Призрак для Евы - Рут Ренделл

Лаф не собирался рассказывать Соновии, что эта информация об «убийце из кинотеатра» еще не достигла полицейского участка в Ноттинг-Хилл. Другое дело — нож. Лаф знал о нем все: его нашли в мусорном баке, и кто-то из коллег сказал, что нож выглядит так, словно его прокипятили, и лаборатория не может определить, был ли он орудием убийства. Кому придет в голову кипятить нож? Услышав эти слова, Лаф подумал о Минти. Но мысль о том, что малышка Минти могла причинить кому-то вред, вызвала у него смех.

— Думаешь, эта Зилла Мэлком-Смит поступила неправильно? — спросил он жену. — Когда выходила замуж второй раз, не разведясь с первым мужем? Я хочу сказать, если она считала себя разведенной и вышла за этого члена парламента, ничего не подозревая.

— Не знаю, Лаф. Может, ей следовало все проверить перед тем, как идти к алтарю?

— То есть ты считаешь, что человек виноват, даже если не знает, что поступает дурно? — Лафа, как ответственного полицейского, иногда волновали подобные вопросы. — Например, если ты напал на кого-то и убил, искренне веря, что этот человек злой демон, Гитлер или еще какой-нибудь злодей? Если думал, что избавляешь мир от зла — от воплощения дьявола? Ты совершил грех?

— Для этого нужно быть психом.

— Пускай, только этих, как ты выразилась, психов на свете больше, чем ты думаешь.

— Это для меня слишком сложно, Лаф. Лучше спроси пастора. Хочешь еще кофе?

Лаф не хотел. Он сидел на солнышке и размышлял о том, что ситуация, которую он описал Соновии, так же ужасна для убитого, всех его друзей и родственников, как если бы убийца действовал сознательно. Но о человеке, который убил, нельзя сказать, что он совершил убийство в том смысле, в котором говорится в Десяти заповедях; он невинен, как агнец, поскольку не задумывал зла и, возможно, даже гордится тем, что убил Гитлера или дьявола.

Будучи глубоко религиозным человеком и прихожанином евангелистской церкви, Лаф задавался вопросом: попадет ли такой человек на небеса? Нужно обязательно спросить у пастора. Сам Лаф был в этом абсолютно уверен, потому что именно Бог лишает таких людей разума. И Он должен раскрыть перед ними ворота рая. Лаф оглянулся на сад. Бледно-розовая герань просто чудо. Хорошо быть счастливым человеком, сидеть под своей лозой и своим фиговым деревом, как сказано в Библии, — а на самом деле под боярышником и сиренью — с доброй женой и многочисленными детьми.

Соновия вернулась в дом, чтобы позвонить Коринне. После обеда они собирались посмотреть «Купол тысячелетия», взяв с собой внучку. Лаф решил подождать до четверти второго — к этому времени они пообедают, — а потом отнести газеты Минти. Может, она захочет пойти с ними. Примирение Соновии и Минти — самое важное, что ему удалось сделать за последнее время, подумал Лаф. Его жена хорошая женщина, но только немного вспыльчивая. Он запрокинул голову и прикрыл глаза.

Минти не удивилась, что ее преследует старая миссис Льюис, поскольку ждала этого. Она не видела старуху и надеялась, что никогда не увидит, но ее голос звучал так же часто, как и другие голоса. В любом случае это доказывало, что миссис Льюис мертва, и слова Джока, которые он шептал Минти ночью, были правдой. Живые не возвращаются и не говорят с тобой, потому что они и так здесь.

О том, что новый голос принадлежит миссис Льюис, сказала Тетушка. Она не удосужилась их познакомить, что Минти посчитала невежливым. Просто назвала ее миссис Льюис. Это стало для Минти потрясением. Тетушка заговорила с ней, когда она гладила белье, но не в «Чистюле», как теперь, а дома, на кухне. Тетушка ни словом не упомянула о цветах, которые Минти положила на ее могилу, хотя они стоили кучу денег, больше десяти фунтов, а принялась критиковать ее работу, утверждая, что белье пересушено и складки никогда не разгладятся. А потом спросила мнение матери Джока: «А вы как думаете, миссис Льюис?»

Новый голос был более грубым и низким, чем Тетушкин, с забавным акцентом. Должно быть, так говорят в Западных графствах.

— Ей нужен один из этих спреев, — произнес голос. — Ими пользуются в химчистках, где она работает. Могла бы взять себе одну штуку.

Они все знают, эти мертвые. Все видят, и тот факт, что они не могут вас слышать, выглядит еще более странным. При жизни миссис Льюис обитала в Глостере, за несколько сотен миль отсюда, и ничего не знала о Минти или о «Чистюле», а теперь знает, потому что умерла и ей открылись все тайны. Пока Минти гладила, два голоса обсуждали друг с другом стиральные порошки и пятновыводители. Минти пыталась не обращать на них внимания. Она не могла понять, зачем миссис Льюис вернулась и преследует ее. Может, старуха умерла, когда узнала о смерти Джока, не выдержав потрясения. Но ей не стоило надеяться, что Минти будет ухаживать за ее могилой, где бы та ни находилось. Хватает забот и с Тетушкиной, не говоря уже о расходах.

