След Бешеного - Виктор Доценко

— И ты считаешь нормальным, что твой начальник ездит на старенькой «Аудио», а ты — на новеньком «шестисотом», при этом числящемся на балансе отдела?

— А кто ему мешает? Пусть работает так же, как я! Дел столько же раскрывает, сколько я. Террористов столько же обезвреживает, сколько я. Тогда и ездит пусть на чем угодно, хоть на самолете, — с обидой возразил полковник.

— Ты не забывайся, Гром! Не на планерке в главке находишься! Даже я на «БМВ» езжу.

— И вы давно могли на «шестисотый» пересесть и не прислушиваться, кто там что скажет, Вспомните, как было здорово, когда вас сам Президент похвалил?

— Тогда похвалил, а сейчас может и по голове настучать.

— Вот и нужно, чтобы вас почаще хвалили и даже никогда не думали о том, чтобы стучать по голове. Кстати, — полковник положил на стол перед Бессоновым черный дипломат, — это было найдено на месте той самой заварушки на хате Большого Амана, в которую так плотно вцепились журналюги.

— Что «это»?

— Что, что? — передразнил уверенный в себе Громыхайло. — Деньги! Пятьсот тысяч зеленых, вот что!

— Почему не сдал финансистам? — скорее машинально спросил генерал и тут же переспросил — до него только что дошло, о какой сумме идет речь: — Сколько-сколько?

— Полмиллиона баксов! Да сдай я их финансистам, вы думаете, наш отдел или ваше управление, которые разрабатывали эту операцию, увидели бы когда-нибудь хоть один доллар? Дудки! Распылились бы так быстро, что и концов бы не нашли. — Полковник специально отошел от основной темы в сторону, чтобы усыпить бдительность и совесть своего друга и наставника. — Если честно, то дело-то было ночью, а утром сдавать их было уже поздно: наверняка стали бы подозревать, что раз целых пятьсот тысяч сдали, то сколько же было на самом деле? Так бы повернули, что в век не отмылись бы!

— Кто еще знает об этом дипломате?

— Только те, кто находится по другую сторону баррикады! — глядя ему в глаза, ответил полковник.

— Ну… я даже… не знаю… — замялся Бессонов, как говорится, «и хочется, и колется, и мамка не велит». — Что же ты мне прикажешь с ним делать?

— Вы генерал, вам и решать… — Громыхайло с трудом скрыл ухмылку, не понимая своего приятеля. «Чего он, собственно говоря, боится? Меня, что ли? Глупо! Свидетелей нет! Да и подставлять его мне резона нет никакого: сам-то я полечу много дальше и ниже, чем ты, дорогой мой Бес!»

Он прекрасно видел, как в душе генерала борются противоречивые чувства, и потому пришел к нему на помощь.

— Венедикт Иванович, оставьте их у себя, подумайте, а потом сами и решите, как их использовать!

— Ладно, — немного помедлив, ответил генерал, — пусть будет по-твоему!

Он взял дипломат, зашел в комнату отдыха и убрал его в сейф с цифровым замком. Но прежде открыл, на глазок оценил, что в нем пятьдесят пачек банковских упаковок стодолларовых купюр, и написал записку, которую положил поверх пачек:

«Реквизированные пятьсот тысяч долларов во время операции захвата Большого Амана. Оставлены для проведения операции по выявлению транзитного пути переброски наркотиков с Востока в Европу. Оставляю под личную ответственность.

Генерал Бессонов».

И расписался. Конечно, это не бог весть что, если произойдет нечто непоправимое, но все-таки…

Вернувшись к своему приятелю, генерал сказал:

— Я вызвал тебя для того, чтобы обсудить одну идею, которая поможет нам отвлечь силовые структуры в нужном направлении. Как говорится, простенько и со вкусом.

— Я вас внимательно слушаю.

— Идея очень проста. Разработай несколько операций, которые помогут столкнуть лбами наиболее мощные криминальные группировки.

— И тогда мы вновь сможем сказать, что благодаря нашим агентам, умело внедренным в криминальную среду, удалось ликвидировать соответствующие преступные сообщества! — подхватил Громыхайло. Он уже приступил к некоторым подобным операциям, но сделал вид, что именно генерал додумался до этого первым.

— Ты схватываешь на лету! — похвалил Бессонов. — Как только будет что-то готово, сразу сообщи мне. Не хочу, чтобы мои люди столкнулись с твоими, — пояснил он.

— Не столкнуться: это я гарантирую на все сто!.. — заверил полковник…

После этой встречи по Москве вновь прокатилась волна кровавых разборок: на этот раз столкновения произошли между несколькими криминальными группировками, которые ранее считались вполне дружественными…

И делал все это Аркан со своими приятелями. Иногда он просто расстреливал авторитетов, оставляя среди вражеских трупов труп какого-нибудь своего «быка», в кармане которого обнаруживалось послание якобы от соседней группировки.

