Орлиная степь - Михаил Бубеннов

Бригада Багрянова, возбужденная колготной работой, галдела на все голоса, собравшись группами вокруг огромной ямы, похожей на воронку от тысячекилограммовой бомбы. В яме торчали и валялись березовые чурбаны с ободранной корой. Выволоченный из ямы трактор стоял в стороне от гибельного места, жалкий, грязный; Ванька Соболь осматривал его в одиночестве с виноватым и растерянным видом.

Николай Семенович Зима, обляпанный солончаковой грязью не меньше, чем все парни, присел на березовый чурбан, обтер пучком сухой травы руки и, раздавая любителям даровщинки папиросы, заговорил, смотря на Костю Зарницына:

— У нас, братец ты мой, лечебных грязей — на всю Сибирь! Да какие грязи-то, о-о! Многие болезни как рукой снимают! Привезут на озеро больного с костылями, а потом, глядишь, он пешком домой, только пыль стоит!

На мужественном скуластом лице Зимы в пятнах обсохшей белесой солонцовой грязи вдруг каким-то особенным, сильным светом зажглись темные глаза.

— А то ли здесь будет? — продолжал он негромко, мечтательно. — Придет время, такие построим курорты, что к нам поедут со всего Союза.

— Стало быть, зря мы размечтались тут о своем курорте? — спросил Зарницын, кивнув в сторону ямы.

— Зря!

— Ну, а это вот?.. Какая же это грязь? — заговорил Зарницын, присаживаясь на чурбан рядом с Зимой. — Выходит, что в ней нет ничего полезного?

— Мертвая грязь, — ответил Зима. — Сейчас в ней тонешь, а летом высохнет — схватится в столбы. Иной раз они покрепче обожженного кирпича.

Кто-то свистнул, и вокруг раздались голоса:

— Ну и землица!

— Отчего же это, а?

— Какие-нибудь реакции…

— Соленых озер кругом много, вот беда!

— Озер в Кулунде много всяких, — заметил Зима, — больше двух тысяч. Но соленые озера, друзья, совсем не беда, а наше богатство. Где еще столько соли, как на Алтае? А соль-то какая! Чистая, белая, вкусная! И добывается просто. Вот сейчас вы видите соленое озеро: берега его низкие, голые, кое-где кустики травы. Вода как вода. Наступает жаркая погода, и начинается садка поваренной соли. Слой ее на дне все растет и растет. Глядишь, и нет озера — одна соль. Сверкает на весь мир! Пускай комбайн и греби!

— А на другой год? — спросили из круга. — На другой опять все сначала.

— И так всегда?

Зима ответил кивком головы.

— Теперь дальше, — продолжал он, видя, что интерес ребят разгорается с каждой минутой. — Наступает осень. На других озерах начинается садка глауберовой соли, или мирабилита. Он садится на дно озер в виде толстого льда, а потом волны выбрасывают его на берег. И тоже: знай греби! А есть еще озера, где под слоем ила огромные клады почти чистой, натуральной соды. Несметные богатства!

— Видали, куда нас занесло? — обращаясь к друзьям, спросил Зарницын. — Я же говорю: здесь не жизнь, а сказка! Недосолит повариха суп — неважно! Сел с котелком у озера и подсаливай как надо. А взяла икота — копни со дна соды.

Ребята на сей раз не засмеялись. Глаза их были устремлены на главного агронома: он открывал перед ними новый мир, в котором им предстояло жить и жить…

— Что же здесь будет в скором времени, догадываетесь? — спросил Зима.

— Большая химия, — ответил кто-то из парней.

— Именно! — подтвердил Зима. — Через год по Кулунде пройдет железная дорога. Вот тогда и развернется строительство. Уже сейчас в Михайловке, недалеко отсюда, работает крупный содовый комбинат. Слыхали? А со временем в Кулунде поднимутся другие заводы. Из наших солей будут вырабатываться самые различные химические продукты. Тут химия наделает таких чудес, что ахнешь! И притом, заметьте, в самые ближайшие годы. Кому из вас не понравится работать на земле, валяй на любой завод! Везде найдется место.

— Картина! — прищелкнув языком, воскликнул Зарницын.

— В озерах соли много — понятно, не беда, — с обычной рассудительностью заговорил Григорий Холмогоров. — Греби да греби. Вся пойдет на химию. А вот с засоленной землей что делать? Ее ведь тоже много?

— Многонько! — со вздохом согласился Зима. — По Кулунде больше миллиона гектаров…

— Ну и соли! Да откуда ее столько?

— Обь когда-то нанесла с гор…

— Что она, текла здесь?

— По всей Кулунде.

— Да, много земли попортила!