Закончив гладить, Минти сложила белье и поместила в корзину, предварительно подстелив чистую салфетку.

— Не обязательно брать корзину, — заметила Тетушка. — Стопка не очень большая. Могла бы нести ее в руках — так легче.

— Уходи, — сказала Минти. — Это тебя не касается, и я больше не буду приносить цветы на твою могилу, они слишком дорогие.

— Вы должны понять ее чувства, — сказала старая миссис Льюис. — Мой сын забрал у нее все деньги. Конечно, он отдал бы их, если бы не погиб в той железнодорожной катастрофе. Вернул бы все, до последнего пенни.

— Если вы хотите что-то сказать, — крикнула Минти, — говорите прямо мне, а не ей! Это вы должны мне вернуть деньги.

Но миссис Льюис никогда к ней не обращалась. Она беседовала с Тетушкой. Каким-то чудом к Тетушке вернулся слух, и миссис Льюис разговаривала с ней все утро, пока Минти гладила одежду для клиентов «Чистюли». Они способны пробраться куда угодно, эти призраки. Тетушка заявила, что Минти выглядит бледной — вероятно, плохо ест, но миссис Льюис вмешалась в разговор и возразила, что ее Джок заставлял Минти есть, потому что сам был добрым едоком и любил девушек с хорошим аппетитом.

— Уходите, уходите, — прошептала Минти, но недостаточно тихо, потому что в комнату вошла Джозефин и спросила, не звала ли ее Минти.

— Нет, я ничего не говорила.

— Значит, мне показалось. Видела утренние газеты? Там про женщину, которая была женой того убитого парня и которая вышла замуж за другого.

— Я читаю газеты только после работы. А почему бы ей не выйти замуж, если он мертв?

— Тогда он был еще жив, — сказала Джозефин. — И знаешь что? Они с этим членом парламента поженились в тот же день, что и мы с Кеном. Смотри, я принесла «Миррор». Тебе нравится, как она одета? Что бы ни говорили, у нее слишком обтягивающие джинсы. И волосы в беспорядке. С ней какой-то парень, они не пишут кто, но не муж, и ее маленький мальчик — горько плачет, бедняжка.

— Грешно убивать людей, — сказала Минти. — Посмотри, сколько от этого неприятностей.

Закончив гладить последнюю рубашку, она отправилась домой.

Не прошло и пяти минут, как появился Лаф с газетами. Он пригласил ее в «Купол тысячелетия» вместе с ним, Соновией и маленькой дочкой Дэниела, но Минти, поблагодарив, отказалась — у нее много домашних дел. Ей нужно принять ванну — не может же она выйти из дому грязная, — а соседи выходят через десять минут. Кроме того, следует прочесть газеты, вытереть пыль и пропылесосить полы.

— Только не днем, — сказала Тетушка, как только Лаф ушел. — Хорошая хозяйка делает всю работу по дому с утра. После обеда нужно сидеть и заниматься шитьем.

Миссис Льюис не осталась в стороне.

— Она ответит, что работает. Ты же не предлагаешь ей убирать дом в воскресенье. Воскресенье — это день отдыха, или, по крайней мере, так должно быть. В мои времена люди вставали на заре, вытирали пыль, мыли пол, а потом шли на работу, но теперь таких нет.

— Уходите, — сказала Минти. — Я вас ненавижу.

Ей почему-то казалось, что голоса не будут преследовать ее на улице, и она была права. Наверное, для них тут слишком светло, слишком жарко — или еще что-нибудь слишком. Минти где-то слышала, что на солнце призраки исчезают. Она вытащила из дома газонокосилку и постригла маленькую лужайку, а затем ножницами с длинными ручками подровняла края. В соседний сад вышла сестра мистера Кроута и стала разбрасывать птицам куски хлеба с пятнами зеленой плесени. Минти хотела сказать, что вместо птиц сбегутся крысы, но не стала этого делать, потому что вместе с Тетушкой поклялась никогда не разговаривать с мистером Кроутом, его сестрой или другими родственниками.

Наконец Тетушка заговорила — как только Минти вошла в кухню.

— Я бы с тобой поссорилась, скажи ты хоть слово Гертруде Пирс.

Вот, значит, как ее зовут. Мертвым известно все. Минти теперь вспомнила, хотя не слышала имени женщины добрых десять лет. Она не ответила Тетушке. Два голоса продолжали приглушенно бормотать. Нужно просто терпеть, пока призраки не устанут и не вернутся туда, откуда пришли. Им, наверное, не понравится пылесос, гудение которого заглушит их голоса. Пусть брюзжат сколько угодно. По крайней мере, она их не видит.