Зеленые ворота - Януш Майснер

Но теперь ему предстояло не принимать участия в бою, а только ждать его исхода, чтобы в случае неудачи корабль взлетел на воздух.

Он воображал себе этот миг, как осужденный - свою казнь. Ему самому предстояло привести приговор в исполнение. Себе, Мартену, всей команде и "Зефиру"... И вдобавок всего за несколько секунд решить, настал ли этот последний миг!

Ведь он мог ошибиться! Мог преждевременно привести в исполнение приговор им всем и самому себе! Мог, наконец, принять решение слишком поздно и пасть от пули или оказаться обезоруженным, не успев ничего сделать.

Стефан покосился на канонира и пушкаря, которых прислал ему Мартен. Он хорошо их знал - толковые, испытанные люди, но не с кем ему было разделить ответственность, командовать предстояло самому.

Велев им спуститься на орудийную палубу и с горящими фитилями ждать у орудий, он вздохнул:

- Был бы со мной Тессари!

Стефан подумал, нужно бы предупредить Цирюльника, что может произойти с минуты на минуту, но тут же передумал. Если Тессари суждено погибнуть, как всем прочим, лучше ему об этом не знать. Да к тому же было уже поздно пробираться - точнее, пробиваться - на корму, в каюту, где лежал больной.

Это была каюта, соседняя с занятой когда-то Марией Франческой. Каждый раз, минуя её дверь, он невольно ускорял шаги, а сердце стискивало, как при сеньорите де Визелла.

Мучительные воспоминания. Особенно последние, после ареста Мартена в Ла-Рошели.

Первая любовь часто бывает неудачной или несчастной. Но эта оказалась жестокой, и не только по вине особых обстоятельств. Грабинский был влюблен без всякой надежды. С самого начала он сражался с этим чувством, упрекая только себя и никому его не выдавая. Мария Франческа однако заметила, что с ним что-то происходит. Поначалу её это забавляло, потом, когда она убедилась в несокрушимой верности Стефана Мартену, - прискучило, а потом стало раздражать. Имея для того немало возможностей, она ему мстительно докучала, стараясь выставить на всеобщее посмешище его тайну. Тессари, который обо всем понемногу догадывался, неоднократно был свидетелем этой забавы, и хотя они об этом не заговаривали, Стефан знал, что в нем имеет молчаливого союзника, который ему сочувствует, хотя помочь не в силах.

Да, Тессари многое понимал и часто парой слов, одним многозначительным пожатием руки, усмешкой или просто взглядом умел ему помочь, как делал это с самого начала их дружбы, когда Грабинский ещё не стал кормчим и помощником Мартена.

Усилившийся огонь картечниц и мушкетов с палубы "Вестероса" дал знать о подготовке нового штурма. Грабинский, укрывшись за толстым парапетом из дубовых балок, видел шведских офицеров в кирасах и шлемах, ровнявших строй.

"- Сейчас начнется, - мелькнуло у него в глове. - А может быть, сейчас все кончится?.." Он глянул в сторону приближавшися галеонов. Те были пока слишком далеко, но ближний вскоре мог попасть в зону обстрела с правого борта "Зефира". Стефан надеялся, что так или иначе сумеет послать в него хотя бы несколько ядер. Надежда эта несколько скрашивала ему мучительное ожидание.

Теперь он подумал о матери и о том маленьком домишке с садиком, который присмотрел для неё в Гданьске за Каменной плотиной.

- Куплю его, как только все закончится и можно будет вернуться в Гданьск, - сказал он себе, упрямо пытаясь чем-то заполнить нескончаемые минуты ожидания. - Да, вот вернуться бы, сойти на берег, хотя бы на несколько дней.

Но Стефан знал, что сам себя обманывает. Ведь никогда уже ему не видеть матери, "Зефиру" не вернуться в Гданьск, - все ясно!

"- Ну нет, так невозможно! - сокрушался он в душе. - Это слабость. Держись, парень. Не плачься над собой. Бывало ведь и хуже и сходило с рук! Хуже? По правде говоря, хуже не было. Хуже быть просто не могло."

"- Но все равно не в этом дело, - подумал он. - Нельзя подаваться сомнениям. Нельзя рассчитывать на возвращение; нельзя вспоминать маму, не стоит размышлять о крыше над её головой. Он должен быть решителен и хладнокровен. Ведь дело только в том, чтобы не струсить в последнее мгновенье."

Нет, он не трусил. Знал, что пока не трусит, хоть был почти уверен, что не доживет до полудня.

"- Нужно быть начеку," - подумал он.

Громкие команды и воинственные крики, донесшиеся с палубы шведской каравеллы, прервали его размышления. Густые шеренги солдат двумя волнами ринулись вперед к сцепившимся бортам кораблей, взобрались на них, полезли на надстройку и шкафут "Зефира".