— Скоро и это не будет бедой. Дай срок! — сказал Зима. — Вот освоим хорошие почвы, а потом и за солонцы возьмемся — окультурим. Это очень важная для Алтая и очень интересная проблема. Вот где мы по-настоящему сразимся с природой! Одна ваша бригада может отвоевать и дать жизнь, тысячам гектаров совсем гиблой, бесплодной земли! Это ли не красота?

— Но как ее окультуришь? — спросил Холмогоров.

— Будем рассаливать! — весело ответил Зима. — Пятна — землевать, сплошные массивы — гипсовать, углублять на них пахотный слой… Да мы все теперь можем сделать! У нас вон какая техника, а гипс, пожалуйста, под рукой. Вон на озере Джира какие залежи! И потом будем подбирать солевыносливые культуры. Вы вот, пожалуй, и не поверите, а ведь все свеклы, например, очень хорошо растут на солонцах. Да и другие овощи неплохо. А некоторые травы, вроде пырея? Вовсю! Даже деревья растут! Возьмите, скажем, тополь белый, березу бородавчатую, вяз, клен, тамариск, лох… Надо приложить к гиблой земле руки да сердце — и земля станет родить. Да еще как! Залюбуешься!

— Воды здесь мало, — сожалеюще произнес Холмогоров.

— Да, здешние засухи — большое зло, — согласился Зима. — Без воды здесь трудно добиться устойчивых урожаев, это верно… Но будет у нас и вода. Будет! Как только построят гидростанцию у Камня-на-Оби, мы пророем канал, и вода самотеком пойдет по всей Кулунде. Вот тогда поливай пашни, сколько надо! Тогда наша Кулунда станет огромной чашей изобилия. Кормись на доброе здоровье вся Сибирь!

— Мечты! — сказал Белорецкий ироническим тоном.

— Это уже не мечты! Это живое, горячее дело! — возразил Зима. — Станция у Новосибирска скоро будет готова. Всем известно. Ну, а там дойдет черед и до станции у Камня… Это такие мечты, которые обжигают руки!

Все время, пока Зима разговаривал с группой парней, Леонид Багрянов не спеша переобувался невдалеке и вспоминал о своей первой встрече с Зимой на родном взгорье. Удивительно, что молодой командир-сибиряк, хотя и был тяжело изранен, привлек тогда его внимание и поразил ребяческое воображение не своей бедой, что было бы естественно, а необычайно одухотворенным выражением бледного лица и даже какой-то затаенной радостью, вероятно радостью победы. Таким он запомнился Леониду навсегда. Теперь, когда Зима рассказывал приезжим ребятам о будущем Алтая, он был, несмотря на годы, точно таким, каким увидел его Леонид при первой встрече… Неужели и тогда, когда был насильно повержен на землю, он мечтал о будущем родного края? Да, конечно, а иначе, что еще могло спасти его от верной смерти?

За чаем на стане вокруг Зимы гудела уже вся бригада: впервые Так сильно были растревожены думы новоселов о грядущей жизни в алтайской степи. Уехал Зима при полной заре, а в Заячьем колке не скоро еще улеглись страсти…

В думах о будущем, которое могло быть не чем иным, как счастьем, у Леонида Багрянова решительно не находилось места для Хмелько. Прочь с чужой дороги! Вот и весь сказ. Леониду было радостно от сознания, что он любит только Светлану и верен ей. Ему все время вспоминалось, как он впервые увидел ее в зимнем лесу у Москвы-реки, как вскоре узнал о своей любви к ней, — и в несчетный раз за последний месяц с необычайной нежностью, от которой становилось тепло во всей груди, подумал; что она совершенно необыкновенна. Его любовь к Светлане всегда была его восторгом перед ней. Леонид невольно сравнивал ее сейчас с зарей, медленно разгорающейся в тумане. Заря была прекрасна уже тем, что всюду пробудила жизнь и тронула в мире многозвучные струны. Но еще прекраснее она была тем, что обещала вот-вот открыть и сделать для человека в этой безбрежной, как жизнь, степи… И когда настало время вновь вернуться к работе, Леонид позвал Светлану с собой — ей уже нужно было начинать учет поднятой целины.

— Ну что, зоренька, как жизнь? — заговорил он с ней вполголоса, перехватив ее у вагончика. — Пойдем вместе, а?

Светлана так и вспыхнула от радости: Леонид опять нашел для нее новое ласковое слово и хотел побыть с нею! «Какая же я дурочка! Ну зачем я мучаюсь? — сказала она себе, когда Леонид, сжимая ее пальцы, повел ее со стана. — Ведь он же только меня и любит… Что же мне надо?» Всю ночь она металась оттого, что Леонид накануне довольно долго оставался наедине с Хмельно в степи, и сколько ни успокаивала себя мыслью, что их поездка была необходима для дела, так и не успокоилась до рассвета. И, оказывается, все мучения напрасны. Светлана пошла с Леонидом молча, стыдясь смотреть на него и казня себя за свою слабость и свои подозрения.