В другой раз выкрадывал какого-нибудь близкого дружбана авторитета и во время налета, уничтожив всех, кто попался под руку, оставлял труп того приятеля на месте расправы. Естественно, когда люди расстрелянной группировки обнаруживали среди своих убитых чужого, то, легко определив, к какой группировке тот принадлежит, натурально предъявляли тем счет, не веря никаким оправданиям…

С честью похоронив трех своих пацанов и совершенно четко определив, кто виноват в их гибели, Ростовский собрал всех оставшихся в живых боевиков, как обычно, на даче Митрича.

— Сначала, как и положено, помянем своих братков, — хмуро проговорил Ростовский.

Все встали, взяли рюмки с водкой, молча опрокинули, почти синхронно поставили на стол, сели.

— Что ж, братишки, мы знаем, кто убил наших пацанов, знаем, где находится одна из их точек, знаем, где они иногда появляются, то есть ту самую квартиру, с которой все и началось. — Ростовский говорил тихо, но так четко, что его слышал даже сидящий в самом конце стола. — Нас, я имею в виду тех, кто готов взять оружие в руки и биться до последнего, четырнадцать человек.

— Но как же остальные… — вылез Ник, однако Ростовский его перебил:

— Я знаю, Ник, почему ты хочешь возмутиться. Гораздо больше пацанов готово было сегодня сидеть за этим столом, чтобы потом взять в руки оружие и пойти с нами, но… — Ростовский замолчал и поглядел исподлобья на каждого из присутствующих, — не знаю, как у вас, но мое сердце не смогло смириться с тем, чтобы сюда явились те, у кого на руках маленькие дети… — Он снова повернулся к Нику. — Кстати, дорогой Ник, это и тебя касается: твоей же малышке годик всего, так?

— Братан, ты знаешь, как я тебя уважаю, и знаешь, что еще ни разу я не перечил твоему слову, но сегодня, когда речь идет о том, чтобы отомстить за смерть наших братанов, извини… — Ник был очень серьезен, и его голос звучал бескомпромиссно. — Не скрою, были и у меня сомнения: как будет моя малышка жить, если что случится со мною, и потому я честно поделился со своей женушкой, и она сказала очень правильную вещь. Она сказала: а если бы убили тебя? Кто стал бы мстить за твою смерть, если бы у каждого из оставшихся оказался маленький ребенок? Не знаю, как остальные жены, но, наверное, я бы сама взяла в руки пистолет. Ты ее знаешь, братан: она бы точно пошла за меня мстить!

— Честно говоря, даже не сомневаюсь! — улыбнулся Ростовский.

— И вот она сказала мне сама: иди, Ник, и отомсти за братанов наших.

— Что ж, я не могу запретить тебе участвовать в священном деле, пусть будет так! — согласился Ростовский.

— Будь я помоложе, и я взял бы в руки оружие, — тихо проговорил Митрич, — но слышал я по своим каналам, что главарь ихний, Аркан, на зоне главной сукой был и забил хорошего пацана. Хотел его опустить, но тот предпочел смерть позору. Этот пидор не должен жить!

— И не будет! Слово даю, Митрич! — заверил Ростовский.

— Эти обсоски в большую силу вошли: хватит ли у тебя людей, внучок? — продолжил старый «Вор». — Если я правильно понял, то они даже на троих твоих пацанов, которые были всего на двух машинах, вышли аж на четырех машинах. Может быть, их и больше было, если «взять во внимание, что только убитых с их стороны оказалось с десяток! Может быть, стоит обратиться за помощью к друзьям-приятелям?

— Спасибо, Митрич, за поддержку, но и я тоже подумал об этом, и сегодняшняя наша встреча только попытка узнать, сколько бойцов может противопоставить этим беспредельщикам наша бригада. Я уже обратился к «Ворам», и сегодня вечером они согласились объявить сходку, чтобы там обсудить некоторые вопросы, возникшие в связи с происшедшими в Москве событиями. На этой сходке я и попытаюсь обратиться за помощью…

Ростовский связался более чем с дюжиной уважаемых «Воров», живущих в Москве. Многие из них, не дав конкретного ответа, обещали подумать. Только четверо, среди которых был и один из самых близких Ростовскому «Воров» — Дато, по прозвищу Ушба, дали твердое обещание появиться на сходке.

Хотя Ушба был на несколько лет моложе Ростовского, однако его уже давно короновали в «Воры», и слово Дато весьма уважалось даже самыми старыми «Ворами».

Находясь в теплых братских отношениях с Ушбой, Ростовский, конечно же, не скрыл от него свои проблемы, и Дато, несмотря на то что только что перенес тяжелую операцию на печени, твердо заверил, что придет на сходку.