"- Штурм!" - подумал Стефан.

Он услышал голос Мартена, перекрывший общий шум, а потом залп нескольких мушкетов. Заметил пролом, образованный картечью в наступавшем строю, который смешался и заклубился, как стремительный поток, налетевший на препятствие, пока его не зальют и не прикроют спокойные воды.

"- Нет, их ничем не удержать," - подумал он.

Но в ту же самую минуту за его спиной раздался громкий топот и три десятка корсаров, вооруженных топорами, клином ворвались в этот прорыв, отбрасывая в стороны наступавших шведов, как острый лемех отворачивает ломти вспаханной земли.

Грабинский на мгновение заметил Мартена, который мчался во главе своих людей, и Клопса с Броером Ворстом по его бокам. Почти одновременно с носа началась контратака, возглавляемая Германом Штауфлем, и рассеченные пополам шведские силы дрогнули и подались обратно к борту "Вестероса".

Стефан затаив дыхание следил за кровавым зрелищем. Сердце стучало у него в груди как молот, подступало к горлу, на миг словно останавливалось и вновь безумно билось. Тут он почувствовал, как кто-то дергает его за рукав, и пришел в себя. Канонир его о чем-то спрашивал. Стефан разобрал только одно слово: галеон.

- Галеон! - промелькнуло словно молния.

Он оглянулся. В полумиле от них шведский корабль сбавлял ход, перебрасывая реи - наверняка чтобы развернуться и подойти к левому борту "Зефира".

Нельзя было терять ни минуты. Стефан скатился вниз по поручням узкого трапа, увлекая за собой канонира.

- Наводить низко, под ватерлинию, - велел он обоим артиллеристам. - Я буду целить в гротмачту.

Присев у пушки, стал рихтовать её короткое дуло, прислушиваясь к нараставшему крику на палубе.

"- Увидели корабль! - подумал он. - Теперь пойдут в последний штурм."

Глядя вдоль дула полукартауна, сквозь орудийный порт в борту "Зефира", он видел маневрировавший галеон. Слабый ветер не способствовал повороту, паруса беспомощно полоскали, темный силуэт, казалось, неподвижно застыл прямо перед орудийными дулами, которые готовились к залпу.

- Огонь! - скомандовал Грабинский.

Сам отодвинулся, приложил дымящийся фитиль к запалу, и отскочил в сторону.

Могучий грохот ударил по ушам, орудие отлетело назад, и сразу прогремели два других.

Едкие клубы дыма поплыли по галерее и улетели сквозь открытый люк.

Стефан метнулся ближе к носу, желая видеть результаты залпа. Действительно, через тамошние порты он уже мог разглядеть шведский корабль. Дым относило к корме, и из-за черного расплывавшегося облака медленно выплывали высокий корпус, бизань, грот, и фокмачта - все неповрежденные!

- Промазали! - в отчаянии воскликнул он.

- Да где там! - раздался за спиной его голос канонира. - По крайней мере два попадания - смотрите!

И в тот же миг средняя пирамида парусов над шкафутом галеона медленно наклонилась, как крона срубленного тополя, и рухнула за борт.

- Ну наконец-то! - выкрикнул Грабинский.

Канонир что-то говорил, хотел о чем-то спросить, но дикий вопль над головами заглушил его слова.

- Штурмуют! - воскликнул Грабинский и бросился к люку, чтобы выглянуть на палубу.

Но это был не штурм. Клубы дыма вздымались над кормовой надстройкой "Вестероса". На каравелле царила паника, абордажный отряд поспешно отступал, растерянные офицеры отдавали противоречивые приказы, а разъяренные, истекающие кровью и потом люди Мартена рубили топорами канаты, крушили кованые багры и абордажные крючья, которые удерживали "Зефир" у борта шведского корабля.

Грабинский едва мог верить собственным глазам. Неизбежное поражение, весь последний час нависавшее над "Зефиром", вдруг совершенно неожиданно сменилось разгромом неприятеля, во всяком случае поражением адмиральской каравеллы, охваченной губительным пожаром. Это казалось почти чудом.

"- Но чудеса случаются лишь раз," - мелькнула мысль.

Он подумал о двух галеонах - о том, который от его залпа лишился гротмачты, но мог ещё использовать свои орудия, и о другом, который в любой момент мог двинуться на перехват.

Стефан огляделся. И то, что увидел, чудом ему уже не показалось - быть может потому, что было делом рук его и двух его помощников - но все равно превосходило все мыслимые ожидания.

Галеон, видимо, получил ещё одно прицельное двадцатичетырехфунтовое ядро пониже ватерлинии, ибо заметно кренился на левый борт и медленно тонул.