Москит. Том II - Павел Николаевич Корнев

скорчился, захрипел, разом позабыл про ясновидение, всех мыслей осталось — как бы воздуха разинутым ртом хватануть.

— Достал уже зубами скрипеть, болезный! — донёсся из темноты злой шёпот, и я решил с экспериментами заканчивать, иначе был немалый риск очутиться ночью в сточной канаве.

Оно мне надо? Да и нет никаких причин для спешки. Прежде чем искры из глаз посыпались, успел сообразить, что входящий поток перекрыт смещённым энергетическим узлом. Тут тоньше действовать надо. Тоньше.

Утро началось с переполоха.

— Чего там? Что случилось? — толкнул меня Юра, который попытался встать и тут же уселся обратно на солому, приложив руку к боку.

Я оглядел перепуганных военнопленных и вздохнул.

— Да уж ничего хорошего.

Соседей наблюдался явный некомплект. Из четырёх десятков человек в коровнике осталось немногим больше тридцати, остальные бесследно исчезли. И что совершенно не удивило, пропали именно те, процесс самоорганизации которых и привлёк моё внимание сразу, как только оказался помещён в барак.

Все крепкие здоровые мужики в самом рассвете сил. Ни одного раненого, ни одного юнца-новобранца они с собой не взяли. А ушли…

— Петя…

— Погоди! — отозвался я, поднимаясь на ноги.

А ушли они через не столь уж и узкое отверстие сточной канавы. Там — сразу за стеной яма для нечистот, но даже с головой погружаться не пришлось, выбрались и ушли. Все шансы у людей есть. Как минимум фора в три-четыре часа точно обеспечена.

Стало обидно, что не позвали меня, но быстро задавил сожаление об упущенной возможности спастись. Только-только от контузии отходить начал, так и мотает на каждом шагу, в подобном состоянии и километр пробежать бы не вышло.

А они — присматривались. Они — выбирали.

Да и чёрт с ними со всеми! Сам сбегу! Сам!

И остальных вытащу!

Кто-то из пленных запаниковал и бросился к воротам, принялся колотить в них кулаками и пронзительно орать, кто-то попытался оттащить и урезонить кликушу, началась свара и выяснение отношений. Да только было уже поздно. В приоткрывшиеся ворота коровника заглянула усатая физиономия, надсмотрщик вмиг оценил ситуацию и скрылся из виду, снаружи донеслись звонкие удары по железному листу.

Тревога! Тревога! Тревога!

На работы никого не повели, из каждого коровника выдернули по военнопленному, поставили в поле под присмотр поднявшихся на вышки пулемётчиков. Туда же в полном составе выгнали обитателей нашего барака, ещё и выстроили наособицу, что ничего хорошего не сулило. И рта не открыть — за любой шепоток мигом прилетало палкой или плетью.

Следить за военнопленными отрядили едва ли не половину надсмотрщиков, особенно злобствовал седоусый. Он точно был закреплён за нашим отрядом, был бледен и напуган, вот и срывался по поводу и без.

Солнце припекало, в ушах звенело, перед глазами мельтешили серые точки. Но — стою. И Юра стоит. Падать нельзя. Никак нельзя. Водой не окатят, скорее забьют до смерти.

Нестерпимо захотелось дотянуться до сверхсилы и сровнять тут всё с землёй, ещё и паника накатила, едва сумел нервозность обуздать. Усилием воли я заставил себя отрешиться от неприглядной действительности, сосредоточился на внутренней энергетике, погрузился в лёгкий транс и начал отслеживать уходящие от центрального узла отростки основного канала. Сейчас, когда появилась некая точка отсчёта — своеобразное начало координат, — продвижение заметно ускорилось, и пусть я пока что толком не понимал, каким образом это поможет восстановить сверхспособности, но работал, работал и работал. И не впустую — сумел увеличить длительность задействования маскировочной техники до десяти секунд, да и сознания от чрезмерных усилий больше не терял.

Восстанавливаюсь понемногу? Пожалуй, что и так.

Жаль только — недостаточно быстро.

Вездеход, два мотоцикла и грузовик с нихонскими пехотинцами прикатили часа через полтора. Никого из беглецов они с собой не привезли, и, судя по перекошенной физиономии выскочившего из легкового автомобиля офицера, погоня успехом не увенчалась. Я даже не столько радость за пленных испытал, сколько банальное злорадство.

Выкусите, макаки! Выкусите!

Из кузова через задний борт начали выпрыгивать пехотинцы, офицер что-то злобно проорал им, и я сумел разобрать слово «пять». Бойцы побежали вдоль нашего строя, принялись выдёргивать стоявших в нём людей и точно не случайным образом — хватали каждого пятого.

Стоявший рядом с Юрой вихрастый худощавый паренёк только взвизгнул, когда его вытянули их шеренги и ударом под ноги повалили на колени, а у меня буквально дыхание от страха перехватило. От страха и облегчения.

Обошлось. Пронесло! Не меня!

Офицер что-то коротко бросил подошедшему от конторского барака Отто Риттеру, и тот — уже не в сорочке с закатанными рукавами, а в шляпе и застёгнутом на все пуговицы пиджаке, — объявил нам:

— Этот и любой последующий побег будет караться казнью каждого пятого обитателя барака!

Два рядовых заломили руки первому из брошенных на колени военнопленных, заставив его наклониться вперёд, и офицер вытянул из ножен катану. Шеренга дрогнула, нихонские пехотинцы залязгали затворами, взяли нас на прицел.

— Да что ж вы… — только и успел произнести бедолага, когда вскинувший меч нихонец обрушил клинок ему на шею и почти её перерубил.

Хлестануло алым, пехотинцы отпустили дёрнувшееся в конвульсиях тело, и оно неподвижно распласталось на земле, вокруг начала растекаться лужа крови.

Офицер двинулся к следующему обречённому, и паренёк забился в руках бойцов завизжал, заорал:

— Господин Риттер! Господин Риттер!

Чиновник Лиги Наций выжидающе глянул на офицера, и тот с казнью торопиться не стал, нехотя указал скошенным остриём окровавленного меча на бившегося в истерике паренька. По требовательному жесту Отто Риттера того вздёрнули с колен на ноги, а после недолгого разговора, когда приговорённый отчаянно закивал, нихонский офицер кивнул, протёр клинок полученной от подчинённого тряпкой и сунул его в ножны.

Вот тут я господина Риттера прямо даже зауважал. Как видно, не все они там в Лиге Наций пустобрёхи. Есть и люди дела. Из строя выдернули шестерых, спасение пяти жизней уже само по себе оправдало существование комитета по делам военнопленных и перемещённых лиц.

Отто Риттер что-то резко бросил седоусому надсмотрщику, и тот чуть ли не вприпрыжку умчался к конторскому бараку, а мы так и остались стоять на солнцепёке, и пехотинцы отнюдь не торопились опускать винтовки, продолжали держать нас на прицеле. Вездеход с офицером укатил, и только. Даже выдернутым из строя пленным обратно встать не дали, паренька освободили, а остальным так и не дали с колен подняться.

Теперь-то что ещё, а?

Седоусый надсмотрщик пришёл в сопровождении десятка военнопленных и молодого человека, крепкого и мускулистого, в соломенной шляпе, просторного кроя брюках и сорочке с закатанными рукавами и выставленными на всеобщее обозрение