Как я был телевизионным камикадзе - Леонид Кравченко

В ответ я вынужден был признаться, что мне как раз Горбачев дает противоположные указания. Но дело в конце концов не в этом.

– Скажите точно, когда российская телекомпания готова будет реально начать вещание на канале? – спросил я своих собеседников.

После короткой дискуссии пришли к выводу, что к 14 мая они успеют открыть вещание, запустив для начала информационную программу «Вести». А ведь разговор проходил в марте. И тут я не выдержал:

– Впереди еще уйма времени. Значит, вы не готовы пока к эфиру. Но почему же меня травят уже больше двух месяцев? Я согласен подписать договор об открытии российского телеканала с 14 мая, но тайно, без ведома Горбачева. Однако прошу – помогите остановить кампанию клеветы на меня. Иначе мне придется выступить по телевидению и объявить, что дело вовсе не во мне…

Гости были солидарны со мной. Однако ничего не изменилось, клеветники не унимались. Утешала только одна мысль: они ведь не со мной воюют. Стреляют по мне, но целятся в Горбачева и конечно же хотят освободить пост председателя Гостелерадио для своего человека. Кстати, позднее в ходе ново-огаревских консультаций Ельцин и Назарбаев даже выдвинули в качестве одного из условий подписания договора снятие Кравченко с поста председателя Гостелерадио СССР.

Создать собственный телеканал – дело архисложное. Для того чтобы новую газету открыть и запустить, понадобится полгода. А канал – это огромные средства, техническая база, помещения, кадры, спутники, линии связи, передатчики, а значит, и другие сроки для подготовительной работы. У самих россиян не было на все это времени. Поэтому тактику российские власти избрали простую: все, что необходимо, надо отнять у Гостелерадио. Проще всего было забрать свои бюджетные деньги. Миллиард рублей мы отдали без дискуссий. Но вот на поиски помещений, закупку и монтаж технического оборудования, набор специалистов и журналистов требовались месяцы. И тогда у Ельцина и российского правительства возникла идея – немедленно забрать второй общесоюзный канал. С ходу, с налету сотворить такое чудо можно было разве что в сказочном сне. Но ведь очень хотелось! И тогда началась мощная пропагандистская кампания, в которой не брезговали никакими средствами.

И последний эпизод той весны. Как и предполагалось, в середине мая открылось Российское телевидение. И оно сразу же обрушилось с критикой на Горбачева. А 18 мая началась блицкампания по выборам президента России. Ведь через три недели Ельцина уже объявят президентом Российской Федерации. И все эти три недели телевидение и радио России яростно защищали Ельцина и весь свой «праведный» гнев обрушили на его соперников в предвыборной борьбе.

Где-то в 20-х числах мая мне позвонил крайне недовольный Горбачев и спросил: «Кто разрешил выходить в эфир этому жуткому телевидению?» Я ответил: «Разрешение мое. Есть договор на этот счет, и, насколько мне известно, вы, Михаил Сергеевич, тоже обещали Ельцину открыть их телевидение». Он лишь резко заметил: «Что, ты не мог проволынить с открытием их телевидения хотя бы месяц, чтобы не давать во время предвыборной кампании в руки Ельцина такой мощный инструмент?» В ответ я только отшутился: «Договор, Михаил Сергеевич, дороже власти».

Теперь я иногда думаю, почему Борис Ельцин так ни разу и не поблагодарил меня за тот поступок?

А вообще я много раз поражался умению Горбачева маневрировать, «находить консенсус» в самых, казалось бы, сложных ситуациях. Уже после победы Бориса Ельцина на президентских выборах состоялся пленум ЦК КПСС. Дискуссия была жесткой, и потому подготовка решения пленума представлялась непростой задачей. В комиссию по подготовке проекта документа выбрали и меня. И вот тут в кулуарах член политбюро Александр Дзасохов подошел ко мне и предупредил, что в конце пленума будет раздел «Разное».

– Это не что иное, – пояснил он, – как избрание Леонида Кравченко членом политбюро, секретарем ЦК по идеологии для курирования средств информации.

Сообщение Дзасохова меня просто ошарашило.

– Но ведь уже есть два члена политбюро по идеологии, – возразил я. – Это вы, Александр Сергеевич, и Петр Лучинский. Зачем же третий?

– Да я, похоже, уйду на международную стезю, – признался Дзасохов.

В ту же минуту, воспользовавшись перерывом на пленуме, я зашел в кабинет Горбачева.

– Что же получается, Михаил Сергеевич, меня хотят двинуть в секретари ЦК, а вы меня не предупредили? Я возражаю. Мое призвание – журналистика, а не партийная работа. Если нужно освободить пост руководителя телевидения и радиовещания, я готов это сделать без всякой партийной карьеры.

