О бихевиоризме - Беррес Фредерик Скиннер

психотерапевты осуществляют мощный и часто проблемный контроль. Он осуществляется способами, которые наиболее эффективно подкрепляют тех, кто его осуществляет, и, к сожалению, это обычно означает способы, которые либо сразу же негативно влияют на контролируемых, либо эксплуатируют их в долгосрочной перспективе.

Те, кого контролируют, начинают действовать. Они убегают от контролера – уходят из зоны досягаемости, если это отдельный человек, или бросают правительство, становятся отступниками в религии, уходят в отставку, прогуливают уроки, или они могут напасть, чтобы ослабить или уничтожить контролирующую власть, как в случае революции, реформации, забастовки или студенческого протеста. Иными словами, они противопоставляют контролю контрконтроль.

Можно достичь состояния, при котором эти противоборствующие силы находятся в равновесии по крайней мере временно, но результат редко бывает оптимальным. Система стимулирования может разрешить конфликт между руководством и работниками, государства могут поддерживать баланс сил, а правительственные, религиозные и образовательные практики могут быть эффективными лишь в том случае, если не допускать дезертирства, отступничества или прогулов, но в результате отнюдь не всегда получается хорошо продуманная социальная среда.

Этика и сострадание

Мы говорим о доброжелательном правителе, преданном учителе, сострадательном терапевте, общественно активном промышленнике, словно их поведение является симптомом внутренних черт характера. Когда мы спрашиваем, почему человек доброжелателен, предан, сострадателен или общественно активен, мы изучаем влияние его поведения на других. (Утилитаристы ссылались на последствия такого рода, определяя полезность как «принцип, который одобряет или не одобряет любое действие в зависимости от тенденции к увеличению или уменьшению счастья стороны, чьи интересы рассматриваются», но это было одобрение или неодобрение третьей стороны, а не той, которую непосредственно затрагивает действие.) Эффекты, ответственные за доброжелательное, преданное, сострадательное или общественно активное поведение, являются формами контрконтроля, и когда их нет, эти столь любимые всеми черты поведения отсутствуют.

Это можно проиллюстрировать на примере пяти областей, в которых контроль не компенсируется контрконтролем, и тем самым они становятся классическими примерами жестокого обращения. Это уход за младенцами, престарелыми, заключенными, душевнобольными и слабоумными. Часто говорят, что тем, кто руководит этими людьми, не хватает сострадания или чувства этики, но очевидным фактом является то, что они не подвергаются сильному контролю. Дети и старики слишком слабы, чтобы протестовать, заключенные находятся под контролем полиции, а душевнобольные и слабоумные не могут организоваться или действовать успешно. Мало или ничего не делается в случае плохого обращения, если только не вводится контрконтроль, обычно негативный, извне.

Контрконтроль, несомненно, не единственная причина, по которой один человек хорошо относится к другому. Мы можем вести себя так, что другой получает подкрепление и в свою очередь подкрепляет нас. Генетический набор человека может включать в себя такую склонность, как, например, родительская забота о потомстве. Дарвин указывал на ценность альтруистического поведения для выживания (цитата на эту тему приводится позже), хотя, похоже, речь идет только об особых видах врожденного поведения. В любом случае то, как один человек относится к другому, определяется взаимными действиями. Мы ничего не выигрываем, обращаясь к чувствам. Часто говорят, что люди утешают страдающих, исцеляют больных и кормят голодных, потому что сочувствуют им или разделяют их чувства, но именно поведение, с которым ассоциируются такие чувства, должно было иметь ценность для выживания и изменяется с помощью контрконтроля. Мы воздерживаемся от причинения боли другим не потому, что «знаем, каково это – быть обиженным», а (1) потому что причинение боли другим представителям вида снижает шансы вида на выживание и (2) когда мы причиняем боль другим, нам самим наносится вред.

Классическая концепция humanitas определялась как набор добродетелей, но любое добродетельное чувство можно рассматривать как побочный продукт поведения. Человек, практикующий humanitas, был уверен в себе в том смысле, что обычно добивался успеха: он хорошо относился к другим и в результате получал добро от них, он играл активную роль в управлении государством и так далее.

«Важной детерминантой морального поведения и основным компонентом развития характера» является «готовность следовать правилам», но человек «хочет» так делать из-за последствий, организованных теми, кто установил правило и обеспечивает его выполнение. Различие между поведением, контролируемым правилами, и ситуативным поведением упускается, когда в тестировании «социализации» говорится о «степени, в которой человек усвоил правила, ценности и традиции своего общества». Люди наказывали друг друга задолго до того, как поведение стало называться плохим или неправильным, и до того, как были сформулированы правила и человек мог быть «социализирован» этими карательными условиями без помощи правил.

Люди начинают называть поведение хорошим или плохим, правильным или неправильным и соответственно подкреплять или наказывать, и в конце концов появляются правила, которые помогают человеку соответствовать практикам его сообщества и помогают сообществу поддерживать эти практики. Человек, который усваивает эти правила и ведет себя, четко следуя им, все еще не перенял их, даже если он научился контролировать себя и таким образом еще более эффективно приспосабливаться к условностям, поддерживаемым группой. Социальное поведение не требует, чтобы порождающие его условия были сформулированы в правилах или, если они были сформированы, чтобы человек знал эти правила. Однако чрезвычайно важно, чтобы социальные практики все-таки были выработаны.

Мы иногда говорим, что поступили определенным образом, потому что знали или чувствовали, что так было правильно, но то, что мы ощущаем, когда ведем себя нравственно или этично, зависит от условий, ответственных за наше поведение. То, как мы воспринимаем поведение других, обусловлено его влиянием на нас; то, как мы ощущаем наше собственное поведение по отношению к другим, является вопросом действий, совершаемых другими. Телесные состояния, которые мы знаем или чувствуем, могут быть особенно заметны, когда угрозы сильны. Человек, получивший обещание рая и угрозу ада, может испытывать телесные состояния сильнее, чем тот, чье поведение просто одобряется или порицается окружающими. Но ни тот ни другой не действует потому, что знает или чувствует, что его поведение правильно; он действует в силу условий, которые сформировали его поведение и создали ситуации, которые он ощущает.

Один из древних богословских вопросов заключается в следующем: грешен ли человек потому, что он грешит, или, наоборот, грешит потому, что он грешен? Маркс поставил аналогичный вопрос и ответил на него следующим образом: «Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»[33]. Философ Уильям Джеймс приложил эту мысль к области эмоций: «Мы плачем не потому, что нам грустно; нам грустно, потому что мы плачем»[34]. Во всех трех формулировках не хватает важной детали: ничего не сказано о том, что отвечает за состояние и поведение. И если нас спросят: «Нравственен ли человек, потому что он ведет себя нравственно, или он ведет себя нравственно, потому что он нравственен?» – мы должны ответить: «Ни то ни другое».