил веки. Сам он стал луком. Тяжёлым, составным. И тугая стрела пронеслась, спущенная с тетивы. Сорвалась с его рук и устремилась в небо.

Стрела быстро исчезла из виду, растворяясь в серой хмари. Именно сейчас энергетический посыл начнёт формировать вихри, усиливать потоки ветра, поднимаясь всё выше и выше. Ветер разгонит тучи, и город получит чистое небо.

— Красиво, — донесся сбоку лёгкий женский голос.

Вячеслав открыл глаза, медленно повернув голову. Она всё ещё кружилась. Сначала от переизбытка энергии, теперь от её нехватки. Всё-таки он вложил в стрелу много. Сильная получилась встряска. Виски покалывает.

Рядом находилась красотка. Рыжие волосы, светлые глаза, веснушки. Бледная помада и минимум макияжа. Рот растянут в одобрительной светлой улыбке. Она долго стояла к нему спиной, не решаясь заговорить, но последние действие стихийника подвигло на разговор.

Она Видела. Точно видела. Значит — не человек.

Не то, чтобы Вячеслав никогда не встречал прочих инициированных или вовсе нелюдей. Было. Конечно, было. Но те никогда не подходят близко. Мелькают на виду, тут же исчезая. Редко идут на сближение. А тут сама подошла. Даже подкралась. Жаль, нет в нём способностей, чтобы определить, кто же она. Только минимум ощущений: тёплая, светлая, доброжелательная.

Наверное, этого достаточно.

Хотя запросто можно было накинуть личину, внушить любые ощущения, чувства. Но кому он нужен, простой стихийник, больше понимающий в ветре, чем в людях и нелюдях?

— А ещё одну пустишь? Ну… интересно же!

Её голос звенел. Весёлый, жизнерадостный. Как у ребёнка, не скрывающего эмоции, ощущения. И за этим ребёнком ощущалась сила. Хорошо бы она использовал её в светлую сторону. С такими проще разговаривать. Таких проще принять. По-крайней мере, ему, доброжелательному стихийнику.

Это толпа людей-хомяков, ошалев от постоянства, всегда ведётся на червоточинку, переживая в фильмах и книгах за маньяков, убийц, насильников, бомжей, алкашню, нарков, в играх выбирая гнусных уродов, тёмных созданий, проклятых, обречённых и падших дальше некуда. Хомяки всегда выбирают простое. То, что пониже и поближе, понятнее, а значит — общепринятое и угодное чуть ли не самому богу. А то и Богу. Хомяки в религиях тоже как бы одной ногой, что означает — праздную всё, что празднуется, верю во всё, во что верится. Естественно, при случае соблюдают самые распространённые обряды, знают кучи примет. Ну, а если пост, воздержание, труд и работа мозга — сразу долой. Проще быть умеренно верующим. Философия общечеловеков построена на тех же позициях. То есть правы те из древних — а, значит, мудрых — кто говорил в разных интерпретациях три слова: пей, гуляй, не жалей ни о чём. Все остальные философы — быдло. Учёные и инженеры — так те вообще для хомяков все как один быдло. Если только не изобретают и не вводят в строй новую форму презервативов, таблетки от цирроза печени и пиво, не убивающее клетки мозга, но чтобы обязательно с ощущением алкоголя, и сигареты без никотина, но чтобы вставляло. Тогда почёт.

Всё пронеслось в голове за какие-то секунды. Моргнув и усилием воли приглушив головную боль, Вячеслав улыбнулся приятной незнакомке и коротко ответил:

— А больше и не надо. Достаточно.

— Почему же? Так красиво было.

Вячеслав поднял взгляд к небу. Пронзённая хмарь дала первую брешь, выпуская из жуткой темницы свет. Он робко пополз по осенней земле, деревьям, коснулся их скамейки, остановившись почему-то у ног светлой незнакомки. Потом прыгнул на колени, словно верный пёс хозяйке. И погрузил в расплавленное золото всю скамейку. Недавние капли росы заблестели, играя отблесками.

Светлая дева с веснушками улыбнулась светилу, подставляя прищуренное лицо под его тёплые лучи.