Ближнее море - Юлия Андреева

Татьяна Григорьевна Гнедич – правнучка знаменитого переводчика «Илиады», училась в аспирантуре филологического факультета Ленинградского университета, специализируясь на английской литературе XVII века. Она была отчислена из аспирантуры за то, что скрыла свое дворянское происхождение. В ответ на это Татьяна заявила, что если бы она хотела скрыть свою родословную, то не стала бы носить старинную дворянскую фамилию Гнедич. Тогда ее выгнали с формулировкой: за то, что «кичилась дворянским происхождением».

Будучи хорошим литератором и вообще человеком грамотным, Татьяна Григорьевна сумела доказать властям, что невозможно одновременно «скрывать» и «кичиться», после чего была восстановлена на факультете.

– …какие у нее настоящие волосы? Седые, должно быть… Десять лет – от звонка до звонка… Но, может быть, так и лучше. Для нас всех лучше. Иначе чем бы она заплатила за «Дон-Жуана»? А ведь не платить нельзя…

– А за что ее посадили? – задал вопрос кто-то из наших.

– Вроде бы сама на себя донесла. Говорили, будто бы, постоянно работая с переводами английских классиков, она возмечтала поехать в Великобританию, на родину своих кумиров, а время было военным. Кто знает, что у нее переклинило в голове. С творческими людьми и не такое бывает. В общем… она сочла подобные мечты предательством… Говорят же, что перед Богом грех и помышление о грехе равновесны. А она, Таня, – она ведь жила в своих мечтах, в мечтах и согрешила, а наказание понесла реальное…

«Т.Г. Гнедич арестовали 27 декабря 1944 года: она сама на себя донесла. То, что она рассказывала, мало-правдоподобно (Татьяна Григорьевна, кстати, любила и пофантазировать), однако могло быть следствием своеобразного военного психоза. По ее словам, она, в то время кандидат партии (в Разведуправлении Балтфлота, куда ее мобилизовали, это было необходимым условием), вернула в партийный комитет свою кандидатскую карточку, заявив, что не имеет морального права на партийность после того, что она совершила» (Константин К. Кузминский. «Роман с теткой Танькой, или Памяти памятной доски тетки Таньки Гнедич, моей духовной матери»).

– …Ходили слухи, будто, согласившись признать свою вину перед Родиной, взамен Татьяна попросила дать ей словари и принести книги, с которыми она собиралась работать, а также выделить одиночную камеру… Может, окружающая реальность просто довела до такого состояния или соседи по коммуналке, если, конечно, были такие. Да мало ли что еще. Если человек с воли запросился на нары, значит, что-то такое было… действительное или мнимое… А в результате – неслабая статья «измена Родины».

– Может, Родине, – перебил рассказ одетый в шинель статист.

– Кто его знает, – отмахнулся незнакомец, – Родине или Родины…

– Ну все, нам пора. В автобусы вроде как зазывают, – глянув в окно, сообщил кто-то из наших.

Я с сожалением посмотрела на сидящего над давно опустевшей чашкой собеседника. Наверное, следовало попросить визитку, но… какая у него могла быть визитка? Или номер телефона?

– Вы питерский? Может быть, вас подвезти? – неуверенно поинтересовалась я.

– Местный, – отвернулся он, должно быть, досадуя, что не договорил или не успел попросить денег… В 2007-м, через четыре года приезжайте сюда – будем справлять сто лет Таньке Гнедич, вот тогда и наговоримся.

В 2007 году, как и следовало ожидать, никто не пригласил меня послушать о таинственной Гнедич, а я, будучи полностью поглощенной работой с собственными проектами, совсем позабыла поискать в Сети информацию о возможных мероприятиях, связанных со столетием со дня рождения Т.Г. Гнедич.

«Когда аплодисменты стихли, женский голос крикнул: “Автора!”. В другом конце зала раздался смех. Нетрудно было догадаться, почему засмеялись: шел “Дон Жуан” Байрона. Публика, однако, поняла смысл возгласа, и другие поддержали: “Автора!”. Николай Павлович Акимов, вышедший на сцену со своими актерами, еще раз пожал руку Воропаеву, который играл заглавного героя, и шагнул вперед, к рампе; ему навстречу поднялась женщина в длинном черном платье, похожем на монашеское одеяние. Она сидела в первом ряду и теперь, повинуясь жесту Акимова, присоединилась к нему на подмостках. Сутулая, безнадежно усталая, она смущенно глядела куда-то в сторону. Аплодисменты усилились, несколько зрителей встали, вслед поднялся и весь партер – хлопали стоя. Вдруг мгновенно воцарилась тишина: зал увидел, как женщина в черном, покачнувшись, стала опускаться, – если бы Акимов не подхватил ее, она бы упала. Ее унесли – это был сердечный приступ». (Константин К. Кузминский «Роман с теткой Танькой, или Памяти памятной доски тетки Таньки Гнедич, моей духовной матери»).

Древняя рукопись

В «Театральной лаборатории» режиссера Вадима Максимова практиковались семинары, проводимые самими студийцами. Темы не выбирались, а раздавались или, можно сказать, назначались: «Тебе к такому-то дню подготовить…» – и дальше называлась тема. Например, Сергею Смолякову досталось «Мифологическое мышление» – тема, о которой он до сих пор без внутреннего содрогания не может вспоминать, поскольку так в ней и не разобрался. Правда, за дело взялся рьяно, для начала проработав множество материала, после чего состоялся выбор источника – «Кодзики»[30], книга или рукопись, на которую ссылался автор статьи.

Ну а дальше как в сказке: выбрал направление – иди. Вот и пошел Смоляков в университетскую библиотеку, где эти самые «Кодзики» числились. Но, как выяснилось, там об этой книге понятия не имеют. Сергей предъявил статью, библиотекари пожали плечами. Тем не менее, за поиски взялись и – вот чудо – отыскали искомую работу, коей оказалась докторская диссертация Евгении Михайловны Пинус. Первый том «Кодзики» – японские мифы и деяния императоров! Необыкновенно интересная книга.

Чудо номер два – находящийся в фондах библиотеки единственный экземпляр рукописи выдали на руки!

Какое-то время Смоляков носился со своим кладом, изучая его и плохо понимая, что делать дальше. О докладе он благополучно забыл, не до того стало. Вскоре к нему домой позвонили из издательства «Астапресс» с предложением подготовить книгу к изданию.

Шел 1992 год. Ничего еще толком не понимая в книжном бизнесе, Сергей принялся за новое для себя дело. Работе над рукописью способствовала служба Смолякова в охране в режиме «сутки через трое». Вскоре он устроился в издательство, сначала проводя там свободные от основной работы дни, а потом оставив охрану и полностью отдавшись новому интересному делу.

Правда, в то время издательство «Астапресс» уже дышало на ладан и вскоре благополучно загнулось, не найдя денег не то что на издание книги, а даже на то, чтобы вывести текст на принтере.