Ирландский спаситель - М. Джеймс

Она моя.

С чем именно ему нужно работать? Чем он не хочет делиться с Иветт? Я тянусь к ручке двери в кабинет и отдергиваю руку так быстро, как будто это может обжечь меня. Он действительно рассердится, если я войду?

Он был добр ко мне. Но что, если все это ложь? Что, если это даст ему повод для…

Я даже не могу сформулировать идею о том, что бы это могло быть. Должно быть, что-то случилось с теми другими девушками, если там действительно были другие, а похоже, что они должны были быть. Женская одежда, туалетные принадлежности, шкатулка для украшений, комментарии Иветт, все это, складывается в правду, с которой я не хочу сталкиваться, но которая смотрит мне прямо в глаза.

Я не первый питомец Александра. Я не первая девушка, которая у него есть. И я не особенная.

Он не случайно встретил меня на той вечеринке. Он пошел на ту вечеринку, потому что он из тех мужчин, которые покупают девушку, которая ему приглянулась. А я приглянулась ему, потому что была новинкой. Поврежденная девушка, скрученная, как балерина. Красивая и сломленная. Я могу проигнорировать это, если захочу, потому что Александр проявил ко мне немного доброты в мире, который стал для меня очень мрачным. Но я не могу притворяться, что все это плод моего буйного воображения.

Что он с ними сделал?

Я не могу представить Александра: грациозного, красивого, эксцентричного Александра, причиняющего кому-то боль так, как Франко причинил боль мне, разрезая мои подошвы, прижигая раны. Я не могу представить, как он подвешивает девушку к потолку, как это делал Алексей, избивая меня ремнем. Все это кажется слишком жестоким, чересчур неистовым, слишком неподобающим для такого человека, как он.

Что наводит меня на новую, ужасающую идею.

Если бы Александр хотел причинить мне боль, он не сделал бы это так жестоко, так очевидно. Он нашел бы какой-нибудь способ сделать это элегантно, как произведение искусства. Превращение чего-то старого во что-то новое, прекрасная новая скульптура из чего-то поврежденного.

Как треснувшая японская ваза, наполненная золотом.

Существует множество серийных убийц, которые считали свои убийства искусством. Которые считали свои методы элегантными, даже красивыми.

Я чувствую, что схожу с ума. Я даже не знаю, как долго я топталась перед дверью, ожидая решения, стоит ли мне ее открывать. Александр может вернуться домой, и момент будет упущен. Я даже не уверена, как долго его не было. И это будет меня грызть, и грызть, пока я все равно не оступлюсь и не разозлю его. И тогда, возможно, я никогда не узнаю.

Я снова тянусь к ручке. Возможно, она будет заблокирована. И тогда решение будет принято за меня. Но это не так. Дверь открывается плавно, без скрипа или заминки. Мой желудок мгновенно сжимается от чувства вины, потому что это означает, что Александр доверил мне не входить сюда. Или это ловушка. Чтобы посмотреть, буду ли я подчиняться. Если это так, то я уже потерпела неудачу. Узнает ли он каким-то образом, если я сейчас откажусь? Я делаю шаг в комнату, затем еще один.

Я закрываю за собой дверь, и решение принято.

В комнате прохладно и темно, пахнет кожей и легким дымом. Я вижу камин на одной стене, который, должно быть, является источником запаха дыма, и длинный диван вдоль одной стены с кожаным креслом за письменным столом. На блестящем деревянном полу лежит еще один дорогой, слегка потертый ковер, и вся комната безупречно чиста.

Я ненавижу пыль.

Я думаю о том, как можно было бы назвать Александра, будь он менее богатым человеком, живи он в менее интересном месте, чем Париж. Скопидом. Обсессивно-компульсивным. Жутковато, конечно, учитывая, как он обращается со мной, раздевает и одевает меня, кормит меня с руки, расчесывает мне волосы. Здесь он просто кажется эксцентричным. Даже романтичным, в некотором роде сказочным антигероем. Такой человек, которого спрашиваешь, действительно ли ты хочешь, чтобы героиня была спасена, или нет. За такого почти хочется поручиться, потому что он красив, богат и просто имеет несколько странных привычек.

Александр заплатил за тебя слишком много.

Голос Иветт снова проникает в мои мысли, напоминая мне о том, почему я здесь. Не для того, чтобы восхищаться чистотой Александра или считать количество предметов в этой комнате, занимающих все доступные поверхности, и явно не думать о том, что он за человек.

Просто чтобы получить какие-то ответы, прежде чем он вернется домой.

Я стараюсь прислушиваться к звуку ключа во входной двери, чтобы я могла выскользнуть до того, как он поймает меня, если он вернется домой до того, как я покину комнату. Тряпка для вытирания пыли из перьев там, где я ее оставила, прямо перед дверью. Если я потороплюсь, я могу выскочить, схватить ее и притвориться, что ничего не произошло. Как будто я просто вытираю пыль с книжного шкафа сбоку от двери. Задерживаясь на томах.

Часть меня надеется, что ящики его стола, первое место, куда я думаю заглянуть, будут заперты. Но, конечно, это не так. Александр производит впечатление человека, который не слишком старается оберегать свои секреты или, может быть, он просто настолько изолирован от других, что некому их найти. Это объяснило бы, почему он близок с Иветт, если она его единственный друг. Если у него только она и я.

От этой мысли мне почему-то становится грустно и виновато. Что, если ничего нет? Что, если он просто эксцентричный богатый француз, которым я его считала, и я почти все, что у него есть? И сейчас я предаю его доверие?

Александр заплатил за тебя слишком много.

Следи за своими манерами.

Воспоминание о его голосе, шипящем на меня в коридоре, когда он прижимал меня к стене, немного отодвигает чувство вины. Тогда я увидела в нем намек на что-то другое, совсем как в ту ночь, когда я отказалась рассказать ему о своих ногах в ванне, и он разозлился на меня. Кое-что, на что, возможно, только возможно, мне нужно обратить внимание.

В первых двух ящиках нет ничего интересного. Какие-то старые бумаги, электронные таблицы, ничего, что дало бы мне хоть какой-то намек на то, сколько он мог за меня заплатить, или что вообще что-то для меня значит. Но затем, когда я начинаю рыться в одном из тяжелых деревянных ящиков с левой стороны стола, я натыкаюсь на что-то посреди стопки бумаг, от чего мое сердце останавливается.

Алексей Егоров.

На мгновение мне хочется засунуть это обратно в ящик, не глядя туда. Может быть, лучше не знать. Это было приятно, тот момент в начале, когда я поверила, что Александр ничего за меня не заплатил, что Алексей просто заложил меня за все, что смог достать, и