Каково же было мое удивление, когда Горбачев сказал:

– Ну, если не хочешь – не надо… Раздела «Разное» на пленуме не будет.

Таков непредсказуемый Михаил Горбачев. И в этом я еще раз убедился в августе 1991 года.

Но еще до этого пленума состоялось событие, которое открывает многое, связанное с отношением Горбачева к партии и предстоящему пленуму.

Мне довелось весной 1991 года быть в составе официальной делегации во главе с президентом, направленной на переговоры в Японию и Южную Корею.

В Москву мы возвращались через Южную Корею и на одни сутки задержались для переговоров с президентом Южной Кореи Ро Деу. А потом был восьмичасовой перелет в Москву.

В какой-то момент после взлета Михаил Сергеевич вместе с Раисой Максимовной позвали нас в свой гостевой салон. Это некая просторная гостиная, насколько позволяли размеры самолета. В гостиной овальный стол, за который могло сесть не более восьми человек. Стол был празднично накрыт. Хорошая закуска, замечательный армянский коньяк.

Горбачев поделился своими впечатлениями о поездке, оценил итоги переговоров и вдруг затеял разговор о предстоящем пленуме ЦК, о том, что пленум ждет с тревогой. «Мне вообще эти пленумы осточертели», – вдруг откровенно признался он. Но потом каждого из нас попросил высказаться о возможных решениях, внести предложения по предстоящей дискуссии. Среди приглашенных были А. Яковлев, Н. Бессмертных, отец Пимен, А. Вольский, пресс-секретарь президента В. Игнатенко и некоторые другие. Каждый из нас что-то предложил.

Пришлось высказаться и мне. Но тут чуть захмелевшая Раиса Максимовна, положив руку мне на плечо, неожиданно вмешалась в разговор: «Михаил Сергеевич, о чем ты советуешься? Тут сидят в большинстве своем люди, которые уже предали тебя… Разве что отец Пимен да Кравченко остаются на твоей стороне», – съязвила она.

Горбачев резко отреагировал на это неожиданное замечание Раисы Максимовны, одернул ее, и на том обсуждение закончилось. Возникла некоторая неловкость. Кое-как попили чайку и, извинившись, разошлись по своим салонам. А в памяти моей до сих пор стоит эта сцена, где самым откровенным человеком оказалась Раиса Максимовна, нечаянно перенесшая семейные кадровые разговоры в «воздушное пространство». Стало ясно и другое: в семье Горбачевых уже всерьез обсуждалась тема заговора против него и возможного его смещения через пленум ЦК.

По возвращении в Москву накануне пленума ЦК состоялся секретариат ЦК. Обсуждались разные текущие вопросы. Среди них почему-то встал вопрос о развитии библиотечного дела. Отчитывался министр Николай Губенко. Он говорил поначалу скучно, отчитываясь о скучном деле. А потом неожиданно взорвался: «Не пойму, почему в такое горячее политическое лето мы решили заняться библиотеками? Ведь мощные оппозиционные силы стремятся свергнуть существующую власть. Скажу больше: уже готовятся расставить под Москвой столбы, как во время Спартака, где подвесят всех нас – членов ЦК». И он обвел всех в зале руками с явной иронией.

Возникло замешательство. Но в этот момент из приемной выглянула дежурный секретарь и громко объявила: «Михаил Сергеевич просит к телефону Кравченко». Я вышел и взял правительственную трубку.

– Леонид, здравствуй. Ты мне срочно нужен. Хватит штаны протирать на этом пустом заседании.

Мне пришлось покинуть заседание секретариата ЦК и ехать к президенту. Про себя подумал: «Горбачев уже в грош не ставит ЦК».

Тем временем в Верховном Совете СССР взорвалась еще одна «бомба». Депутатская группа «Союз» каким-то образом установила, что тайно еще полгода назад при участии Шеварднадзе и Яковлева удалось договориться с США о передаче им нашего большого морского шельфа. Он начинался от Берингова пролива и простирался на юг на сотни километров. Вопрос бурно обсуждался, но ответа так и не получили: что это – всего лишь намерение или состоявшаяся акция? Прошли годы, но, как утверждают специалисты, эта акция, не оформленная государственными актами, все же осуществилась.

Глава 25

Некоторые штрихи к портрету Горбачева

Придя к власти, Горбачев быстро понял, что телевидение – мощнейший инструмент воздействия на умы и сердца людей. Он не раз потом говорил, насколько сильным, при правильном использовании, может быть влияние телевидения на общественное мнение. Например, если нужно найти упреждающие решения при проведении каких-то непопулярных мер, выступление по телевидению с разъяснением позиции, сути экономических и политических акций давало немалый эффект.